Читать книгу "Дерево на крыше - Виктория Токарева"

В результате мне приходилось вести по пять дел одновременно. Благо моя профессия оказалась востребованной в диком капитализме. Я стала модным юристом, мне стеснялись предлагать маленькие деньги. Хватало и на ремонт, и на машину. Но… иногда нужна была защита, мужская рука, мужское слово. Этого не было, и я страдала от одиночества. Неудовлетворенности накапливались и складывались в депрессию. Я была несчастна при полном процветании.

Ромео провалился куда-то в пучину времени. Я о нем не вспоминала. Ушедшее чувство как прогоревший костер. Когда горит – красиво. А когда пепел – не на что смотреть: пыль и прах.

Однажды Ромео заехал ко мне на работу – седой, в голубом, красавец. Мы сидели и беседовали.

Ромео жаловался на отсутствие работы и денег. Я сказала фразу из Довлатова: «Богатыми не становятся, богатыми рождаются». То же самое и с бедностью. У Ромео никогда не было денег: ни тогда, ни теперь. Но тогда это не имело значения. Их не было ни у кого.

Ромео смеялся сквозь усы, от него пахло апельсинами. Попросил найти работу. Я пообещала. Он ушел пружинящей походкой баскетболиста, легкий, легковесный, как воздушный шарик. Или мыльный пузырь.

Когда за ним закрылась дверь, я его забыла.

Иллюзии кончились. Жить без романов тоскливо, а с романами – йок, как говорят татары. Поколение сменилось. Земля повернулась на сколько-то градусов: Солнце светит другим. А мы – в тени.

Говорят, в Америке возраст женщины не имеет значения. Важна личность, которая видна в любом возрасте. А в России возраст имеет определяющее значение. Возрастная вы–браковка – самая жестокая.

Если разобраться, я осталась такой же – нежной и самоотверженной. Мои ладони были по-прежнему шелковые, а глаза по-прежнему горячие.

Я хотела делиться собой, своими знаниями, мыслями. Во мне скопилось столько доброты и нежности, что было тяжело носить одной. Хотелось не страсти, как прежде, а понимания, растворенности друг в друге и уверенности в завтрашнем дне. Но вместо нежности и уверенности – тоска и отсутствие перспектив.

Бывали взлеты во время защиты. Я собиралась, красилась, как актриса перед выходом на сцену. И выходила – вдохновенная, яркая и молодая, и у всех, кто на меня смотрел, зажигались глаза. А я от этих глаз горела еще ярче.

Потом все кончалось. Я ехала домой. Из меня выходил воздух, как из проколотого первомайского шара. И вместо летящего и парящего я превращалась в бесцветную ошметку.

Что за жизнь? Однако и помирать не хотелось. А вдруг…

* * *

– Але… – обозначился мужской голос.

– Деничка, – спокойно узнала я.

– Ты меня узнала? – поразился он.

Действительно, пауза в пятнадцать лет – внушительная. Но у меня феноменальная память на голоса. Голоса не меняются в отличие от всего остального.

– Ну, как ты? – спросил Деничка.

– Симпатично, – сказала я.

– Симпатично? – поразился Деничка. Его поразила формулировка.

– Ну да, – подтвердила я. – Дети в порядке. Я работаю. Все живы, здоровы. А что еще?

– Ну да… – задумчиво проговорил Деничка и замолчал.

Я не понимала, зачем он звонит и что хочет. Но спросить об этом прямо было неудобно.

– А у тебя? – поинтересовалась я.

– Надя заболела, – тускло произнес Деничка.

Я знала, что Надька процветает и не вылезает из дорогих курортов.

– Моя жена, – уточнил Деничка. – Она ведь тоже Надя.

– А-а… – протянула я. Значит, Деничке нужно сочувствие. За этим и звонил.

– А что с ней? – спросила я.

– Опухоль в мозгу.

Напротив сидел клиент, который внес деньги в кассу юридической консультации. И личный телефонный переговор был неуместен. Однако положить трубку я тоже не могла. Невозможно в такой ситуации сказать: извини, я занята.

– Тебе нужен врач? – спросила я, чтобы вывести разговор в конкретное русло.

– Нет-нет… У меня все есть. Я связался по Интернету с лучшими специалистами мира. Они сказали, что возможны две программы: короткая и длинная. Короткая – это шесть месяцев. А длинная – шесть лет. Надя проживет еще шесть лет. Правда, будет лежать…

– А она хочет лежать шесть лет? – наивно спросила я.

– А как ты думаешь?

Я задумалась: что лучше? Уйти и никого не мучить или длить до последнего свое драгоценное пребывание на этом свете… Быть или не быть… Это становится ясным, когда сталкиваешься напрямую – лоб в лоб.

– Мы будем сражаться до последнего, – произнес Деничка. – Врач из Оклахомы предложил очень интересную методу. Рассказать?

Клиент барабанил пальцами по столу.

– Позвони мне домой, – попросила я.

– А можно? – с надеждой спросил Деничка.

– Вечером, – подтвердила я.

– Кстати, врач из Оклахомы – армянин, – поделился Деничка.

– А что тут особенного… Армяне есть везде.

Деничка стал звонить мне раз в неделю. Потом два раза в неделю. Он каждый раз аккуратно спрашивал:

– У тебя есть минутка?

Я отвечала:

– Позвони через два часа.

Я сдвигала нашу беседу на одиннадцать часов вечера, когда день кончался, все дела позади и посуда помыта, можно заняться осмыслением. Мы говорили, говорили, потом я замечала, что у меня щиплет глаза. Значит, я хотела спать. А потом глаза переставало щипать – значит, я перескочила через точку своего засыпания и теперь у меня будет бессонница.

О чем мы говорили? Обо всем. О том, что во второй по–ловине жизни время убыстряется, за день меньше успеваешь, и год проскакивает очень быстро. Только что была весна – уже зима. А у Нади вообще все слилось одну точку – окно. За окном то зеленая ветка, то снежная. И так шесть раз, шесть лет. И все.

– А что будет там? – спросила я. – Какая разница ТУТ от ТАМ?

– Это ОДНО, – ответил Деничка. – Как сутки. День и ночь. Жизнь и смерть.

– А если она уйдет, ты женишься? – прямо спросила я.

– Нет, – спокойно ответил Деничка. – Я уйду вместе с ней. Мы вместе с ней живем и умираем.

Я задумалась. Я представила своего мужа на месте Денички: он женился бы на следующий день, и его новая жена сняла бы со стен все мои портреты и называла бы меня «мадам». А муж бы не возражал. Он вообще неконфликтный.

В середине зимы Деничка заехал ко мне на работу и попросил разрешения просто посидеть в моем кабинете.

Я была безумно занята, но отказать не посмела. Я сказала:

– Ну, сиди… – и принесла ему чай.

Деничка к чаю не притронулся. Сидел на диване из кожзаменителя и смотрел перед собой. А я расположилась перед компьютером, спиной к нему, и занялась своими делами. И, странное дело, он мне не мешал. Как хорошая погода. Денички как будто не было за спиной, но он был. Я спокойно работала. Он держал в руках тяжелую керамическую чашку, на которой было написано: «Нью-Йорк».