Читать книгу "Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер"

Я опустил голову и поглядел на Нелл. Зря я это сделал. Она сидела с широко раскрытыми глазами, напряженными, полными горя, печали и сочувствия. Не жалости. Я бы взбеленился, увидев жалость в ее взгляде, как и она, если бы я принялся ее жалеть.

Сочувствие и жалость — разные вещи. Жалость смотрит на человека свысока, жалея его и ничем не помогая, а сочувствие видит человеческую боль и предлагает понимание.

Как же она чертовски красива! Я тонул в ее глазах, не в силах оторвать взгляд. Ее губы, алые, искусанные, припухлые, словно молящие о поцелуе, были слишком близко. Я вдруг почувствовал ее тело, прижимающееся ко мне, ее полные груди, ее круглое бедро, белое, как сливки. Ее ладонь с длинными, немного согнутыми пальцами покоится на моем плече, и кожа горит от этого прикосновения. Я перестал дышать. Буквально. Вздох застрял у меня в глотке, остановленный сердцем, которое переселилось жить в трахею.

Я хотел ее поцеловать. Это было мне необходимо, иначе я никогда бы не задышал снова.

Я скотина, поэтому я ее поцеловал. Нелл заслуживала всяческой нежности, поэтому мои губы коснулись ее как перышки, как легкое дуновение. Я чувствовал каждую выпуклость и впадинку на ее губах, потрескавшихся, обветренных, шершавых от плача и жажды. Я увлажнил их своими губами, целуя каждую губку отдельно. Сперва верхнюю, лаская ее, пробуя, нежно касаясь. Нелл осторожно выдохнула.

По-моему, все в порядке. По-моему, она этого хочет. Я ужасно боялся, что она вывернется из моих объятий, даст мне пощечину, начнет царапаться и вырываться. Скажет, что ее тошнит от поцелуя кровавого чудовища вроде меня. Я ее не заслуживаю, но я ведь скотина, эгоистичный негодяй, поэтому взял у нее то, что смог, и попытался дать лучшее, что у меня есть.

На поцелуй Нелл не ответила. Она подалась всем телом, согнутые пальцы на моей груди напряглись, но губы? Она ждала, позволяя мне обладать ее ртом. Я нежно взял нижнюю губку зубами. Моя ладонь, моя грубая, мозолистая лапа прошлась по ее щеке, отводя за ухо своенравный локон. Нелл не возражала. Глупая девочка, позволять негодяю вроде меня целовать ее и трогать! Я испугался, что грязь у меня под ногтями замарает ее кожу, взволновался, что кровь, которая только что впиталась в мои кости, просочится наружу сквозь поры и запачкает ее плоть цвета слоновой кости.

Она потерлась лицом о мою ладонь. Она разомкнула губы и ответила на поцелуй. О боже, в смысле черт возьми! Девчонка-то умеет целоваться. Дыхание, которое я продолжал сдерживать, вырвалось из меня от изумления, что она это позволяет и даже активно принимает участие.

Не знаю, чего это она. Я вовсе не порядочный человек. Я не из положительных. Я просто прижимал ее к себе, пока она плакала. Ничего другого я сделать не мог.

Я прервал поцелуй прежде, чем он перешел в нечто большее. Нелл смотрела на меня, чуть приоткрыв губки, влажно блестевшие, как вишни, и такие же красные. О блин, я не могу удержаться от нового поцелуя и передать через него частицу моей свирепой страсти. Нелл ответила с неменьшим чувством, передвинувшись так, чтобы оказаться сверху, и не остановилась, когда моя рука двинулась вниз по ее волосам, спине и остановилась у крутого изгиба бедер. Я не смел трогать ее там.

Это безумие. Что я делаю, черт возьми? Она только что все глаза выплакала, рыдала несколько часов. Она ищет утешения, забвения. Я не могу поиметь ее вот так.

Я высвободился и отодвинулся.

— Ты куда? — спросила Нелл.

