Читать книгу "Смерть на перекрестке - Дэйл Фурутани"

— Что случилось-то?

— Да, говорят, бандиты! А где ж они?

— Что? Какие бандиты?

— Кто напал?

— Где ж бандиты? Здесь уж?

Кадзэ промчался по задам деревни, поднимая обитателей немногих домиков, не выходивших на главную улицу. К тому времени как он обежал всю деревню, посреди улицы собралось уже все взрослое население Судзака — и мужчины, и женщины. Они переговаривались, половчее перехватывали оружие и вглядывались — кто мрачно, кто испуганно — в ночную мглу.

Запыхавшийся от бега Кадзэ втиснулся в самую гущу толпы и принялся, тяжело дыша, проталкиваться к ее центру.

— Это кто? Люди, что ж тут творится?!

— Самурай это! Тот, что у Дзиро в доме стоял!

— Где ж бандиты, господин самурай?

Толкаясь плечами и локтями, Кадзэ продирался сквозь человеческий лес, одновременно поглядывая на оружие, которое держали крестьяне. Цепы, серпы — ну, этого следовало ожидать. Но у большинства — копья, мечи, а то и алебарды-нагинаты. Молча, не отвечая ни на какие вопросы, он шел и шел сквозь гомонящую толпу и почти в самом центре заметил-таки пухлую руку, сжимавшую лук.

Прорвался к человеку с луком в руке — о, разочарование, — уперся взглядом в потную, круглую физиономию судьи!

— Б-бог-ги великие, г-гос-под-дин самурай, чт-то случ-чилось? — стуча зубами от ужаса, лепетал судья.

В другой руке толстяка Кадзэ заметил пучок стрел. Вытянул одну из трясущихся пальцев. Судья разжал руку — прочие стрелы рассыпались по земле. Храня невозмутимость на лице, самурай подошел к одному из крестьян, державших факелы. Спокойно рассмотрел стрелу в пляшущем желтом свете.

— Что случилось?! Что?! Соблаговолите отвечать! — Судья медленно, но верно приходил в себя.

Ответом Кадзэ не озаботился. Еще раз тщательно изучил стрелу судьи. Потом обвел неторопливым прищуренным взором гомонящую толпу, убеждаясь, что среди собравшихся более нет ни одного человека с луком.

— Да говорите же наконец! — взорвался судья.

Кадзэ поднял руку, утихомиривая обитателей деревни.

— Люди селения Судзака! — крикнул он громовым голосом. Шепот, выкрики и разговоры тотчас прекратились. Кадзэ еще раз обвел взором встревоженные лица вокруг и продолжал: — Вы сделали все, как и следовало! Ваша отвага и воинская сноровка до смерти напугали бандитов, уже собиравшихся напасть среди ночи на деревню! Поздравляю с победой!

Сказавши это, Кадзэ сразу же пошел прочь, и люди в толпе расступались перед ним, словно стебли высокой летней травы, которую раздвигает плечами путник, неведомо куда бредущий через зеленый луг. И долго еще, возвращаясь в княжеский замок, слышал потом Кадзэ у себя за спиной возбужденные споры крестьян, оставшихся позади.

Деревня Судзака гудела, ровно растревоженный улей. Одни крестьяне предполагали, что неведомо откуда явившийся самурай, не иначе, безумен. Другие спорили — всяко случается, может, ронин захожий правду сказал — спугнули они в последний момент шайку? Третьи же только пофыркивали: ну да, как же! В самый раз деревенщине темной пугать людей господина Куэмона или, коли уж на то пошло, любого другого предводителя разбойничьего! Поспорили, пошумели — и выдохлись. Напряжение необычных ночных событий ослабело. Мало-помалу разошлись люди деревенские по домам и хижинам своим — досыпать.

Ичиро, староста сельский, — тот, верно, последним ушел. Долго стоял в пыли, крутил головой, прикидывал — чего воин поступком своим странным добился? Но потом и он на боковую отправился, побрел устало в крепкий, зажиточный дом, где жена с детьми давным-давно уже на разные голоса сопели. Поставил нагинату на почетное место в углу главной комнаты. Несколько минут смотрел на нее задумчиво. А после отошел в соседний угол и сдвинул оттуда в сторону несколько увесистых мешков риса. Обнажились доски пола. Почти без усилий снял староста пару-другую деревянных плашек. Пошарил руками в земле, пока не наткнулся на кусок старенькой циновки, маскировки ради замазанный грязью. Снял циновку и уставился вниз, в неглубокую дыру, тщательно устланную изнутри рисовой соломой.

После вытащил из кучи хвороста веточку, зажег от еще тлевших в очаге углей и, словно факелом, осветил свой схрон, удовлетворенно осматривая его содержимое. В неверных рыжих всполохах пламени оружие заблестело чисто и остро. В неглубокой дыре, прижатые друг к другу, скрывались два самурайских меча, кинжал и большой боевой лук. Поразмыслив, староста вынул из запретного для простолюдинов тайника кинжал и принялся снова прикрывать дыру циновкой.

Глава 12

Земля — и вечность…

Я, меж ними зависнув,

К земле и к жизни тянусь.

Следующим утром Кадзэ с почетом препроводили пред ясные очи князя Манасэ. Перед тем, едва пробудившись, нашел самурай в отведенном ему покое собственную свою одежду — выстиранную, отглаженную, заново сшитую и тщательно зачиненную, так что ныне одет был уж на привычный, неброский лад.

Манасэ вкусам своим экстравагантным не изменил — снова красовался во множестве ярких и роскошных старинных одежд, слои коих создавали сложную, изысканную цветовую гамму. Сидел он на маленькой веранде, выходившей в садик, украшенный камнями и кустами. Кадзэ припомнилось — в Японии эпохи Хэйан, когда и создавала благородная дама Мурасаки свою «Повесть о Гэндзи», по умению правильно располагать по цвету многочисленные кимоно и накидки судили об изяществе и хорошем вкусе женщин. Тонкие сочетания множества оттенков, мастерство, с которым орнаменты одежд словно бы перетекали один в другой, тщательность в создании силуэта, который формировали бесчисленные слои ткани, — все это долженствовало свидетельствовать об аристократизме и безупречном чувстве прекрасного. Интересно, а у мужчин так же было[16]? Очень уж тщательно уложены складки одеяний Манасэ, очень уж приятное для взора сочетание цветов они образуют…

— Мне доложили, что вы, друг мой, зачем-то устроили вчера ночью в деревне самое нелепое крестьянское сборище… — негромко начал князь, по-прежнему глядя вниз, в сад, и не оборачиваясь к собеседнику.

Кадзэ низко и почтительно поклонился узкой спине Манасэ.

— Простите великодушно, князь, за то, что я дерзнул нарушить мир и покой во вверенной вашему попечению провинции, — заговорил он, — однако я преследовал благую цель — осмотреть оружие, которое держат у себя местные крестьяне. Единственным способом проделать это, не прибегая к затруднительным и долгим тотальным обыскам, было поднять людей ночью, по тревоге. Воин, оказавшийся в нежданной опасности, всегда хватает именно то оружие, к которому особенно привык.

В утреннем воздухе раскатился звенящий смешок князя.