Читать книгу "Рельсы под луной - Александр Бушков"

Тем более что мы, прожив там дня четыре, стали за ним замечать… всякие странности. Жена недосмотрела, ребенок выполз на крыльцо, навернулся со ступенек, расшиб головенку до крови. Подошел папаня, подул, побормотал что-то – и кровь больше не идет, дитенок моментально орать перестал, улыбается. То же самое было, когда Равиль – не совсем по-трезвому, откровенно говоря – споткнулся во дворе, упал, руку рассадил о какую-то железяку. Подошел хозяин, цап его за руку без всяких церемоний, пошептал, подул – и моментально прошло, кровь не течет, кожа не зажила, но рану чуток стянуло. Свиньи у него убежали из загородки – он, не суетясь, что-то такое шикнул, свистнул, и они назад гуськом, как собачки. Такие вот интересные мелочи. Равиль говорил потом: надо было поблагодарить, да как посмотришь ему в глаза – ну его!

Мы, конечно, все это малость обсуждали меж собой. Мы с Лехой и Равиль, люди молодые, только удивлялись: слышали про колдунов, но видеть не видели. А Никодимыч как-то по-другому держался. Он был с Урала, деревенский, казался нам тогда сущим стариком – как таких только на войну берут? Хотя было ему, я точно помню, сорок четыре. Ну, мы-то – самому старшему двадцать шесть. Нам он – старик стариком.

Так вот, Никодимыч нашу болтовню о хозяине слушал не встревая. Сказал только:

– Это бывает…

Мы ему: а что, ты дома что-то такое видел? Он: да ничего я не видел, отстаньте…

И вдруг видим мы, Леха стал с хозяином шушукаться. Самым натуральным образом: сядут во дворе, в уголочке, и тихонько о чем-то говорят, с самым серьезным видом. День они так, два… Мы к Лехе с расспросами: что да как? Леха отмахивается:

– Очень он интересно про старые времена рассказывает, как что было…

Но глазами что-то вихляет…

И однажды вечерком, на третий день, он нам говорит:

– Славяне, я отлучусь… Тут недалеко. К утру, я так думаю, вернусь, даже наверняка, но вы уж, если вдруг взводный нагрянет с какой-нибудь проверкой, не выдавайте. Скажите ну хотя бы, что меня понос прошибает, по полчаса за домом в траве сижу…

Мы ему: сдурел? Куда это ты вздумал отлучаться? Порядки забыл? Забыл, что полагается за самовольную отлучку из расположения? Сам спалишься, и нас подведешь…

Он говорит:

– Да какое там – из расположения? Я тут, в деревне, а это отлучкой из расположения не считается…

Мы насели: говори, что и как. Очень нам стало любопытно. Даже если он на пальцах договорился с китайской бабенкой – кое-кому удавалось… Но когда он успел? Все время с нами, на глазах, никто за ним ничего такого не замечал…

И так нас разобрало, что поставили мы ему вопрос ребром: или ты нам выкладываешь правду, или – не пустим. Вон Равиль у нас, хотя и не младший комсостав, все равно сержант, старший по званию, прикажет сидеть дома – и будешь сидеть как миленький…

Приперли мы его крепко, а он торопился. И в конце концов, видя, что мы не отстанем, выложил… Оказывается, в помещичьем доме закопан клад, самый натуральный, с золотом. И хозяин ему предложил этот клад взять на пару – один он почему-то не может, ему помощник требуется. А односельчан он брать с собой не хочет – ну, убедительно, в общем, мы – люди сторонние, с деревенскими не общаемся, сегодня здесь, а завтра неведомо где, уж наверняка больше не вернемся… Хозяин, мол, обещал честно поделить пополам. «Золото… Золото, мужики! Уж с ним-то я дома враз жизнь налажу…»

Мы с Равилем отнеслись к этому как-то несерьезно: в жизни не видывали кладов. Для нас это кино с приключениями. Клады только в кино бывают. Никодимыч дым пускает и молчит, насупился что-то. Потом спрашивает:

– А если плохо кончится?

