Читать книгу "Склиф. Скорая помощь - Андрей Шляхов"

«Получше вашего» вызвало у Коростылевского короткий смешок.

— …Я же знаю, почему вы не хотите меня выписывать! — продолжала накручивать себя Озорицкая. — Популярности дешевой ищете! В лучах чужой славы погреться норовите! Как же — пока я здесь, от журналистов отбоя нет…

«Сейчас Даниловна ей выдаст!» — подумал Коростылевский, наблюдая за тем, как тяжелеет взгляд заведующей отделением. Что-что, а «выдать» Анастасия Даниловна умела. По первое число, выше крыши, так, что добавки никогда не просили.

Заведующая отделением сдержалась. Дала пациентке возможность выговориться, то есть — наораться, а потом сказала:

— Выписывать сегодня не будем. Покажем невропатологу, а там решим.

— Я уйду! — пообещала Озорицкая, поправляя халатик на высокой упругой груди, стоившей целое состояние (делали в Лондоне). — В чем есть уйду!

— Да хоть безо всего! — ответила Анастасия Даниловна, никогда не поддававшаяся на шантаж. — Если вам охота разгуливать в феврале по улицам в чем мать родила — то я вам этого запретить не могу, да и не собираюсь. Только учтите, что…

— Это вы учтите, что у меня съемки! — перебила звезда больших и малых экранов.

— Съемок много, жизнь одна, — ответила Анастасия Даниловна и вышла из палаты.

— Вера Вячеславовна, будьте благоразумны, — попросил Коростылевский. — Мы же не просто так…

— А вы, Максим Павлович, не можете распорядиться, чтобы мне выдали одежду? — проворковала Озорицкая, пуская в ход часть своего богатого арсенала — доверчивый взгляд широко распахнутых глаз, ласковую улыбку, страстную хрипотцу в голосе и томное, как бы приглашающее к чему-то, движение плечами. — Вы же не такой, вы до-о-обрый…

Согласившись, Коростылевский мог бы получить в награду поцелуй и несколько ласковых слов, но он не согласился. Помотал головой и сказал:

— Это невозможно.

Озорицкая придала лицу выражение «как же я вас всех ненавижу!», демонстративно отвернулась и уставилась в окно. Коростылевский ушел. Едва он вышел из палаты, как Озорицкая схватила с тумбочки мобильный телефон и позвонила заклятой подруге Анне, тоже актрисе, но рангом пониже, «второплановой», то есть играющей роли второго, а то и третьего плана. В академических и близких к ним театрах подобных актеров называют «театральным горошком», недвусмысленно намекая как на размер их дарования, так и на то, что они являются чем-то вроде гарнира. Размеры одежды и, что самое главное, обуви у подруг совпадали.

— Анька, спасай! Меня не выписывают и не отдают вещи! Привези мне куртку, сапоги, джинсы, свитер, ну в общем все, что надо для побега. Только в сумку сунь, чтобы не светиться. В отделение не ломись, стремно, позвони, я выйду на лестницу…

Анастасия Даниловна в это время тоже разговаривала по телефону. С заведующим вторым неврологическим отделением Демишевым, которого считала лучшим невропатологом Склифа (нейрохирург — это тот же невропатолог, правда, владеющий не только молоточком, но и скальпелем). Демишев поворчал, что стар он по актрисам бегать и что дел у него невпроворот, напомнил, что существуют штатные консультанты, но все же сдался, потому что знал, что Анастасия Даниловна, не добившись своего, не отстанет. Не поленится даже спуститься с десятого этажа на четвертый, чтобы за ручку отвести консультанта к пациентке.

Новый визит врачей Озорицкая встретила в штыки. Подруга пообещала «пошевелить задницей», то есть — приехать как можно скорее, а тут еще один осмотр.

— Я не хочу, чтобы меня осматривали! — заявила звезда больших и малых экранов. — Замучили уже своими осмотрами. Я хочу выписку и вещи.

— Александр Акимович как раз и пришел для того, чтобы решить вопрос о вашей выписке, Вера Вячеславовна, — тон у Анастасии Даниловны был ласковым, таким тоном любящие матери увещевают непослушных детей. — Он посмотрит вас, и тогда уже мы…

— Смотрите, мне не жалко! — Озорицкая сменила гнев на видимость милости, сообразив, что чем меньше она будет выкаблучиваться, тем скорее уйдут доктора.

Осмотр вместе с расспросами занял четверть часа, но Озорицкой, изнывавшей от нетерпения, он показался вечностью. Когда врачи ушли, она снова позвонила подруге.

— Стою в пробке на Крестовском мосту, — доложила подруга. — Как только, так сразу… о, поползли вроде!

— Давай быстрее! — поторопила Озорицкая.

— У меня не вертолет! — ответила подруга и отключилась.

Озорицкая вытянулась на кровати, прикрыла глаза и стала ждать.

Демишев подтвердил опасения Анастасии Даниловны.

— Не хочется так с ходу каркать, но в первую очередь, Настя, я бы поискал опухоль, — сказал он в кабинете заведующей отделением. — Или метастазы. Парезы[18]просто так не возникают. Хорошо бы еще и нарколога пригласить…

— Нарколога потом, — Анастасия Даниловна представила реакцию Озорицкой на приход нарколога. — Давай вначале исключим органику. Ты распиши обследование, а я возьму всех за жабры, чтобы быстро управиться.

— С этими звездами никогда без сюрпризов не обходится, — посочувствовал Демишев. — Такая уж у них планида…

— Планида у всех одинаковая, Саша. Родился, заболел, умер… — Анастасия Даниловна явно настроилась на минорный лад. — Все дело в деталях и нюансах.

Подруга-спасительница позвонила через полчаса.

— Я тут, в Склифе, — доложила она. — Стою на десятом этаже у лифта.

— Выйди на лестницу, — велела Озорицкая. — Я мигом.

Одно дело — выйти из отделения с пустыми руками, и совсем другое — с сумкой в руках. Озорицкая не стала забирать ничего своего, кроме телефона, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей и без того не обделенной вниманием персоне.

Искать укромное место для переодевания Озорицкая не стала. Просто поднялась этажом выше, чтобы ненароком не столкнуться с кем-то из «своих» врачей и медсестер, и быстро-быстро переоделась, доставая вещи из сумки по одной. Закончив, направилась к лифтам, потому что спускаться с одиннадцатого этажа пешком не хотелось.

Едва лифт тронулся, Озорицкая привалилась спиной к стене, закрыла глаза и издала странный звук, похожий на хрип.

— Кайфуешь? — спросила подруга.

Хрип усилился. Озорицкая сползла на пол и забилась в судорогах. Лицо ее посинело, перекосилось и стало таким страшным, что подруга завизжала от ужаса. Помочь было некому — они ехали в лифте вдвоем. Так и доехали до первого этажа. Обе обмочились, не обратив на это никакого внимания.

Озорицкую положили на четвертый этаж, в отделение реанимации и интенсивной терапии для нейрохирургических больных. Куда же еще класть пациентку после судорожного припадка. Подруга обошлась без госпитализации, быстро пришла в себя и уехала домой переодеваться в сухое.