Читать книгу "Потерявшая сердце - Анатолий Ковалев"

— Ах, не велено! — возмутилась Евлампия и со всей силы толкнула старуху. Та отлетела от двери и заохала, больно ударившись обо что-то. Воспользовавшись ее замешательством, карлица ворвалась в дом и заметалась по комнатам, яростно приговаривая: «Не велено, значит! Легко отделаться решили!»

Она обнаружила художника на втором этаже, в мастерской. Он и в самом деле был занят, скучая у мольберта над натюрмортом. Перед ним на изящном столике стояла ваза, доверху наполненная оранжерейными фруктами. На парчовой скатерти отдельно лежала кисть красного винограда. Рядом распластался взъерошенный фазан с красным пятном на грудке, и все это пиршество венчал огромный хрустальный кубок с розовым вином.

Вехов не удивился, увидев ворвавшуюся к нему женщину. Он резким движением головы откинул назад упавшую ему на лоб прядь каштановых волос, отложил кисть, палитру и спокойно произнес:

— Я знал, что рано или поздно вы придете ко мне…

Евлампия едва раскрыла рот, как в комнату вбежала запыхавшаяся служанка.

— Оставь нас! — приказал ей Павел Порфирьевич и строго добавил: — Не вздумай подслушивать под дверью!

Старуха в сердцах плюнула и вышла, весьма внятно ругаясь. Вехов предложил Евлампии стул, но та не тронулась с места, продолжая сверлить его вызывающим взглядом.

— Я прекрасно понимаю вас, — вздохнул хозяин, — но и вы должны понять, что мой роман с Натальей Харитоновной не был легкомысленным увлечением. Мы любили друг друга.

— Я вам не верю, — заявила она. — Если бы вы любили Наталью Харитоновну, то не допустили бы ее гибели. Князь отравил бедняжку из-за вас!

— Когда бы я мог предвидеть, что он зайдет так далеко! — воскликнул тот. — Княгиня сделала роковую ошибку, признавшись во всем мужу. Она хотела покинуть его и уйти ко мне…

— Уйти, оставив детей? — ужаснулась Евлампия.

— Детей он бы ей не отдал, это верно, — кивнул Вехов. — Наталья Харитоновна рассчитывала, что вы будете заниматься их воспитанием, и это позволит ей хоть изредка видеться с ними.

Все, что говорил этот человек, жалило ее в самое сердце. Наталичка, на которую Евлампия привыкла чуть не молиться, оказалась скрытной, расчетливой, жестокой к собственным детям.

— Скажите мне только, — с усилием произнесла она, — Глеб — ваш сын или князя?

— О Господи! — тот воздел руки к потолку. — Ну конечно же, князя. Сейчас я все объясню. Несколько лет назад я писал миниатюрный портрет Натальи Харитоновны, но тогда между нами решительно ничего не было. Вскоре она забеременела и родила Глеба. Когда же у нас начался роман и она призналась в этом князю, он вспомнил о том портрете и высчитал, что Глеб родился ровно через девять месяцев после того, как княгиня мне позировала. Он попросту свихнулся на этой почве. Он считает его моим сыном!

— А знаете ли вы, что все время после смерти Натальи Харитоновны князь подсыпал в лекарства бедного ребенка яд?

— О Господи… этого я вообразить не мог… — Павел Порфирьевич осел на табурет, стоявший возле мольберта, и запустил в свои роскошные волосы пальцы, испачканные красками.

— Вот последствия вашего увлечения… — По щекам карлицы невольно катились слезы. — Вы тешили свою похоть, сводили с ума замужнюю женщину, а расплачивается за все невинный малыш… Бог вам судья. — Она вытерла тыльной стороной ладони лицо и двинулась к двери, но Вехов остановил ее.

— Погодите! — Его голос странным образом изменился, мужчина заговорил хрипло, надсадно. — Нельзя же так оставить это дело! Что вы намерены предпринять? Надо каким-то образом спасать мальчика!

