Читать книгу "Мутабор - Ильдар Абузяров"

– Нет, так мы вопроса не решим! – давай завтра встретимся во время обеденного перерыва и поговорим обстоятельно!

Глава 2

Солнечный удар

1

Омар проснулся в час между замерзшей птицей и голодной собакой. Он сел на землю и потер глаза. Затем еще раз. Затем еще. Он тер глаза тыльной стороной ладони так яростно, словно собирался высечь из них искру. После глаз он принялся отчаянно растирать руками другие части тела. За ночь, проведенную в кустарнике, Омар задубел так, что не мог думать ни о чем, кроме как о тепле. Выпавшие на долю Чилима лишения привели к тому, что его кожа огрубела и стала твердой и непробиваемой, как панцирь у рака. Ей явно не хватало коралловой ванны с горячей водой и мыла с экстрактом ламинарии. И это уже не говоря об уютном внутреннем дворике отеля, лавровой зелени и спелых плодах граната, растущих на дереве прямо перед окном.

По приезде в Кашевар Омара очень удивило, что многие местные жители на таком солнцепеке ходят в шерстяных свитерах и даже кожаных куртках. Словно насмехаясь над местным обычаем, Омар выходил из отеля в одной хлопковой рубашке. Но, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Что же холодно-то как, что ж так холодно? – бубнил себе под нос Омар, пока не вспомнил, что этой ночью он опять разговаривал с рыбой.

А ведь точно – замер он, уловив мелькнувшую под толщей воды в глубине сознания тень, – прошедшей ночью ему опять снилось, что с ним говорят рыбы, шевеля своими пухлыми губами. «Так, может, я так сильно замерз, потому что весь сон находился с ней под водой? Но что от меня хотят эти бедные создания? И когда все это прекратится?!»

Закрыв глаза, чтобы лучше видеть тени, Омар сосредоточился на разговоре с рыбами. Вот, раздувая жабры, сазан жалуется ему на то, что пресной воды в мире все меньше и экология водоемов все хуже. А вот корюшка сетует, что ее уже вылавливают на корм попугаям. И только она обмолвилась о попугае, как под конец сна заявился птенец Элиот с петицией, что не может есть полутухлую рыбину.

– Надо же! – открыл глаза Омар и тут же захлебнулся в потоке яркого света. – Во сне я видел своего расфуфыренного какаду, жалующегося на то, что мы совсем не уделяем ему внимания!

Но где тогда ответственная и сердобольная Гюляр? Что с ней случилось? Впервые Омар почувствовал, что дома творится неладное. Дохлая рыба – скверный знак. Кажется, ощутив тревогу за невесту, Омар и проснулся.

Вскочив на ноги, Чилим принялся прыгать, разогревая кровь, – так ему не хотелось перевоплотиться в безголосую корюшку. Он даже скакал на одной ноге – то ли для того, чтобы увеличить нагрузку, то ли подражая цапле.

В гуляющих волнах, как в кривом зеркале, Омар видел, что его лососевая рубашка помялась и поблекла, лицо покрылось изрядным слоем щетины.

Без со́мов в кармане ты рано или поздно оказываешься в желудке у сомо́в. Еще с детства Омар знал, что большой сом, затаившийся в коряжнике озера, может проглотить собаку и маленького человечка.

«Надо поскорее уносить ноги от этого гиблого места, – решил Омар. – В жаркий полдень здесь, слов нет, хорошо, а ранним утром затхлая вода дает ощущение ненужной сырости и гнили в поджилках».

2

Кашевар – место парадоксов. Это Омар понял, стоило ему опять оказаться в старом городе: глинобитные дома с балконами, высокие дувалы, мечети, украшенные резьбой по ганчу, простой люд кругом, встречаясь с которым, Омар не разбрасывал свою энергию налево-направо, распахнув рубаху, а шел мимо притаившихся в многочисленных арках магазинчиков и кафе, весь ощетинившийся и ссутулившийся. Он группировался, боясь любым лишним движением растерять остатки тепла.

Скрестив руки на груди, он по-прежнему тер свои плечи, наблюдая, как торговец пряностями ловким движением ладоней зачерпывал из больших мешков корицу и кориандр, чтобы растереть пахучие экзотические травы и поднести к носу жестом заправского дегустатора. Он не торговал, он колдовал. Торговец специями с седой бородой, походивший на старика-волшебника, в столь ранний час чародействовал над своим чудодейственным экзотическим товаром, а Омар по-прежнему думал только о тепле. «Вот бы мне немного жгучего перца», – даже не думал, а инстинктивно чувствовал, откуда исходит тепло.

Как по команде, он останавливался у газующих машин и возле распахиваемых на миг дверей магазинов и лавочек. Он ловил струю теплого воздуха, готовый, как птица, расправить крылья под этим потоком.

На радость Омару, кукурузу здесь не варили, а жарили на углях. Жаровни и хлебные печи для Омара, загребавшего жар жабрами, были сущим спасением. Но чем больше Омар согревался, тем нестерпимее он хотел есть, потому что тепло приходило вместе с ароматами еды…

– Холодно, теплее, еще теплее, горячо, горячий завтрак, – твердил Омар себе под нос детскую считалку. Ноги сами несли его туда, откуда пахло едой. На узкие улочки старого города, где полно забегаловок и мусорных баков с отходами. На рынок, где в мини-печках торговцы и ремесленники готовят себе кушанье кушари – из нута, риса, коричневой чечевицы и кукурузы.

И вот уже Омар шел на запах пищи вслед за отвисающей слюной, словно на поводке. Когда ты голоден, ты идешь только за своей слюной. Потеряв всякий стыд, он готов был нагибаться и поднимать выпавшие из рук кашеварцев крошки хлеба и рыбы, рыться в мусорных баках и пакетах.

«А чем я отличаюсь от прочих? – успокаивал себя Омар, вынимая ошметки, засохший фруктово-травяной чай и полусгнившие фрукты из мусорных баков. – Целые районы кашеварцев, словно черви или личинки, живут на переработке мусора, зарабатывая всего по сто сомов в месяц».

На площади, где одна сердобольная старушка кормила уличную свору собак, он хотел было прикинуться одним из четвероногих друзей этой бабки и ползти к еде на четвереньках. Он даже подумал, что подслеповатая старушка не определит в нем человека, тем более он не брился второй день и жесткая щетина с каждой секундой все более походила на волнистую шерсть.

3

«Я превращаюсь в собаку, – ужасался Омар, – и истекаю слюной-рефлексом Павлова». Он чувствовал, что поселившийся в нем зверь уже начал грызть и глодать его изнутри. Теперь Омар готов был биться насмерть за кусок хлеба, готов был сам дойти до каннибализма и вцепиться в глотку какого-нибудь жирного шашлычника, пропитанного запахами жареного мяса, лука и помидоров.

О каком достоинстве может идти речь, когда человек полностью зависит от своего желудка и просто не в силах больше ни о чем думать, кроме как о еде? У палатки с пончиками и беляшами он смотрел на сальные руки раздатчиков. Он готов был целовать эти руки, слизывая с них масло и жир. Голод не только беда-злость. Он еще и драма-унижение.

Поистине, голод способен сделать из самого обычного человека опасного зверя. И тут уже не до иронических ухмылок и усмешек. Сознание голодного человека мутно, истощенный голодом практически невменяем нравственно. Воля бездомного бродяги атрофирована. Он подчиняется лишь элементарным, животным инстинктам, переходящим в болезненную страсть.