Читать книгу "Посланец небес - Михаил Ахманов"

– Если ты не станешь торопиться, то будет еще сундук, как раз для второй половины, – сварливо вымолвил Пагуш. Для мятежника и предводителя разбитого войска он держался довольно уверенно.

Альгейф сошел с колесницы, оглядел луг, где часть пленных была уже связана и согнана в огромную толпу, а другая, под присмотром солдат, таскала убитых и складывала их в штабеля. Вероятно, это зрелище полной и несомненной виктории порадовало сердце чахора – может быть, даже слегка размягчило. Он посмотрел на Пагуша и кивнул.

– Ну, теперь можно и поговорить, а это место не хуже всякого другого. Эй, лодыри безволосые! – Альгейф щелкнул пальцами, подзывая стражу. – Кувшин вина, табурет для меня, табурет для рапсода, а для этого, – он ткнул пальцем в пленника, – вкопать бревно и приделать крюк. Живо!

– Крюк не нужен, чахор. Зачем нам эти разговоры о крюке? Лучше вели подать два кувшина вина и третий табурет, – предложил Пагуш, осматривая Тревельяна, его голубое, с кисточками, пончо, кинжал пейтахской работы и мешок, в котором просматривались очертания лютни. – Рапсод! Страж справедливости! Это хорошо, что здесь рапсод. Будет свидетелем.

Принесли вино и табуреты, но только два. Столб тоже притащили, с уже вбитым сверху крюком, но Альгейф пока не велел его вкапывать. Вино разлили по кубкам, военачальник отхлебнул, уселся и сказал Тревельяну:

– Ты тоже садись, Тен-Урхи. Этот длинноносый ублюдок желает свидетеля из рапсодов. Ну, пусть будет ему свидетель! – Альгейф снова промочил горло, повернулся к пленнику и рявкнул: – Ты! Мешок дерьма, отродье навозной кучи! Ты что о себе возомнил, ушастая нечисть? Ты, предавший Светлый Дом, осыпавший тебя благодеяниями – ибо дать такому пацу в управление город с землями есть величайшая милость! И чем ты за нее отплатил? Перерезал глотки нашим солдатам и выпустил кишки чиновникам! Ты думал, что ваша поганая Манкана так далеко, что Светлый Дом до тебя не дотянется? Дотянулся, однако. Я здесь! Я его меч, его копье, его рука! – Военачальник грохнул кулаком по панцирю. – И эта рука подвесит тебя на крюк, а твоих мерзавцев-сообщников угонит в Пибал, ломать камень!

Пагуш слегка поморщился.

– Ты кончил, чахор? Тогда послушай, что я скажу. Известно ли тебе, что горы Ашанти, разделяющие Манкану и Гзор, ничейная территория? Найденное там принадлежит нашедшему, кем бы он ни был, гзорским или манканским нобилем или чиновником Семи Провинций, присланным в наши края для сбора налогов. Ты со мной согласен?

– По закону треть найденного – доля Светлого Дома, – сказал Альгейф и уставился на содержимое сундука. – Так! Найденное вижу, и еще вижу манканского нобиля с ушами до плеч. А где гзорский? И как его зовут?

– Его звали Боннор, и сейчас его прах плывет к Оправе Мира, – печально пояснил Пагуш.

– А где чиновник?

– Лимак-Гез следует за Боннором в то же святое место, – сказал Пагуш еще печальнее. – Оба они пали жертвой своего нечестия и жадности, ибо позарились на чужое, на треть Светлого Дома и на мои две трети. Знай же, чахор, что некий рудознатец из моих служителей, ныне тоже усопший, разыскал в горах Ашанти древние копи с этими бесценными камнями. – Пагуш покосился на сундук. – Я послал туда людей, наладил добычу, выстроил целый поселок для рудокопов и первые камни отвез Лимак-Гезу, ибо они законная доля Светлого Дома. Но Лимак-Гез – да проклянут его имя во всех Семи Провинциях! – сказал, что эти копи останутся нашей тайной, а треть добытого пусть идет в его ларцы. Мое возмущение было безмерно! И тогда презренный Лимак-Гез сговорился с Боннором, чей удел лежит по другую сторону хребта Ашанти. Боннор послал воинов в горы, чтобы занять мой рудник, а Лимак-Гез, собрав солдат со всех сигнальных вышек и постов, хотел схватить меня в Ильве, бросить в Висельные Покои и, вероятно, убить. Нет, не вероятно, а наверняка! Пришлось и мне собрать людей, чтобы оборониться.

