Читать книгу "Правда об Иване Грозном - Наталья Пронина"

Таким образом, при внимательном и беспристрастном взгляде на эту «несправедливую расправу с Адашевым и Сильвестром» – расправу, ставшую будто бы началом принципиально новой эпохи в царствовании Грозного, – сразу проступает вся невероятная ее раздутость, так же как и абсолютная безосновательность вытекающего из нее представления о двух периодах правления первого русского царя. Хотя несомненно, что под давлением обстоятельств Иван с течением времени становился в своих действиях все более суровым, но мы видели, что к этому его вынуждала сама жизнь. Мы видели, что все, осуществленное в России с момента его фактического прихода к власти, было осуществлено по его инициативе и во многом под его личным руководством. И в каждом результате он был заинтересован прежде всего сам, воистину кровно, как «прирожденный государь» , не щадя ради его достижения ни себя, ни кого бы то ни было другого. Эта присущая ему могучая воля к деятельности, это глубинное чувство ответственности за все, столь ярко проявившаяся уже тогда, когда он юношей, стоя на Лобном месте, просил у народа прощения за преступления своих бояр, с годами могла лишь усилиться, стать еще более обостренной из-за тяжелейших разочарований, душевных ран и потерь, в которых – мы видели тоже, – недостатка не было. Именно поэтому, перешагнув тридцатилетний рубеж собственной жизни, Иван действительно станет жестче к своему окружению. Станет чрезвычайно требовательным и бескомпромиссным, а по отношению к врагам – и безжалостным. Но означало это не пресловутый «гибельный перелом» в нем самом и в характере его правления, а скорее первый итог, окончательное завершение формирования его как глубоко неординарного человека и великого государя…

Между тем еще профессор Р.Ю. Виппер отмечал, что в этом по сути своей ошибочном разделении царствования Ивана Грозного на две «разные» эпохи «заключена была вместе с тем оценка личности и деятельности Ивана Грозного: оно служило главной основой для умаления его исторической роли, для занесения его в число величайших тиранов. К сожалению, при анализе этого вопроса большинство историков сосредотачивало свое внимание на переменах во внутренней жизни Московского государства и мало считалось с международной обстановкой, в которой (оно) находилось в течение… царствования Ивана IV. Суровые критики как бы забыли (выделено нами. – Авт. ), вся вторая половина царствования Ивана Грозного проходила под знаком непрерывной войны, и притом войны наиболее тяжелой, какую когда-либо вело Великорусское государство» .

Забыли, например, о том, как трудно стало уже в первый год после раздела Ливонии (1561). Как стало не хватать пехоты, вследствие чего литовцы смогли нанести в это время русским армиям несколько весьма серьезных поражений – в 1562 г. сам князь Курбский был разгромлен ими под Невелем . Но и тогда царю снова удалось спасти положение.

Во-первых, он умело нейтрализовал по крайней мере двоих из трех основных своих соперников в Прибалтике – Данию и Швецию. Ради этого Грозный, заключая 20 августа 1561 г. перемирие со шведами сроком на 20 лет, согласился на занятие ими земель нынешней Эстонии. Также посчитал он разумным в сложившейся ситуации согласиться и с аннексией датчанами острова Эзель – соответствующий мирный договор между Россией и Данией был подписан 7 августа 1562 г. . Это давало возможность вновь сосредоточить все силы на борьбе против одного, главного врага Руси – против Польши-Литвы.

Иван сам разработал план новой военной кампании и сам руководил его осуществлением. Уже в январе 1563 г. сосредоточенная близ Можайска 80-тысячная русская армия под личным командованием царя двинулась на Полоцк – древний русский город, некогда захваченный, отторгнутый от России и превращенный в мощную пограничную крепость, закрывавшую дорогу на литовскую столицу Вильну. Вероятно, государь прежде всего хотел нанести решительный удар врагу на его собственной территории и тем самым заставить отступить из Ливонии – ведь Полоцк стоял на самом перекрестье путей, связывающих Литву и Ливонию . По зимним дорогам, в снегах, войска шли тяжело, шли почти месяц, и это было немудрено: одно лишь ядро для осадной пушки весило 20 пудов, а таких везли сотни и сотни… Город окружили только в первых числах февраля.

Но, создавая свой портрет Грозного, наш маститый писатель-историк почему-то лишь походя обмолвился об этом походе, о знаменитом «Полоцком взятии» – еще одном грандиозном военном триумфе Ивана IV, сравнимом по значению лишь с падением Казани. Блестяще организованная осада, обилие пушек и боеприпасов позволили овладеть практически неприступной крепостью всего за две недели. В помощь Полоцкому гарнизону литовское правительство спешно направило гетмана Н. Радзивилла с 3400 солдатами. Но гетман, остановившись в семи милях от города, оказать помощь осажденным так и не решился .

Беспощадный огонь тяжелой артиллерии разрушил стены городского острога, и литовцы вынуждены были укрыться в Верхнем замке. В одном из боев сильно контузило боярина И.В. Большого-Шереметева, командовавшего передовым полком. Как свидетельствует летописец, пушечное ядро, пролетая, «погладило» боярина «по уху» . 11 февраля осадные пушки начали перетаскивать уже внутрь сожженного острога, устанавливая против главной крепостной башни Полоцка – так называемых «Темных ворот». В ночь на 13 февраля «главному нарядному воеводе» (начальнику артиллерии) князю М.П. Репнину царь велел начать сплошной безостановочный обстрел: «бити по городу по всему не с одного места – изо всего наряду и из верхних пушек из вогненных» . После двух суток такой массированной, не прекращавшейся даже ночью канонады загорелся Верхний замок. На рассвете 15 февраля польско-литовский гарнизон выбросил белые флаги и сдался. Причем, как почти полвека назад, после победного штурма Смоленска отпустил всех пленных поляков Василий III, так и теперь его сыном Иваном были щедро одарены (шубами ) и отпущены восвояси все сдавшиеся польские офицеры и солдаты…

Капитуляцию Полоцка принял лично сам царь. Рядом стояли двоюродный брат государя – князь Владимир Андреевич Старицкий и бывший казанский хан Александр Сафа-Киреевич, также принимавшие участие в походе. Мы не беремся представить, какие чувства переполняли душу Ивана в тот миг, когда перед ним торжественно склонили знамена разгромленного противника, когда поднесли ключи от древнейшего русского города, вновь возвращаемого Отечеству. Вспоминал ли он прошлое? Думал ли о будущем? Лучше всего говорят об этом его собственные строки, в те же дни адресованные им владыке Макарию: «Исполнилось, – писал царь, – пророчество русского угодника, чудотворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плещи врагов его: бог несказанную милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, в наши руки нам дал» . Он был счастлив. Он был горд. И, как подчеркивает историк, действительно имел право гордиться этой победой. Ибо отлаженный им механизм власти, «все его колеса, рычаги и приводы действовали точно и отчетливо, оправдывали намерения организаторов» .

Кстати, такой же четкий порядок стремился установить Грозный и во вновь покоренном крае. Приказав приступить к немедленному восстановлению Полоцка, царь, уезжая в Москву, оставил своим воеводам лично написанную инструкцию, содержавшую целый перечень глубоко, до мелочей продуманных мер по управлению Полоцком. Так, он считал, что по ночам воеводы обязаны сами по очереди объезжать город. У местных жителей должно быть изъято все оружие. Городские ворота каждый вечер запираться. Но при этом же Грозный строжайше требовал от своих наместников, чтобы они относились к горожанам предельно честно, чтобы творили «суд скорый и правый», «по местному обычаю». Такова была воля «тирана» …