— Попробую объясниться с князем…

— Это пустая затея! Если он не поверил в свое время жене, вряд ли поверит вам сейчас.

— Тогда уйду куда глаза глядят, вместе с мальчиком. Хоть в монастырь, коли примут.

На этот раз хозяин не пытался ее останавливать, и Евлампия беспрепятственно ушла. Мысль о монастыре явилась ей в голову, как и всегда в безвыходных ситуациях. До сих пор ее жизнь складывалась так, что ей тем или иным способом удавалось выпутаться из беды. Вот и сейчас, ставя точку в разговоре с Веховым, Евлампия не думала всерьез, что дело дойдет до монастыря. Она твердо решила покинуть дом Белозерского навсегда, едва князь вернется из Петербурга, а куда направиться — покажет время.

Глава седьмая

Новые клиенты прекрасной табачницы. — Какие существа водятся на самом дне общества

Лишь на третий день по приезде Евгению удалось уговорить гостеприимного хозяина поехать к Протасовой. Каждый раз, когда он напоминал о своем деле, находились причины повременить или князь Павел тянул время безо всяких причин — по свойственной ему лени и рассеянности. «Я, дружище, никуда не тороплюсь и везде успеваю! — шутливо говорил он, видя, как нервничает гость. — Вы, москвичи, какие-то дерганые, ей-богу! Это попросту грубо, уж ты прости меня за это слово. Вот вчера, к примеру, мы с тобой были приглашены на раут к баронессе Г., нельзя было не поехать. Сегодня нас ждет старый князь В., он помолвил племянницу с сыном австрийского посланника, будет небольшое домашнее торжество, все свои… Невозможно не явиться, старик обидится, мы с ним какая-то родня, не могу сказать какая. Разве завтра навестить Протасову? Право, завтра и поедем, даю тебе слово!»

До Гороховой было рукой подать, но князь Павел непременно захотел прокатить Евгения в своем новом экипаже, запряженном четверкой вороных коней. На дверцах кареты красовался герб Головиных: дубовый лист, перечеркнутый двумя кривыми саблями.

— И потом, братец, пешком к Протасовой лучше не ходить, старуха обидится, — объяснил князь Павел. — Она, знаешь, полна этих старомодных придворных чудачеств. Два шага сделать — и то подавай шестерку цугом.

— Так ведь она слепа, не увидит, — вспомнил Шувалов.

— Слуги тотчас доложат, — усмехнулся Головин и в сердцах воскликнул: — Ох уж мне эти дряхлые вельможи матушки Екатерины! Понять не могут, что в наш практический век вся эта тяжеловесная раззолоченная мишура попросту нелепа! Когда мои старики наезжают из деревни к нам в гости, наша жизнь с Ольгой превращается в сущий ад. Отчего за обедом подаются четыре перемены блюд, а не восемь? Разве мы какие-нибудь мелкие чиновники с Петербургской стороны? Зачем платье на Ольге с костяными пуговицами, как на гувернантке? Разве нельзя было надеть с бриллиантовыми? Это в будни-то, Эжен, подумай! А если даем прием, так пересудам и конца нет! Все у нас плохо, мизерно, никуда не годно, и обходится всего в тысячу рублей, будто у нищих! А попробуй жить на широкую ногу, когда все вздорожало!

— Это у вас-то вздорожало? — улыбнулся молодой граф. — В Москве нынче самые убогие комнаты в бельэтаже сдаются за полторы тысячи рублей ассигнациями! Да и то не сыщешь, жилья не хватает…

— Уму непостижимо! — ахнул Головин. — Куда смотрит генерал-губернатор? Вот бы он со спекулянтами так расправлялся, как разделался с несчастным Верещагиным! Ужасная история, дружище, ты не находишь? Средневековое зверство, одним махом отбросившее москвичей во времена Ивана Грозного! И все это с позволения начальства, на глазах, можно сказать, у всей Европы!