— Я не могу дышать, когда ты меня так целуешь. Когда позволяешь себя целовать. Я… не гожусь для тебя. Я не хочу воспользоваться ситуацией. — Я покачал головой и отвернулся, избегая ее разочарованного взгляда. Я отошел, стиснув кулаки и злясь на себя. Она заслуживает кого-нибудь получше.

Я схватил гитару, сорвал с нее мягкий чехол и пошел к шаткой, скрипучей лестнице на крышу, прихватив бутылку «Джеймсон». Бросившись в заработанное тяжким трудом, видавшее виды синее раскладное кресло, которое втащил на крышу специально для этого, я отвинтил крышечку и отхлебнул виски. Забросив ноги на парапет крыши, я, глядя на серо-розовое зарево близкого рассвета, положил гитару на живот и принялся перебирать струны.

Наконец я сел и принялся наигрывать новую песню — «Эта девушка» группы «Сити энд колор». Я сразу пожалел об этом — стихи напоминали о том, чего я не заслуживаю с Нелл. Но песня заворожила меня, и я забылся настолько, что не услышал шагов на лестнице.

— Ты такой талантливый, Колтон, — сказала Нелл, когда песня кончилась.

Я вытаращил глаза:

— Ну, спасибо.

Она успела натянуть джинсы и держала в руках одну из моих запасных гитар. Перпендикулярно креслу стоял потрепанный оранжевый диванчик. Нелл уселась на него, скрестив ноги и положив гитару на колени.

— Сыграй мне что-нибудь, — попросил я.

Она смущенно пожала плечами:

— Я плохо играю. Знаю всего две песни.

Я нахмурился:

— Зато поешь как хренов ангел. Я не шучу, у тебя самый приятный и чистый голос, какой я слышал.

— Блин, я же говорю — я не умею играть, — при этом она перебрала струны.

— Не умеешь, — согласился я. — Но это ничего не значит, когда ты начинаешь петь. Главное, занимайся, не бросай, и скоро научишься.

Она, в свою очередь, вытаращила глаза и начала играть аккордами. Сперва я не узнал мелодии и только после первой строфы понял, что это за песня. Негромкий запоминающийся мотив, протяжная печальная мелодия. Стихи старомодные, как не знаю что, но нежные и страстные. Нелл пела «Май фанни Валентайн» по версии Эллы Фицджеральд. Я слышал «Валентайн» в десятке разных исполнений, но, по-моему, только Элла сделала эту песню шлягером.

То, как пела Нелл… Ее голос был высоковат для выбранной тональности, но напряжение на низких нотах только наполняло их большей страстью. Словно желание было таким сильным, таким мощным, что она сбивалась с тона.

Допев, она замолчала, но я покрутил рукой, и Нелл задумчиво перебрала струны и заиграла еще один блюз. Боже, как хорошо! Она запела «Мечта, моя маленькая мечта» Луи Армстронга и Эллы. Как же я люблю эту песню! Вряд ли Нелл это понимает. Я удивил ее безмерно, вступив там, где начинал петь Луи. Нелл улыбнулась широкой радостной улыбкой и продолжала петь. Боже правый, какой прекрасный дуэт у нас получился!

Я никогда не думал о том, чтобы исполнять джаз в фольклорном стиле. Как здорово и необычно! Я знал песню и вставлял интересные вариации, иногда вторя Нелл, иногда играя совсем иначе.

Песня закончилась. С Нелл я пел бы и пел. Я отважился на «Дождливый блюз» Билли Холидей. Хрустальный голос Нелл и мой сиплый хрип превратили эту медленную песню в балладу. Я почти слышал голос Билли, вспоминая, как ее песни доносились из открытого окна дома рядом с мастерской, когда я здесь только поселился. Миссис Хенкел питала слабость к джазу. Она была старенькой и одинокой, джаз напоминал ей о давно почившем мистере Хенкеле, поэтому она распахивала окна, ставила Билли, Эллу, Каунта Бейси и Бенни, танцевала и вспоминала. Я подносил ей покупки, а она щипала меня за задницу и грозила хорошим сексом, как только ей удастся сбросить полвека. Она поила меня чаем, сдобренным виски, и мы слушали джаз.