– Это как? – взвился Лexa. – Японцев там быть никак не может. А если он, когда возьмем клад, решит не делить, а втихомолку меня пристукнуть – не получится. Я повоевал, видывал виды. У меня финка за голенищем и «Вальтер» за пазухой. Не выйдет. А насчет клада я ему отчего-то верю, вот верю, и все…

Никодимыч ему:

– Я не про то, Леха… Такие клады людям иногда боком выходят. Опасные они, понял? Пропадешь… Вот так вот один он золото взять ни за что не может, помощник ему понадобился… Говорю тебе: клады бывают разные. С одними ничего, обходится, а с другими… Погибнешь.

Леха аж заматерился.

– Никодимыч, – говорит, – ты тут чертовщину дурную мне не гони. Ты еще скажи, что там китайские черти сидят… Сам видел хоть раз, чтобы из-за кладов люди погибали? Нет? Ну так что ж ты тут сказки разводишь? Пришел, выкопал… Я и с вами поделюсь, честно.

Никодимыч отвечает:

– Сам не видел. А вот люди говорили. Которые врать не будут. Ты что, сам не видишь, что хозяин – человечек непростой?

– Да ерунда, – отвечает Леха. – Самое житейское дело… Может, там только вдвоем и управишься. Мама родная, хозяйство поправлю, детей подниму…

Никодимыч попытался его отговорить – но как-то все так же, обиняками. На Леху все его слова нисколечко не подействовали… да и на нас с Равилем тоже. Фыркаем втихомолочку: в самом деле, развел тут Никодимыч… Дурит старик…

– Ну что, сержант? – спрашивает Леха. – Препятствовать будешь?

– Да больно надо, – отвечает Равиль, ухмыляясь уже во весь рот. – Вдруг там и впрямь что закопано? Тебе и правда хозяйство поднимать… хоть я и не представляю, как ты золотишко у себя в деревне продавать будешь. Только смотри, чтобы он тебя и в самом деле ножичком потом не пощекотал, если найдете. Золото – вещь такая… А люди тут отсталые…

– Справлюсь, – говорит Леха. – Не первый год на войне. Не ему меня взять, если что…

И ушел. Мы вскоре легли спать, время позднее. Никодимыч все в сторону смотрел, ворчал – ну, а мы с Равилем только фыркали. Хозяин, конечно, человек странный, ну да мало ли в жизни странных людей? Был у нас в городке один милиционер, так тот умел с собаками обращаться, как цыган с лошадьми. Я сам видел. Ни словечка не скажет, только глянет – и любой самый злющий цепной кобель, хвост поджавши, ползет в будку. И все знали. Он что, колдун? Да ну, просто умел так…

Проснулись мы под утро, будто кто толкнул. Лexa вернулся. Вздули мы коптилочку, смотрим: сел он в уголочке прямо на пол, у китайцев в деревне рассиживаться не на чем, стульев и табуреток у них не водится, кинут циновку на пол, и на ней сидят.

В помещичьем доме видели мы стулья, ну так то ж помещик…

И лежит рядом с Лехой немаленький узелок из какой-то китайской дерюжки: эге, а дело-то, похоже, сладилось… Только мы больше таращимся не на узелок, а на Леху. Что-то с ним крепенько не так: глаза у него навыкате, зубы стучат, вид – краше в гроб кладут… Никогда его таким не видел, даже когда мы с германскими морячками, вдрызг пьяными, резались врукопашную, он потом лучше смотрелся…

Плеснули мы ему дрянной китайской водочки – у нас был запасец, мы ж солдаты опытные, умеем такие вещи организовывать. Плосконькую японскую сигаретку в зубы сунули, огоньку поднесли. Понемногу он оклемался, но вздрагивает и на окно косится…