Читать книгу "Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский"

— Ну конечно, мой фюрер, я обещаю, — соглашался тучный собеседник, покладисто кивал и, невзирая на то что с приходом его фюрера к власти по всей Германии началась борьба с никотином, попыхивал толстенной сигарой — заокеанской, от тех самых англосаксов. — Пока я жив, мой фюрер, Люфтваффе этого не допустит.

Его мундир переливался дорогими металлами и камнями, которые мистически укрепляли налитое нездоровой полнотой тело. Золотым маршальским жезлом, что Геринг держал на коленях, можно было убить быка. В маленьких, глубоко посаженных глазах «наци номер два» светились ум, расчёт и отвага боевого лётчика, собравшего в Первую мировую все высшие фронтовые награды.

— То же самое, Геринг, вы мне говорили совсем недавно насчёт Кёнигсберга. — С силой, так, что в углу вскинулась Блонди, фюрер хлопнул ладонью по столу. — И что же? Запомните, Герман, Берлин — это вам не Кёнигсберг. Запомните, очень хорошо запомните…

Щёточка усов встала дыбом, чёлка упала на глаза, он стал действительно похож на бесноватого ефрейтора, каким его изображали в своей прессе враги. Блонди газет не читала, и внешность хозяина не играла для неё никакой роли. Она знала ему истинную цену. Когда он запирал двери, приглушал свет и начинал думать о страшном, его мысли обретали качество зримых теней. И не просто зримых — они прогибали ткань реальности, придавая ей форму. Через два с половиной года Гитлер будет сутки за сутками проводить в трансе, силясь в одиночку остановить армии, катящиеся с востока. Внешний мир истолкует его постоянное уединение как апатию, слабость и психический распад.

— Да полно вам, Адольф, — сказал Геринг, затянулся и очень по-товарищески подмигнул. — Мы ведь не первый год в одном окопе… Всё будет хорошо.

А сам ощутил, как глубоко внизу живота шевельнулась знакомая боль, память о двух пулях, схваченных в Мюнхене в двадцать третьем году.[108]После провала «Пивного путча» он прятался от полиции и не сразу попал к врачам — плохо залеченные раны успокаивал только морфий. От пристрастия к которому он тоже потом пытался лечиться. В том числе в психиатрических клиниках…

— Да… — Гитлер потёр ладонями щёки. — Да, всякое бывало, мой друг, всякое.

Тут в дверь постучали — вошёл дежурный адъютант:

— Мой фюрер, к вам рейхсфюрер СС Гиммлер.

— Как нельзя более вовремя, — с воодушевлением отозвался Гитлер.

Его лицо прояснилось, в глазах загорелись яркие огни. Блонди видела его таким, когда реальность начинала слушаться.

— Я могу идти? — сразу засобирался Геринг. — Не хочу мешать вам, мой фюрер.

Он отчасти лукавил. Главу СС он только терпел, но не любил. Когда люди Гиммлера пришли к нему и сказали, что его начальник штаба по какой-то там линии является евреем, Геринг отрубил: «Я в своем штабе сам буду решать, кто у меня еврей». Агроном, пороху не нюхавший. Только то и знает, что без толку тратить деньги в этом своём Аненербе…

— Нет, нет, мой друг, я попрошу вас остаться, — не отпустил его Гитлер. — Речь идёт о двери в Агарти.[109]Аненербе, похоже, разобрались с той штуковиной, которую привёз из Африки наш Лис Пустыни.[110]Ну помните, тот огромный, покрытый письменами меч…

— О той самой двери? В Агарти? Интересно, чертовски интересно, — поднял брови Геринг, начиная понемногу звереть от боли в паху. Глядя, как открывается дверь и появляется самодовольная, в змеиных очках, рожа Гиммлера, он в который раз мысленно послал к чёрту политику. До чего же ему хотелось сейчас в буковые леса, которые он так любил…[111]

Бывший агроном пожаловал в кабинет не один. Его сопровождали трое истинных арийцев, облачённых в форму Чёрного ордена. Это были исполнительный секретарь Аненербе Вольфрам фон Сивере, его первый заместитель Эрик фон Кройц и крепкая блондинка с петлицами штурмбанфюрера. Чуть полноватая, но при взгляде на неё в голове сразу начинал звучать Вагнер. Блонди приветственно застучала по полу пушистым хвостом. Эту женщину она хорошо знала.

— Хайль! — вскинула руку вошедшая, щёлкнула, словно выстрелила, каблуками и, пожирая Гитлера взглядом, принялась по всей форме представляться: — Доктор Хильда фон Кройц, начальник подотдела немецких ценностей, мой фюрер.

Голос у нее был низкий, отрывистый, прозрачные арийские глаза щурились, напоминая бритвы.

— А я вас узнал, моя дорогая, — отозвался Гитлер. У него была отличная зрительная память. — Вы на празднике Плодородия держали в руках рог изобилия… Что там в нём хоть лежало-то?

— Дыни, мой фюрер, — снова щёлкнула каблуками Хильда фон Кройц. — А также персики, бананы, груши и виноград. Ещё клубника и айва в большой хрустальной вазе…

Блонди опустила голову на лапы. Всё было хорошо и спокойно.

«К чёрту…» — Геринг незаметно положил в рот пару таблеток паракодина — слабой производной морфия. К концу дня число таблеток будет измеряться десятками.

Гитлер между тем повернулся к Гиммлеру и Сиверсу: