Читать книгу "Идут по Красной площади солдаты группы "Центр". Победа или смерть - Максим Шейко"

– Мнда. Похоже, спокойная жизнь кончилась – завтра будет жарко! Йохан, передай по колонне приказ остановиться. Командиров взводов – сюда!

Через пару минут после того, как радист передал сигнал, к замершему штабному БТРу, борт которого был украшен белой надписью «KiTi» (таким нехитрым способом Ганс решил увековечить свои приятные воспоминания о Кристине Терезе), подтянулись все младшие командиры роты. Взводные два и три (бывшие ближе всех в колонне) прибежали пешком, Эмиль примчался из «обоза» на своем любимом «ковшике», а Швайнштайгер, назначенный комвзвода 1, подрулил на своей самоходке и лихо сиганул через борт БТРа прямо со своего командирского места, не снимая модных темных очков с зеркальными стеклами – пижон чертов.

Едва все расселись, Ганс расстелил на откидном столике карту с только что нанесенными отметками.

– Итак, камрады, вечерний отдых отменяется. Начинается настоящая работа! Сегодня до наступления темноты мы должны достигнуть Збруево. – Карандаш уперся в мелкую надпись на карте. – Эмиль, как у нас с горючим?

– Запас есть, командир. На одну заправку зверюшкам хватит, а колесные и так пока неплохо залиты.

– Ясно. Тогда так: сейчас остановка на полчаса – осмотреть технику и дозаправиться. Потом – марш. Полевой кухни нам сегодня не видать, поэтому разрешаю вскрыть сухие пайки. Жрать будем на ходу. Выступаем нынешним порядком. Свиненок[31]– в авангарде. В этом Збруево нас должен поджидать первый батальон 2-го полка, но никаких гарантий, так что – повнимательней. Легкую разведку на «Фольксвагенах» – вперед, пусть идут завесой. И не зевать. Все, по местам!

Синие стрелы, изображавшие на штабных картах направления немецких ударов, стали загибаться навстречу друг другу, как крючья, впиваясь все глубже и глубже в группировку «красных». Манштейн сделал еще один шаг к своему маршальскому жезлу.

* * *

А Марченко все это время шагал в совсем другом направлении, хотя повышения в звании в итоге тоже не избежал. После того как его бригаду отвели с фронта, Рома и остальные уцелевшие бойцы смогли наконец-то спокойно передохнуть. Вновь стали регулярно появляться горячая пища, время на сон и даже давно забытые походы в баню – жизнь налаживалась! Много ли надо в самом деле человеку, с таким трудом сохранившему самое главное – жизнь? Снаряды не свистят каждые пять минут – уже хорошо, даже замечательно! А тут еще и баня с горячим супом, и каша с американской тушенкой, которая в последнее время начинала играть все более заметную роль в солдатском рационе. Так что Роман был более чем доволен.

Еще больше ему подняли настроение дальнейшие события – командование, в неизъяснимой мудрости своей, не просто отвело бригаду на сотню километров в тыл, а отправило ее аж в Вологду. По меркам второго года войны, это был уже глубокий тыл, со всеми, как говорится, вытекающими. Но высшее командование не угомонилось и после этого! Словно желая разом искупить все свои реальные и мнимые прегрешения перед Марченко, начальство в лице командира бригады буквально засыпало Романа наградами. Сперва было утверждено присвоение ему звания сержанта – Ромины петлицы украсила еще одна пара малиновых треугольников. Затем, абсолютно неожиданно для всего личного состава, состоялось общее построение бригады, на котором какой-то пузатенький генерал-лейтенант, прибывший из штаба армии, толкнул речь и вручил награды тем командирам и красноармейцам, которые уцелели из первого состава бригады и прошли с нею через все зимние бои. Таковых оказалось не так уж и много, и среди этих отличившихся был свежеиспеченный сержант Марченко, грудь которого украсила медаль «За отвагу». Филатову же и вовсе вручили «Красную Звезду».

А вскоре после награждения немногочисленный личный состав бригады был огорошен очередной новостью: их часть будет расформирована! При этом все уцелевшие бойцы и командиры будут влиты не куда-нибудь, а в состав 19-й гвардейской стрелковой дивизии! Марченко, окольными путями узнавший эту новость одним из первых, тут же отправился на поиски старшины, горя желанием поделиться полученными известиями и обсудить вытекающие из них перспективы.

Филатов отыскался на заднем дворе временной казармы их батальона, которая до войны была частью какого-то профтехучилища. Митрич был занят тем, что придирчиво рассматривал свои сапоги, только что тщательно вымытые и начищенные, но тем не менее выглядящие довольно жалко – несколько месяцев, в течение которых старшина попеременно месил ими то снег, то грязь, не прошли для обуви даром. За этим глубокомысленным занятием его и застал Роман.

– Здорово, орденоносец! Что, обувка каши просит?

– Здорово, коль не шутишь. Просит, зараза. Это ж ты, прощелыга, вечно себе что-то достаешь, а мы люди простые – что выдали, то и носим.

Рома пожал плечами:

– Хочешь жить – умей вертеться! Я, между прочим, свои последние сапоги с убитого лейтенанта снял, а тебе кто не давал?

Старшина задумчиво поскреб щеку и выдал:

– Не по-людски это, мертвых обирать… Да и размера подходящего не попалось… Тебе хорошо – в твоем сорок втором половина армии ходит, а мой сорок пятый еще попробуй найди!

Марченко ухмыльнулся:

– Вот чтоб ты без меня делал, а? Ладно, будут тебе новые сапоги. Скоро! Да не грязедавы какие-нибудь яловые, а хромовые!

Филатов оторвался от созерцания своих сапог и окинул скалящегося Романа задумчивым взглядом:

– Я тебя, прохвоста, как облупленного изучил – не станешь ты такими вещами шутить. Со мной не станешь. Так что говори, что разузнал. И если вдруг окажется, что ты все же пошутил, то я тебя, паразита, мигом определю в хозкоманду, что вечерком на станцию отправляется – там как раз на погрузку угля такие веселые нужны!

Не переставая ухмыляться, Ромка благодушно отмахнулся от страшных угроз и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Да ладно тебе, Митрич, расслабься – все по-честному. Я тут писаря нашего разговорил, из штаба бригады… В общем, расформировывают нас, такие дела.

– Тааак. Расформировывают – понятно. У нас в роте сорок человек, на весь батальон двух сотен не наберется, с писарями и прочими ездовыми. В бригаде – меньше тысячи. Не соединение, а слезы одни. Только при чем тут мои сапоги?!

– А при том, что расформировывают нас не просто так. Все, что от нашей бригады осталось, вольют в 19-ю стрелковую, да не простую, а гвардейскую. Так-то!

– Интересно девки пляшут! Это что ж получается: мы теперь гвардией станем?

– Истину глаголешь, Митрич! И мнится мне в этом глубокий смысл: не иначе как командование наше прознало про беду твою и решило пособить. Чай, в гвардии вещевое довольствие получше будет, да и зарплата вдвое от нашей. Так что крути дырку скорее, бо значок на грудь цеплять будет некуда. А за сапоги не волнуйся – будут! Не допустит советская гвардия, чтобы такой геройский старшина без сапог остался!