Выслушав эту туманную историю, Альгейф хмыкнул.

– Не слишком ли многих ты собрал? Тысяч десять будет, а?

– Так мне же пришлось биться с двумя! И я с ними справился, а с тобой, чахор, я вовсе не хотел сражаться, о чем говорит этот сундук и знаки мира, что вынесли по моему приказу. Но ты такой торопливый…

«Лукав и хитер этот Пагуш, – заметил призрачный Советник Тревельяна. – Ох, хитер, собака!» Несомненно, так оно и было. Правдой в рассказе Пагуша являлись рудник, самоцветы и свара, затеянная из-за них, но кто на самом деле собирался скрыть богатство, а кто был честный налогоплательщик, сейчас не установишь. Два соперника мертвы, и даже рудознатца прикончили на всякий случай… А сундук с камнями – вот он! И еще второй обещан! Веские доводы. Так что Альгейф может возвращаться восвояси с победой, с двумя сундуками и пленными.

Пленные больше всего беспокоили Тревельяна. Он уже смирился с тем, что его поход в Манкану – пустые хлопоты, что миссия буксует в прежнем состоянии, что никаких земель за океаном здесь не открыли, а лишь затеяли драку, не поделив внезапного богатства. Пагуш был ловкачом и, очевидно, лжецом, которого не жалко вздернуть, но эта казнь явилась бы признанием вины не только князя, но и его людей. И все они, сколько их есть, восемь или девять тысяч, отправятся в пибальские каменоломни…

Он видел, что Альгейф колеблется, но продолжались эти колебания ровно столько, сколько осталось напитка в кувшине. Потом военачальник велел подать еще вина и третий табурет.

– Садись, Пагуш. – Небрежным движением Альгейф взбил свои бакенбарды. – Воистину боги шепчут мне в оба уха! В левое, что ты поведал чистую правду и, значит, никакой битвы меж нами не было. Так, мелкая стычка по недоразумению… Я возвращаюсь назад без пленных, но с сундуком и сообщаю, что ты навел порядок в Манкане и Гзоре, прирезав парочку бесчестных нобилей. Правым же ухом я слышу, что ты хитрец и враль и что тебя, бунтовщика, нужно подвесить на столбе, а твоих мерзавцев – отослать в каменоломню.

– А сундук? – напомнил Пагуш.

– В этом случае сундук – моя добыча, которую ты утаил от Светлого Дома.

– А второй сундук? Учти, чахор, камни в них никто не пересчитывал!

– Вот это меня и останавливает, – со вздохом признался Альгейф, посматривая на столб с крюком. – Но все же я в большом сомнении… Может, ты, Тен-Урхи, что-то предложишь?

– Когда голос богов неясен, нужно спросить их еще раз, – сказал Тревельян. – Если история Пагуша правдива, пусть пошлют знамение.

– Согласен, пусть пошлют, – кивнул Альгейф и огляделся. – Ну, и где оно? Ничего не вижу и не слышу… Выходит, Пагуш, ты сидишь в божественной заднице по самые уши!

На лбу манканского нобиля выступил пот, щеки побледнели. Тревельян решил его не мучить и вытащил из сумы свою лютню.

– О знамении нужно просить, благородный Альгейф. Сделаем вот что: я сыграю мелодию и попрошу Таван-Геза явить свой божественный лик. Если так случится, ты заберешь сундуки, оправдаешь Пагуша и отпустишь его людей.

– Согласен, – повторил Альгейф и сделал знак своей страже. – Поднимайте столб, бездельники! Не думаю, что Таван-Гез захочет взглянуть на манканскую крысу. Его камнями не подкупишь!