Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

гнилую капусту и демонстративно переговаривались друг с другом по-гречески. Девочка впитывала эти новые для нее знания, как губка впитывает воду в бане. У Джона, чье детство прошло за книгами, был ранний сколиоз позвоночника, но во время своего взволнованного рассказа он выпрямился, голос его звенел, как натянутая гитарная струна, вялые щеки разрумянились.

— Я люблю тебя, милый ты мой странный человечек, — внезапно прошептала Лолита, не дослушав его до конца.

— А выдержишь ли ты испытание? Ведь я хоть и поступаю с твоей помощью на высокооплачиваемую работу, связанную с легальной продажей чужих нефтепродуктов за рубеж, но собираюсь и в дальнейшем бороться против новых плутократов, чтоб немедленно прекратилась преступная война в Чечне, развязанная президентом Ельциным, продавшимся Америке, чтобы олигархи отдали народу все обратно, включая поликлинику Литфонда, чтобы ядерные отходы складировали в каком-либо другом месте земного шара, а не у нас, чтобы женщинам платили, как мужчинам, и не унижали их подаванием руки в переполненном троллейбусе. Ведь я сделал важное политическое открытие, которым сегодня впервые делюсь с человечеством в виде тебя, дорогая! Что это тогда, при якобы коммунистах у нас был народный капитализм со всеми его издержками, а сейчас в нашей стране кругом злобная советская власть, с которой должен бороться каждый честный человек вне зависимости от его партийной принадлежности.

Так сказал он и немедленно рыгнул.

Причем рыгнул так отвратительно, что девочка-Лолита немедленно заплакала, и их будущее счастье в труде и борьбе не состоялось. Ну и на работу с окладом пять тысяч долларов в месяц, связанную с легальной продажей чужих нефтепродуктов за рубеж, его, естественно, опять не взяли.

Гдов опять про настоящих писателей

— Хороший получился рассказ, — одобрил Хабаров. — Хотя, если признаваться по большому счету, все же в нем немножко маловато секса, черного юмора, героического начала…

— НАСТОЯЩЕГО настоящего писателя это не должно волновать, — вновь подчеркнул Гдов.

Бред Хабарова

— …и продать ты его сможешь только за рубль-два, каковую сумму я готов тебе немедленно предложить.

— Бред. Ты бредишь, — определил Гдов.

— Согласен. Тогда я предлагаю тебе за этот рассказ триста рублей.

Старый анекдот с большим смыслом и подтекстом

— Ты серьезно? — удивился Гдов.

— Вполне. Согласно анекдоту тех времен, когда все пятнадцать советских республик жили в мире и дружбе, только что лишь беззлобно подтрунивая друг над другом. Старый латыш поехал на ярмарку в Ригу, на околице деревни нашел изрядный кусок сухого дерьма и положил его в телегу. Возвратился он в деревню с тем же дерьмом. «Янис, зачем ты держишь в телеге сухое дерьмо?» — спросил его русский сосед, мечтатель Ваня. «Я всю дорогу туда и обратно думал о том, — ответствовал ему латыш. — И понял, что в хозяйстве и дерьмо еще когда-нибудь пригодится». Он удобрил находкой яблоню, и она дала золотые плоды. А Ваня спился, и его посадили в дурдом на радость русофобам. Может, я твою ИДЕЮ продам какому-нибудь удаку-сценаристу, например, за штуку баксов? А не продам, так и не велика потеря — дать три сотни рублишек другу.

— Тьфу ты! — сплюнул Гдов.

Как проплевали Россию

— Вот так и проплевали Россию, — укорил его Хабаров. — Все плюют, плюют, забыв, что под ногами-то ведь не чужая, а наша российская земля.

Гдов извинился, и Хабаров его простил.

Гдов все же влип в политику

— А теперь давай серьезно, — предложил Хабаров. — Ты, собственно, за кого собрался голосовать?

— А у меня открепительный талон, я вообще в этом безобразии не хочу участвовать, — преподнес ему Гдов.

— Тогда я предлагаю тебе проголосовать за Хакудасю. Все-таки она придерживается демократического направления мыслей, — искушал его Хабаров. — Голосуй за Хакудасю, товарищ! — вскричал он.

— Ага! Слово и дело государево! — ответно вскричал Гдов. — Состав преступления: агитация в день выборов прямо на пороге избирательного участка с особым цинизмом. Какая, япон мать, Хакудася, когда все эти зажравшиеся демократишки бездарно провалили все, что только было можно, включая предвыборную агитацию! Долетались, мля, с Губайдуллиным на предвыборных самолетах, что приземлиться некуда. Да Преемник сделает их, как кутят…

— Разумеется, сделает со всеми вытекающими из этого последствиями, однако твоя совесть будет чиста, ибо ты, можно сказать, освободишься от этой химеры. А чтобы склонить чашу твоих весов в сторону правильного решения, я предлагаю тебе за такое голосование все те же триста рублей, от которых ты только что отказался, будучи честным, неангажированным художником.

— Преступление номер два. Подкуп избирателей на пороге избирательного участка опять же в особо циничной форме, — вяло отметил Гдов, но было видно, что это уже не тот уверенный в себе человек, каковым он был в начале этого идиотического рассказа. — Преступление номер два, — повторил он, принимая от Хабарова указанную сумму и укладывая ее в карман теплой вельветовой куртки.

— А я ведь тоже взял открепительный талон, — наконец-то признался Хабаров.

Смотреть действительности в лицо, не мигая

— Тогда у меня есть к тебе встречное предложение. — Гдов стал официален и сух, говоря это Хабарову, который так легко расстался со своими деньгами, как будто предчувствовал, что скоро они к нему возвратятся.

— Я весь уши, — сделал Хабаров обратный перевод с английского.

— Я предлагаю тебе проголосовать за действующего президента. Понимаешь, протестное голосование — это что? Это ведь форма эскапизма, бегства от действительности. А действительности нужно смотреть в лицо прямо, не мигая. Заключаем устный договор: я голосую за Хакудасю, ты голосуешь за Преемника и получаешь за это гонорар.

— Сколько?

— Как сколько? — удивился Гдов. — Все те же триста рублей, тридцать червонцев, так сказать, извини за неконтролируемые ассоциации.

— Надбавь хоть сотню, что ли?

— Нет. — Гдов был тверд. — Мне не денег будет жалко, а нарушенного баланса. — Так — со стороны Хакудаси стихийный народный подкуп и со стороны действующей власти — то же самое. Преступления складываются, в результате получается ноль.

— Пожалуй, в твоих дилетантических рассуждениях есть определенное рациональное зерно, — медленно сказал Хабаров.

Уж и вечерело, когда друзья наконец-то вышли с избирательного участка. Да и погода совсем переменилась, как это бывает в среднерусской полосе на исходе долгой, выматывающей все человеческие силы зимы перед весенним ренессансом. То все светило холодное солнышко и мир был хоть и мерзок, но все же красив, как навозный жук. А тут вдруг совсем тоскливо стало: падал серый снег, создавая в воздухе клейкую кашицу, а на земле — жижицу для ног. Из радиодинамика, установленного на бетонном козырьке избирательного участка, вдруг завыла какая-то попсовая тварь мужского