Читать книгу "Сибирская Вандея - Георгий Лосьев"

– Жил я перед революцией вполне даже порядочно, лавку завел. Наборщиком уж не работал… Потом в Бийек пришли краснюки, лавку отобрали, скот пограбили. Ну-к, что ж, осатанел я от злости, пожег все остатнее хозяйство и в горы ушел, а как переворот красным случился – подался в святые кресты, в дружинники, стал-быть.

Через Савелия узнала Юлия Михайловна фамилию старца – Владиславский, узнала и то, что до красных служил он начальником Новониколаевской почтово-телеграфной конторы и что «с нонешним начальником дружит, водой не разольешь, и с губпродкомиссаром у него удавкой завязано».

Валентина Сергеевна сказала о Владиславском откровенно:

– Так он же сумасшедший, голубушка!.. И беспощаден: все наши его очень боятся. У него свои опричники есть, только никто их не видит, не знает… Но все это между нами, дорогая… Я вас как мать предупреждаю.

Хромой же отзывался о хозяевах с мужицкой пренебрежительностью:

– Стара барыня!.. Только и умеет, что жрать да гадить. Ни ума у нее, ни сердца.

Юлия Михайловна постепенно убеждалась, что в тумане, созданном вокруг мрачного «Ивана Грозного», по существу, никакой мистики нет.

Она продолжала вести корректуру обновленных Дядей Ваней колчаковско-деникинских листовок, стучала по клавишам «ундервуда», шелестела бумагой и командовала подручному:

– Режьте этот рулон, Савелий.

Однажды хромой спросил:

– Правда, барышня, что папаша ваш – партейный?

Юлия Михайловна подтвердила. Хромой глубоко вздохнул:

– В таком разе в толк не возьму, какая нелегкая вас к нам занесла?…

А Юлия Михайловна и сама уже думала: зачем, кому нужны эти лживые листовки? Папка за обедом однажды достал из кармана листовку Юлочкиной работы – сразу узнала.

– В депо стала появляться антисоветчина – листовки. Глупые, сплошь вранье, рабочие хохочут. Вот прочти, Юлка, – и вынул из кармана подметную прокламацию.

Юлия Михайловна не выдержала, ушла к себе. Сидя на своей узкой девичьей кровати, ломала руки: что же делать, господи? Что делать?

Приближалась ночь со «сверхурочным» дежурством. Юлия Михайловна не пошла на Кабинетскую, пятнадцать. И на дневном дежурстве комиссару почтово-телеграфной конторы сказалась больной. Тот, взглянув на бледное лицо старшей телеграфистки смены, достал из кармана борчатки сверток: ломоть хлеба, жидко намазанный маслом и густо посыпанный солью.

– Тут же ешьте, при мне, товарищ Филатова. Не стесняйтесь. Голодно живете? Ничего, я попробую вам в Губпродкоме дополнительный паек добыть…

Мама поставила Юлочке термометр и ахнула:

– Так я и знала! Ты ж больна, – тридцать восемь!

Юлия попросила вызвать доктора Андрея Ивановича, заведующего Изопропунктом. Ей хотелось одним ударом разрубить все. Она уже представляла себе, как это будет: «Не могу я больше, доктор… не могу! Видите – заболела. Освободите меня от этого ужаса!»

Вместо Андрея Ивановича отец Юлии привез Правдина, опытного врача-коммуниста, старого товарища по охоте.

Оставшись наедине с больной, Правдин заглянул в припухшие Юлочкины глаза, обведенные синими полукружьями, и сказал:

– Эк глазищи!.. Ревете?

Юлия Михайловна застеснялась.

– Реву, доктор…

Доктор выслушал ее.

– Сердце ваше, милая барышня, дай бог каждому. – И снова заглянул в глаза. – А нарыв, безусловно, есть. Взрежем? Расскажите мне, что вас угнетает? Я не поп, конечно, но в некоторых случаях врачи чудеса делают!

Доктор был добродушен и говорил, казалось, о пустяках.

За дверью Правдин сказал родителям:

– Нервы… Живет здоровая нормальная женщина на вдовьем положении, а жизнь-то требовательная штука. Там я оставил ей порошки, пусть пьет. Денька через два – зайду.

Спустя несколько дней доктор встретился на заседании Губкома с Прециксом.

– Слушай, председатель, есть у меня пациентка одна, очень, понимаешь, нервная. Интересовалась, знаешь, доктором Николаевым. Заметь, докторов у нас много, а ей вот интересен бывший белогвардеец.

– Как фамилия твоей пациентки?

– Филатова. Дочь члена райкома Михаила Филатова.

– А-а-а! Вот ты про кого!.. Эту дамочку мы знаем, она сама по себе интересна, и без доктора Николаева.

Помолчав, Прецикс спросил:

– Очень нервничает?

– У меня такое мнение: есть у нее что-то на душе!

– Слушай, доктор, не смог бы ты свести одного человека с этой вдовушкой? Парень интеллигентный, видный, бывший офицер…

– У меня, что ли, на квартире посводничать?

– Хотя бы.

Прошло еще несколько дней, Юлия Михайловна успокоилась. Подпольный станок снова начал стучать…

Как-то в аппаратную телеграфа зашел завгорздравом Правдин. Передал несколько телеграмм с пометкой комиссара, накормившего недавно телеграфистку Филатову круто посоленным хлебушком. Покончив с телеграммами, доктор пригласил Юлию Михайловну:

– Завтра суббота, приходите ко мне. Жена устраивает вечеринку, будут хорошие, умные люди. Придете? Вам необходимо немножко развлечься.

Юлия Михайловна пришла.

В числе гостей там оказался высокий молодой человек в синем морском кителе. Представился:

– Пономарев. – И многозначительно добавил: – Впрочем, мы уже знакомы. Разрешите вернуть вам эту вещицу.

Юлия Михайловна вздрогнула: в руках у нее лежала рукавичка, потерянная в тот вечер, наполненный бураном и страхом.

Юлию вновь охватил ужас перед «высшей силой»…

Пономарев был внимателен и неотступен. Однажды он привел ее в тихий уединенный домик на Межениновской улице. Юлия Михайловна, снимая шубку в передней, уже решила: всё. Сейчас потребует расплаты…

Но в полутьме комнаты стоял человек со щеточкой солдатских русых усов – Прецикс. Пономарев принес два стула, поставил к столу.

– Пересядьте сюда, – сказал председатель Чека, указывая на один из стульев, и сам сел напротив.

Пономарев курил на диване.

– Вот и пришло время нам поговорить начистоту, товарищ Филатова, – вздохнув, мягко и грустно сказал Прецикс. – Довольно вам мучиться. Выкладывайте всё. Всё без утайки.

Опять плакала дочь паровозного механика Юлия Михайловна Филатова… Наконец сказала:

– Хорошо, товарищ председатель… Пусть меня убьют, но и верно, я не могу больше!..

Она рассказала все, что знала, начав с Иркутска.

Потом отвечала на вопросы и снова плакала. Прецикс, заложив руки за спину, ходил по комнате. Пономарев вел протокол.

– Вы, товарищ председатель, наверное, сейчас всех их арестовывать начнете… А они и в тюрьме убьют меня.