Читать книгу "Млечный Путь, 21 век, No 2(47), 2024 - Наталья Владимировна Резанова"

я. - В нашем с тобой случае это неправда. Она не потемнеет".

- Это прадедушка, - представляла меня одноклассницам восьмилетняя Машенька, - Аарон Менделевич Эйхенбаум. Он мог стать выдающимся скрипачом, но ушёл добровольцем на фронт и пропал там. Прадедушка на этой фотографии как живой. Мы с ним очень похожи. Мама с папой говорят, что одно лицо.

- Одно лицо, - подтверждала притихшая и присмиревшая после родов Сонечка. - Дедушкины гены возродились в третьем поколении. Так бывает.

Так бывает. Машенька была не просто похожа на меня внешне. Она оказалась ещё и талантливой. Талантливой, как никто больше. В пятнадцать лет она вышла на сцену Оперного театра с первым своим сольным концертом. Она играла Мендельсона, Моцарта и Брамса, а когда раскланялась, профессура консерватории по классу скрипки вынесла единогласный вердикт: "Восходящая звезда. Виртуоз".

Я был счастлив. Так, как только может быть счастлив покойник, семьдесят лет назад расстрелянный у просёлочной дороги под Тихвином. Моя третья правнучка подарила мне ещё одну жизнь. Она стала моим воплощением, моим вторым "я" на нашей, извиняюсь за слова, яростно прекрасной и отчаянно грешной Земле.

К восемнадцати Машенька объездила с концертами всю Европу, за два следующих года - весь мир. В день своего двадцатилетия она давала концерт для скрипки с оркестром на сцене санкт-петербургской Капеллы. А вечером у нас ожидался семейный ужин. В тесном кругу, для своих.

Сонечкиными стараниями праздничный стол ломился от блюд, а неотличимые друг от дружки Това и Двойра таскали с кухни всё новые и новые. Успевшие в ожидании именинницы ополовинить бутылку сорокоградусной Вася и Яник пели вразнобой "не кочегары мы, не плотники". Старенький Ося скрипучим голоском подтягивал. Наводила последний марафет располневшая Яночка. А потом... Потом отворилась входная дверь, и в гостиную впорхнула Машенька. Светловолосая и голубоглазая, с ямочками на щеках. Но я не смотрел на неё, не смотрел на своё новое воплощение на Земле. Потому что в дверях застыл рослый плечистый красавец с вороными волосами до плеч. Он был в смокинге, и красная бабочка кровавым росчерком перерезала белоснежную рубаху.

- Знакомьтесь, - зазвенел Машенькин голос. - Это мой папа, Янкель Иосифович Эйхенбаум. Мама, Софья Борисовна. Дедушка...

Она перечисляла родню, но я не слышал - у меня разрывалось от боли отсутствующее сердце, потому что я уже понимал, знал уже, что...

- А это Тарас Попов, - пробились сквозь стекло новые слова, - мой друг. Он дирижировал оркестром сегодня. Он очень талантливый, но это не главное. Час назад Тарас сделал мне предложение.

Наступила пауза. Сквозь стекло я смотрел на застывшую на сервантной полке Тову в траурной рамке, и мне казалось, что Това плачет.

- А это прадедушка, - представила меня Машенька. - Аарон Менделевич Эйхенбаум. Взгляни: он на фотографии как живой. Я пошла в него, прадедушкины гены возродились в третьем поколении.

- Я тоже похож на покойного прадеда, - пробасил рослый красавец Тарас Попов. - Меня и назвали в его честь. У нас есть семейная реликвия - менора, которую подарил прадеду на фронте его смертельно раненый еврейский друг. В ней не хватает одной свечи, там, куда угодила пуля. Мой дед носил её, потом отец, теперь я. Менора дарит нашему роду счастье. Сегодня оно досталось мне.

В этот миг сердце, которого у меня не было, расшиблось о стекло. Я рванулся с гвоздей, выдрал их из стены и обрушился вниз. Багетная рама, приложившись о край стола, раскололась. Я упал на пол плашмя, разбрызгав по сторонам осколки. Опрокинувшийся графин томатным соком залил мне грудь и кровавым языком лизнул лицо.

- Не бывать, - услышал я последние в своей второй, уходящей жизни слова. - Не бывать! Дедушка против.

Татьяна Максимова

Плачущий божок инков

Свеча догорела. Хуан поднял голову и распрямил уставшую спину. Ночная прохлада вливалась в раскрытое окно, но он не чувствовал ее - его сердце учащенно билось, щеки пылали лихорадочным огнем. Он поднялся, чтобы зажечь новую свечу и еще раз проверить расчеты, но понял, что сейчас не сможет хладнокровно и скрупулезно сверять цифры. Птица "Удача" билась в его окно, и он уже не мог спокойно усидеть на месте, почти ощущая, как она сбрасывает на него свое золотое оперение.

Почти год назад, после трагической смерти отца Хуан приехал домой повидать мать, решить кое-какие дела по завещанию и упорядочить бумаги, коих скопилось в кабинете покойного великое множество. Скромная фазенда в провинции Басков стояла в стороне от больших городов и умиляла молодого морского офицера Хуана Толедо своей тишиной и простым неизысканным обществом.

Дни отпуска проходили однообразно, скучно. Его не заинтересовала косоглазая глупая соседка, носиться по полям и виноградникам надоело. Хуан уже серьёзно подумывал о том, какую бы причину объявить матери, чтобы без излишних слез и нареканий покинуть ее раньше срока и догулять несколько недель оставшегося отпуска в веселой и шумной столице, где у двадцатипятилетнего Хуана было несколько бойких и хорошеньких подружек. Скорее всего все случилось бы именно так, если бы тяжелый рок семьи Толедо не настиг Хуана в тот ветреный, хмурый день.

Кабинет отца был большой захламленной комнатой, в которой почему-то стояли чучела птиц. Тут и там лежали морские карты, беспорядочно были навалены книги по истории Америки, астрономические таблицы. Хуан мало бывал дома в последние годы, но не помнил, чтобы отец раньше с таким пристрастием изучал животных океана, миграции птиц, историю Южной Америки.

Бесчисленные столбцы цифр в бумагах покойного встречались то и дело, но Хуан не видел в них никакого смысла. В тот ветреный, скучный день он наконец-то добрался до тайника, о котором догадывался, который искал.

Отковырнув перочинным ножом нижнюю часть маленького бюро, что стояло в дальнем углу кабинета, Хуан без труда наткнулся на потайной ящик. В ящике лежала большая и довольно потрепанная тетрадь. Судя по ее виду, это была записная книжка отца, и к ней он обращался неоднократно. Раскрыв ее, Хуан снова увидел ряды цифр и какие-то геометрические построения, вникать в которые он не имел ни малейшего желания.

Под тетрадью лежали какие-то письма или записи - стопка листов, исписанная мелким незнакомым почерком с вкрапленными в текст неправильными треугольниками и квадратами. И, наконец, в самом низу, под слоем старых счетов и расписок лежала небольшая золотая статуэтка плачущего божка, выполненная в знаменитом стиле инкских ювелиров. Хуан долго рассматривал божка и пытался вспомнить свою последнюю встречу