Читать книгу "Любовь как вредное пристрастие - Стоев"

медленно поднялся и отправился в спальню.

— Егор, — окликнула меня слабым голосом Нелли. — Ты так ничего и не скажешь?

— Скажу. Спокойной ночи. Дверь захлопни за собой, будь любезна.

Язык еле ворочался. И я даже не обернулся.

Следующие сутки мне было паршиво. Мягко выражаясь. Организм извращенно мстил за попустительство и требовал немедленно дать священную клятву про «больше ни капли». Спорить с ним не стал. Как только разгребусь и оклемаюсь, необходимость топить печали в компании бутылок исчезнет. В конце концов, свою жизнь можно просрать и по-другому, не похохатывая над каламбуром про посадить дерево и печень.

А Вишневецкая не ушла. Никогда не замечал прежде, насколько эта женщина может быть твердой, жесткой… Просто гребаная доминатрикс. Ей бы кожаные корсетик, трусики и плеточку — и образ был бы завершен. Повернись, переоденься, сядь, поешь, сходи в душ, выпей это, прими то, возьми себя в руки и больше никогда не смей пропадать и даже думать забудь об алкоголе… Не ошибусь, если скажу: торопился встать на ноги еще и потому, чтобы уже с полным правом вытолкать ее из квартиры Пашки.

Она терпеливо поила меня бульоном и минералкой, поддерживала, когда вставал, чтобы добрести до туалета, заботливо подтыкала плед, убиралась и стирала. Можно было бы восхищаться таким милосердием к поверженному, но хотелось, чтобы Элеонора Вишневецкая просто исчезла. Ведь нельзя же долго забивать гвозди в гроб отношений, а потом, узнав, что они, оказывается, живы-здоровы, рвануть вверх крышку и орать: «Вставай! Я тебя люблю!»

Поздно. Все уже скончалось в муках от асфиксии.

В шесть утра в понедельник я проснулся свежим как огурчик. На десять минут раньше будильника. Чувствовал себя бодрым и… живым, что самое главное. Сегодня предстоит великий день!

Натянув домашние брюки, первым делом проверил, тут ли еще Нелли. Оказалось, тут. Спала на диване в гостиной. Темные волосы разметались по жесткой диванной подушке, одна из ладошек так по-детски трогательно подложена под щеку, но Элеонора хмурилась во сне, что говорило: снится ей что-то совсем не детски-радужное. Возможно, я.

Внимательно рассматривал жену, цепко и пристально. Что же я нашел в ней?.. И что теперь делать с женщиной, разодравшей в клочья наши с ней жизни из-за какой-то дрянной шлюшки?

Тьфу! Ненавижу философские вопросы. Я нашел в ней ее. Всю. И закончилось все тем, чем закончилось. Если что-то не нравится, давай вперед — засуди бытие.

Внезапно и непрошено вспомнилась наша первая с ней ночь… Ее робкие, осторожные ласки, волнение и любовь в огромных глазах, смотревших на меня так, что хотелось сорвать с неба все звезды и положить к ее ногам, фееричная и долгая прелюдия, закончившаяся сексом, окончательно доказавшим мне: мы созданы друг для друга, мне не нужно ничего и никого другого…

Стиснув челюсти, я зажмурился, а потом отвернулся, вышел из комнаты.

Пусть она спит. Я тихо соберусь и уйду.

В ванной после душа с ухмылкой рассмотрел свое заросшее лицо, сбледнувшее не слегка, взялся за бритву. Потребность пофилософствовать не отставала, прицепившись к заднице как репей. Мысленно охватил три последних года своей жизни… Что ж, иронично, захватывающе, страшно, интригующе, запутано. Бля, да по моей биографии можно трагикомедию снимать! В духе Вуди Аллена. «У моря женского коварства» — хорошее было бы название. Замешаны все особы женского пола: мать, жена, сестра, собственная секретарша и эта сучка Надя Проклова, которой сегодня плотно займусь.

То ли долго возился, занятый размышлениями, то ли наделал слишком много шума, но Вишневецкая проснулась и, одетая в майку и хлопковые домашние клетчатые шорты готовила завтрак.

— Доброе утро, — кивнула она, оценив мой внешний вид: причесанные волосы, гладко выбритые щеки, светло-серую рубашку, черные брюки, темно-серый галстук в полоску, мимолетно улыбнулась. — Выглядишь замечательно, я рада.

Сама она, растрепанная, выглядела уставшей и словно потухшей.

— Спасибо, — мрачно произнес я и, косясь на жену, сел за стол. Передо мной возникли чашка с кофе и тост на тарелке.

Я поморщился. Как бы ни хотелось этого признавать, но Нелли в эти дни сделала многое, чтобы поставить меня на ноги, отвесить психологических оплеух в нужных пропорциях и тем вернуть мозги на место… Поэтому стоит быть благодарным, а не дуться как мальчишка.

Обхватив ее запястье, я заставил Нелли остановиться рядом. Заглянул в красивые глаза с тенями под ними и произнес с признательностью:

— Спасибо тебе за все. Я сейчас о помощи в эти дни…

— Я поняла. — Тень улыбки, тяжелый вздох, пристальный задумчивый взгляд.

Наши пальцы на миг переплелись, а потом я опомнился и, убрав руку, схватился за чашку.

Какого хера сейчас было? Вовсе не требовалось, благодаря, брать Элеонору за руку, испытывать желание усадить на свои колени, спрятать в своих объятиях, как привык это делать… Точно! Все дело в привычке. Этакое пагубное пристрастие, которое пройдет при проявлении должной силы воли, бывшая совершенно права.

Вишневецкая, кажется, поняла, какие мысли меня обуревают и откуда вдруг эта внезапная злость.

— Я не нужна здесь больше, пойду собирать вещи, минут через пятнадцать уже уйду, — произнесла она, стоя где-то за моей спиной. — Но перед этим должна сказать кое-что. Только не сердись. Выслушай.

Молча кивнул, невидящим взглядом уставившись в черный глянец кофе в чашке.

— Я сожалею. Нет, я не о последних неделях. А о том апрельском вечере, хотя в меньшей степени. А больше всего — о том, что наговорила на дне рождения твоей матери. И я должна объяснить, почему это сказала. Просто после первой же пятницы поняла: я люблю тебя и это неотвратимо и необратимо, но измены будут ранить и уничтожать меня. Пришлось выбрать и решиться. И я выбрала и решилась. Сказала то, что наверняка бы растоптало твои чувства и оскорбило бы. Что ж, у меня получилось… На самом же деле я так не думаю. От привычки в моих чувствах и эмоциях нет ничего, Гош, как бы ни старалась убедить себя в этом. Это очень живые и буквально ничем не убиваемые чувства и эмоции.

Послышался горький смешок.

— Я виновата. И ты знаешь, как сильно раскаиваюсь… Боже, мне так жаль! Прости меня, пожалуйста! — В ее голосе дрожали слезы. — И нет, не говори, что поезд ушел и все такое. Я и сама понимаю — поздно. Поздно я спохватилась и вернулась. В итоге потеряла все. Меня здесь ничего не держит больше, поэтому обдумываю вариант уволиться после отпуска и уехать. Так будет лучше, да… Если что, через Маргариту передам тебе ключи от квартиры. Ты сможешь вернуться и начать все сначала.

Через