Читать книгу "Сладкая боль - Ребекка Джеймс"

Прибравшись на кухне, я иду к себе, чтобы немного вздремнуть, и просыпаюсь ближе к вечеру от грома и шума ливня. Настоящая буря. Я спускаюсь в гостиную, ложусь на кушетку и щелкаю с канала на канал. Проголодавшись, звоню и заказываю пиццу. Несколько кусков я оставляю для Анны, если вдруг она выйдет, но девушка не выходит, и в одиннадцать я собираюсь спать.

Прежде чем подняться в спальню, я проверяю окна и двери в каждой комнате, чтобы убедиться, что все надежно заперто. Я сам пугаюсь, вздрагивая при каждом шорохе и отпрыгивая от собственного отражения в зеркале. Я бы предпочел жить где-нибудь в другом месте. В простой, маленькой, уютной квартирке, где только гостиная, спальня и ванная. Где нет укромных уголков. В Фэрвью слишком сумрачно и темно, дом трещит и стонет, как живой. Здесь чувствуешь себя особенно уязвимым. Такое ощущение, что за тобой наблюдают. Идя наверх, я вспоминаю сон, который видел накануне, и от пережитого ужаса у меня волосы встают дыбом.

Я оставляю в коридоре свет и не закрываю дверь спальни. Хотя нервы и звенят при каждом звуке, засыпаю мгновенно.

44

Добравшись до чердака, Анна уступает страху. Она ложится на пол и глубоко дышит, борясь с полноценным паническим приступом. Девушка ничего не в состоянии поделать, если приступ уже начался, его невозможно остановить — только ждать, когда же пройдет всепоглощающее ощущение ужаса.

Когда приступ заканчивается, она измучена эмоционально и физически, как будто бежала марафонскую дистанцию. Страх прошел, но осталось ужасающее чувство пустоты и одиночества. Сегодня она вновь доказала, что ничего не изменится. Ее жизнью владеет паника, которая преграждает дорогу счастью. Анна обречена жить одна — сумасшедшая в огромном особняке, которая прячется на чердаке и с каждым годом становится все ненормальнее.

От грусти в животе стягивается узел. Зияющую пустоту нужно чем-то заполнить. Девушка глотает таблетку и запивает водкой прямо из горлышка. Потом садится с бутылкой в кресло, сворачивается клубочком, натягивает одеяло на ноги. Анна отхлебывает и плачет.

Наверное, так будет лучше. Она хорошо знает, что любовь — глупая и рискованная затея. Полюбить — все равно что вырвать сердце из груди и протянуть на ладони, кровавое, беззащитное, обнаженное, в надежде на то, что ни судьба, ни люди не швырнут его на пол и не растопчут.

45

Не знаю, что меня будит — наверное, какое-то шестое чувство. Я резко сажусь и озираюсь. В комнате темно: в коридоре свет не горит. Я чувствую холодный пот на лбу, сердце бешено колотится в груди.

А потом я вижу темную фигуру.

Кто-то за мной наблюдает.

На сей раз незнакомец не на пороге, а в коридоре, ближе к лестнице, скрытый тенью.

Несколько бесконечных секунд мы смотрим друг на друга.

Это не сон. Я бодрствую.

Первый порыв — спрятаться под одеяло, сунуть голову под подушку. Или позвать на помощь, как ребенок. Но так нельзя, поэтому я заставляю себя сделать вдох и крикнуть:

— Эй! Чего тебе нужно? Что ты тут делаешь?

Фигура не двигается. Хотя каждая клеточка моего тела приказывает спасаться бегством, я встал с постели и иду к ней. Но, прежде чем я успеваю хотя бы дойти до двери, призрак исчезает, слившись с темнотой.

— Эй! Стой! Стой, твою мать!

Я включаю свет и от внезапной яркой вспышки моргаю. В коридоре пусто.

Бегом спускаюсь по лестнице и включаю свет в прихожей.

От увиденного у меня кровь стынет в жилах.

Чем-то густо-красным, огромными неровными буквами по всему коридору намалевано:

ЗДЕСЬ ЖИВЕТ СМЕРТЬ

46

Это не кровь, хотя и очень похоже. Придя в себя, я рассматриваю надпись поближе и трогаю пальцами. Буквы липкие и влажные, с сильным химическим запахом. Краска. Коридор выглядит жутко, повсюду алые капли и брызги, как на бойне. Точь-в-точь сцена из фильма ужасов.

Приказывая себе не паниковать, я иду на кухню. Задняя дверь заперта, везде тихо и пусто. Возвращаюсь в коридор, проверяю входную дверь и другие комнаты, хотя и не сомневаюсь, что никого там не найду. Я проделываю определенную процедуру, потому что так надо.

Убедившись, что дом заперт и пуст, я снова останавливаюсь в коридоре и рассматриваю исписанные стены. Даже не знаю, что делать. Позвонить в полицию? Ну и что я скажу? Что у моей соседки странное чувство юмора? Или что она, возможно, слегка спятила?

Наверное, нужно найти Анну. И что дальше? Бросить ей обвинение? Потребовать объяснений?

Отвратительная идея. На дворе глухая ночь, и я страшно устал. Меньше всего мне хочется играть в детектива и ссориться с бедной Анной. Но рано или поздно придется поговорить и выяснить, что, блин, происходит.

Адреналин отхлынул, и я понимаю, что дрожу, а сердце дико колотится. Я иду на кухню, беру пиво и выпиваю всю бутылку огромными глотками, стоя перед холодильником. Потом устало бреду к себе, задержавшись в коридоре на мгновение, прежде чем напоследок проверить одну за другой пустые спальни. Просто на всякий случай — я знаю, что там никого.

Я останавливаюсь у двери Анны и уже поднимаю руку, чтобы постучать, но вдруг меня посещает внезапная мысль. Я опускаю руку, возвращаюсь к себе, включаю лэптоп и наконец делаю именно то, что намеревался сделать в тот день, когда помешала Лилла.

Небольшое исследование.

Что такое агорафобия.

«Это психическое расстройство обычно начинается с легкой тревоги, вызываемой каким-либо конкретным местом или событием, которая постепенно нарастает, превращаясь в мучительную боязнь выходить куда-либо вообще. Человек, страдающий агорафобией, боится собственного страха, своей преувеличенной реакции, нестандартного отклика на самые обыкновенные ситуации. А главное, унижения, которое испытывает, если паническая атака застигает его при посторонних…»

Теперь я чуть лучше понимаю, отчего Анна живет в уединении и не любит общаться, но это ничуть не объясняет прочие странности, которые творятся в доме.

Я ложусь спать на рассвете.

И просыпаюсь через два-три часа. Чувствую себя отвратительно, но нужно выйти на свежий воздух и проветрить голову. Я варю кофе, после чего иду кататься. Шагая по коридору, стараюсь не поднимать голову и не обращать внимания на написанные на стене слова. Но алый цвет ярко выделяется на белом фоне, а буквы такие большие и агрессивные, что невозможно их игнорировать. Они словно призывают остановиться. Даже днем надпись выглядит пугающе.

Я катаюсь целый час, иду в ресторан, вытираюсь и переодеваюсь. Покупаю газету, устраиваюсь за столиком в кафе и заказываю большой завтрак. Какое облегчение — уйти из Фэрвью. Уйти от Анны. Приятно подумать о чем-нибудь еще, узнать новости, сосредоточиться на чужих проблемах, а не на собственных.