Читать книгу "Люди полной луны - Александр Экштейн"

— Что это, Хонда? — Хромов стремительно протянул руку и, оттянув на Хонде свитер, вытащил поверх него золотую цепочку с причудливым медальоном из какого-то странного, отсвечивающего розовым, металла.

— Нисего не знаю, — вспыхнул Хонда. — Ты чё ко мне прибодался, полковник?

После этих слов азиатская беспристрастность Хонды слегка увяла, и из узких прорезей глаз выглянул устоявшийся, истеричный и жестокий российский уголовник. Хонда пробыл в лагере четырнадцать лет благодаря Хромову, раскрутившему его на этот срок за убийство и ограбление русского корейца-коллекционера, москвича в третьем поколении. Хонда тогда еще был не Хондой, а лейтенантом вьетнамской освободительной армии Шон Тинем (Горный Дух), находившимся в России на излечении и отдыхе после ранения…

Увидев медальон, Саша Стариков удивленно хмыкнул и с немым восторгом посмотрел на Хромова. Точно такой же был на одном из трех убитых возле ВДНХ.

— Это изображение духа-покровителя Ким Куи, золотая черепаха, — объяснил Хромов старшему оперуполномоченному. — Дух хороший, добрый, но золотое его изображение могут носить лишь избранные мыонги, а это настораживает. Я за всю жизнь встречаю лишь второго такого избранного. Один убит вместе с двумя гражданами России, наверное, те еще гуси. А второй — Хонда, базарный главшпан прищуренных. Вот и возникает вопрос: зачем нам такие избранные?

— Не нужны! — громко согласился с полковником Саша Стариков и обескураженно спросил: — Что с мыонгом будем делать?

— Пока в КПЗ, — задумчиво решил Хромов. — Там отопление включили, мерзнуть не будет.

— Прокурора санкция не давать! — горячо запротестовал Хонда.

— Давать, давать, — успокоил его Саша Стариков и, положив свою могучую руку на шею задержанного, похлопал по ней. — Еще как давать.

Самым интересным во всем этом Хромову показалось условное обозначение никому не нужной игры. Хромов и Саша Стариков знали, что Хонда говорит на русском даже лучше некоторых русских.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ананий Сергеевич Тассов родился и вырос в Москве. Его отец, Сергей Игоревич Тассов, родился и вырос в Москве. Мама, Екатерина Власовна Тассова, в девичестве Студнева, коренная москвичка, всегда говорила: «В нашей семье нет ни одного инородца, все коренные москвичи». Поэтому Аник Тассов всегда считал, что титул «москвич» — это что-то на уровне родового дворянства с пожизненными и передающимися по наследству привилегиями. Окончив школу, Ананий поступил на биологический факультет МГУ, он чувствовал в микробиологии невнятные акценты несбывшегося совершенства. Анания возмущало, что слово «человек» звучит неоправданно гордо и самоуверенно, а маленькие, не видимые глазом и даже через простой микроскоп, брусчатые хрусталики надмолекулярно-атомного действия, которые делают поступки человека осмысленными, незаслуженно оставались в тени. После окончания университета Ананий остался в аспирантуре, защитил кандидатскую и почти сразу же докторскую диссертации, стал Ананием Сергеевичем, холостым, молодым, перспективным ученым, которого вот так, небрежно, свел на нет великий уравнитель «АКМ», нашпиговав циничным свинцом возле ВДНХ, в компании странных и двусмысленных личностей.

— Вечно эти ученые в какое-нибудь дерьмо влезут, а мы разгребай лопатой все их высшие стремления, — сердился Хромов, внимательно глядя на Сашу Старикова. — Так, говоришь, информация о Тассове засекречена по высшему государственному уровню?

— Да, — подтвердил Саша. — Выше не бывает, надо ФСБ подключить.

— Ну да, — уныло кивнул Хромов. — Родственная организация, им позвонишь, и они тут же всю информацию тебе на блюдечке преподнесут. — Хромов немного помолчал, торжественно подняв кверху палец, назидательно произнес: — Но существует мужская дружба! — и потянулся к телефонному аппарату, изобразив на лице непривычную для Саши дружелюбную усмешку.

Тарас Веточкин, возглавив отдел аналитических инсинуаций ФСБ, ни капельки не изменился. Он был по-прежнему молодым, как и все сорокалетние, веселым, в меру циничным и не до конца искренним в тех ситуациях, когда это имеет смысл.

— Да! — резко бросил в телефонную трубку Веточкин.

— Нет! — ответили ему в ответ и выжидательно замолчали.

— Хромов? — полувопросительно поинтересовался Веточкин и сам себе ответил: — Ну да, Хромов.

— Тарас, тут такое дело, что тошно от безысходности. Дай мне информацию по Тассову Ананию Сергеевичу, его недавно застрелили, а он весь из себя засекреченный, биолог, ученый.

— Информацию? — удивился Веточкин. — По Тассову? — Не отнимая от уха трубку, он стал щелкать по клавиатуре компьютера. — ГРУ или ЦРУ, разницы никакой, доволен?

— Слушай, — беспардонность Хромова не имела границ, — а как у тебя отношения с Вьетнамом, вась-вась или аля-улю?

— Аля-васю, васю-улю… — Веточкин достал бумажник, пересчитал деньги и выщелкнул на дисплее: — Вьетнам.

— Хонда, бандюк с Черкизовского рынка, — с надеждой проговорил полковник.

— Леонид Максимыч! — возмутился Веточкин. — Это ФСБ, а не спецприемник для бомжей.

— Да ты что? А бывшего лейтенанта вьетнамской армии Шон Тиня знаешь? Он у нас за ограбление и убийство сидел. Освободился и остался в России, теперь на базаре земляков терроризирует.

— Шон Тиня? Информации нет, — соврал Веточкин. — Ищи, полковник, по своим каналам.

— Ага, — дал ему понять Хромов, что все понял. — Откуда у вас вообще информация о чем-либо, и вообще — почем дрова в Ростове?

— Там все бесплатно, Хромов, пошли лучше вечером выпьем чего-нибудь, я кефир люблю, а ты?

— В девятнадцать тридцать жду тебя на служебной машине возле Соловецкого камня. Свою машину не трогай. Я тоже кефир люблю и знаю, как он по мозгам шибает.

— В девятнадцать тридцать пять! — категорически настоял на своем Веточкин и положил трубку.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Да-а, — скептически произнес, ни к кому не обращаясь, Хромов, покидая салон «ауди» и с наслаждением делая несколько наклонов и приседаний, чем несказанно всполошил пробегающих мимо прохожих, которые не предполагали, что солидный, седеющий человек, вышедший из солидной, официальной машины, начнет заниматься разминочной гимнастикой в центре вечерней Москвы. Оперевшись руками о скамью, Хромов сделал несколько энергичных отжиманий.

— Вот черт, а я лыжи забыл надеть. — Стоя возле отжимающегося полковника, Веточкин был похож на заботливого тренера.

— Ладно тебе, лыжи, — добродушно проворчал Хромов, прекращая свою разминку. — Куда пойдем?

— Да вот, — махнул рукой Веточкин в сторону «Детского мира», — бар хороший в «Савое».

— В «Савой»? — Хромов скептически хмыкнул. — Там полно иностранцев. А ты же знаешь, кстати, пить в окружении иностранцев — это то же самое, что плясать на похоронах.