Читать книгу "Мегрэ и мертвец - Жорж Сименон"

— Его-то? Еще вчера.

— Он вам не показался более нервным, чем обычно?

— Знаете, такие субъекты всегда нервны. Когда ходишь по канату… Ладно. Насколько я понимаю, канат вот-вот лопнет. Жаль малышку. Впрочем, теперь, когда у ней отросли перышки, она сама справится и даже найдет себе кого-нибудь получше.

Разговаривая, Маршан ел, пил, утирал губы салфеткой, запанибрата здоровался, прощался и успевал еще подзывать метрдотеля или официанта-виночерпия.

— Не знаете, с чего он начинал? — А вот это, мой толстячок, вопрос, который не задают джентльмену, — суховато отпарировал Маршан, которому шантажистские газетенки охотно напоминали о его собственном дебюте. Правда, почти сразу же спохватился. — Знаю только, что одно время у него была контора по найму статистов.

— Давно?

— Несколько месяцев назад. Могу навести справки.

— Не нужно. Предпочел бы даже, чтобы вы, особенно сегодня вечером, воздерживались от каких бы то ни было намеков на наш разговор.

— Вы придете к нам в театр?

— Нет.

— Тем лучше, а то я уже собирался вас просить выяснить свои отношения с ним не у нас.

— Я не желаю ни малейшего риска, Маршан. Наши с Коломбани фотографии слишком часто появлялись в газетах. Судя по вашим отзывам и моим сведениям, этот субъект достаточно хитер, чтобы учуять не только нас, но и моих инспекторов.

— А история-то, старина, похоже, и вправду серьезная… Кладите себе куропатку.

— Да, может запахнуть порохом.

— Ото!

— Уже пахло. И сильно.

— Прекрасно. Только ничего мне не рассказывайте. Я лучше прочту обо всем в завтрашних или послезавтрашних газетах. Ешьте, друзья мои. А об этом шатонефе что скажете? Здесь его осталось всего пятьдесят бутылок. Я велел их припрятать для меня, но пусть теперь останется сорок девять. Я закажу еще одну?

— Нет, благодарю. У нас ночью работа. Через четверть часа они расстались с Маршаном, несколько отяжелев от слишком сытного и слишком сдобренного вином обеда.

— Лишь бы он промолчал! — буркнул Коломбани.

— Он промолчит.

— Кстати, Мегрэ, твоя тетка привезла хорошие вести?

— Превосходные. Теперь я, по правде говоря, знаю почти всю историю Маленького Альбера.

— Так я и думал. У женщин всегда самая первосортная информация. Особенно у тетушек из провинции. Может, поделишься?

Времени у них хватало. Ночь обещала быть беспокойной, это делало особенно желательной известную разрядку, и оба комиссара двинулись пешком.

— Ты был прав. Мы, вероятно, могли взять их разом в Венсене. Эх, лишь бы Бронский не догадался, что мы вышли на него!

К половине десятого они добрались до уголовной полиции, где их ожидал взволнованный инспектор с важной новостью.

— Карел Липшиц убит, комиссар. Можно сказать, у меня на глазах. Я стоял в неосвещенном закоулке на Севрской улице, метрах в ста от больницы. Вдруг слышу справа шорох, словно кто-то осторожно пробирается в темноте. Потом человек побежал, и тут же грохнул выстрел. Все произошло так близко, что я сперва решил: стреляют в меня, и автоматически выхватил револьвер. Затем не увидел, а скорей догадался, что один упал, а другой убегает, и открыл огонь.

— Убил?

— Я метил в ноги, и на втором выстреле мне повезло: попал. Беглец рухнул.

— Кто это был?

— Мальчишка, которого зовут Петром. Везти его никуда не потребовалось: все произошло прямо перед больницей.

— Значит, Петр пристрелил Карела?

— Да.

— Они пришли вместе?

— По-моему, нет. Похоже, Петр выследил дружка и завалил его.

— Что он говорит?

— Мальчишка? Ничего. Губ не разжимает, только глаза лихорадочно блестят. Он не то счастлив, не то горд, что угодил в больницу. В коридорах бросал по сторонам жадные взгляды.

— Черт возьми, так это же из-за Марии, которая там находится! Ранение тяжелое?

— Пуля попала в левое колено. Сейчас парня наверняка оперируют.

— Что в карманах?

На письменном столе Мегрэ лежали отдельно друг от друга две тщательно подобранные кучки вещей.

— Первая — из карманов Карела. Вторая — из карманов мальчишки.

— Мере у себя?

— Предупредил, что пробудет всю ночь в лаборатории.

— Передайте, чтобы спустился. И пошлите кого-нибудь наверх, в архив. Мне нужны учетная карточка и дело некоего Яна Бронского. Пальцевых отпечатков у меня нет, но у него две судимости, и отсидел он не меньше полутора лет.

Комиссар отправил также людей на Прованскую улицу к «Фоли-Бержер», строжайше наказав им любой ценой остаться незамеченными.

— Перед уходом хорошенько присмотритесь к фотографии Бронского. Брать его только в том случае, если попытается сесть в поезд или самолет. Но, думаю, этого не случится.

В бумажнике Карела Липшица лежали 42 тысячефранковые бумажки, удостоверения личности на его имя и еще одно с итальянской фамилией Филиппино. Липшиц не курил, при нем не оказалось ни сигарет, ни трубки, ни зажигалки, но были обнаружены карманный фонарик, два носовых платка, в том числе один грязный, билет в кино, датированный истекшим днем, перочинный нож и пистолет.

— Вот видишь! А мы воображали, что все предусмотрели, — заметил Мегрэ, указывая Коломбани на билет в кино. — Они таки сообразили, что лучше пойти в кино, чем шастать по улицам. В кино можно часами отсиживаться в темноте. А на Бульварах, где сеансы круглосуточные, — даже вздремнуть.

В карманах Петра нашлось всего 38 франков мелочью. В бумажнике хранились две фотографии — маленькая паспортная карточка Марии, вероятно прошлогодняя, потому что прическа была у девушки другая, и портрет крестьянской четы, сидящей на пороге своего жилища где-то в Центральной Европе, насколько можно было судить по внешнему виду дома. Удостоверение личности отсутствовало. Сигареты, зажигалка, голубой блокнотик с несколькими страницами, исписанными карандашом…

— Вроде бы стихи?

— Убежден в этом.

При виде двух объемистых кучек Мере возликовал и тут же утащил все в свою берлогу под крышей. Вскоре один из инспекторов положил комиссару на стол дело Бронского. Безжалостно резкая, как все антропометрические снимки, фотография совершенно не соответствовала описанию Маршана: у молодого человека было усталое лицо, двухдневная щетина, крупный кадык.

— Жанвье звонил?

— Сказал, что все спокойно и вы можете вызвать его по телефону: Пасси, шестьдесят два — сорок один.

— Соедините меня с ним.

Мегрэ читал вполголоса. Из дела явствовало, что Бронскому, уроженцу Праги, сейчас тридцать пять. Учился в Венском университете, потом несколько лет жил в Берлине. Там женился на некой Хильде Браун, но когда двадцати восьми лет приехал на законных основаниях во Францию, то был уже один. Еще тогда он указал род занятий — кинематографист; первым его местожительством была гостиница на бульваре Распайль.