Читать книгу "Фамильные ценности - Бронислава Антоновна Вонсович"

в кабинете. И записи семейных заклинаний тоже противоречили.

— Мне вообще показалось, что фон Кёстнеры были не слишком щепетильны в достижении своих целей, — завершила я.

— А ваш отец, возможно, был не так уж и плох? — предположил Вальдемар.

— Это мы сейчас узнаем, — решила я, открыла шкатулку и провела рукой по верхнему листу.

Почему-то казалось, что по прикосновению я должна понять, что за человек был мой отец, но этого не случилось. Бумага была просто бумагой, пожелтевшей, шершавой, исписанным ровным, чуть угловатым, но аккуратным почерком. Вальдемар не торопил, хотя я видела, что ему не терпится посмотреть, из-за чего Линдены так возбудились. Впрочем, первый лист находился перед нашими глазами.

— Кажется, ваш батюшка, Каролина, тоже собирал компрометирующие документы на Линденов, — сказал Вальдемар, а я поняла, что так ничего и не прочитала, потому что буквы перед глазами расплывались, не желая складываться в слова.

— То есть он тоже собирался шантажировать Линдонов? — выдавила я в ужасе.

Да что это такое? С обеих сторон меня преследуют родственники с преступными наклонностями. Неужели бабушка всё-таки была права в отношении зятя?

— Не похоже. Он не был уверен и собирал доказательства. — Вальдемар вытащил платок и протянул мне. — Он не хотел обвинять бездоказательно. Позволите?

Он протянул руку, и я вручила ему шкатулку. Почему-то хотелось, чтобы посмотрел кто-то другой и уверил, что все байки Линденов про отца не соответствовали истине.

Глава 25

Мы сидели совсем близко, соприкасаясь головами, и читали документы почти исторической давности. Не такой, конечно, как записи моего дедушки, но всё же давности приличной. Нет, поначалу читал один лишь Вальдемар, но после того как он сказал, что речь точно не о шантаже, а о сборе доказательств, то я присоединилась к нему. Ведь это прошлое моего отца. Богиня, каким же облегчением было узнать, что мой отец вовсе не такой, каким он представлялся по рассказам бабушки. И то, что они не нашли общий язык, могло объясняться как раз вмешательством Линденов, которым молодой офицер виделся угрозой. Служил он вместе с отцом Катрин и Роберта, а в Гёрде его привело желание выявить всю цепочку преступного сообщества. Было ли это до того, как он встретился с мамой, или после, из записей не было понятно, но вот то, что он собирался обезопасить свою семью от Линденов, прослеживалось в каждой строчке. Он любил нас: меня и маму, и даже к бабушке испытывал нечто, напоминающее симпатию, будучи уверенным, что её неприязнь проистекает из дружбы с Эмилией Линден. В этом он был прав, только не подозревал, что инора с некоторых пор не полагалась на одни дружеские чувства и вовсю подкрепляла их орочьими снадобьями. Теми самыми, перевозкой и продажей которых занималась семья Линденов уже несколько поколений.

Конечно, сейчас не то время, что было, когда бабушка и инора Альтхауза только познакомились, а любые товары из Степи были контрабандой. Нынче торговля между Гармом и Степью ведётся напрямую, но это не исключает существования множества орочьих зелий, не разрешённых к продаже. И не просто неразрешённых, а таких, чьи продажа или использование привели бы нарушителя прямиком в тюрьму. В бумагах отца были сведения о целой преступной банде, занимающейся подобным промыслом. Отец не мелочился: вскрывать — так уж по-крупному. Возможно, бабушка была не так уж неправа, считая его игроком. Только играл он не на деньги, а проиграл жизнь, и не только свою. Но оставил записи, которые позволили бы вычислить и покарать его убийц.

Сведения, которые мы с Вальдемаром сейчас получали из этих записей, были бы бесценны, если бы они частично не устарели. К примеру, про одного упомянутого инора я точно знала, что он успел умереть, причём настолько нехорошо умереть, что слухи ходили самые разные, но во всех упоминались запрещённые ритуалы. Возможно, именно эти бумаги прольют свет на случившееся, потому что причина смерти так и не была установлена.

Ещё один лист был прочитан, и под ним не оказалось ничего. Он был последним. Я повернулась к Вальдемару. Его лицо неожиданно оказалось слишком близко, настолько непозволительно близко, что у меня из головы вылетели все мысли о только что прочитанных бумагах. Инор напротив меня был намного интереснее, потому… потому… потому что он мой пациент. Эта мысль отрезвила тут же, и я спросила:

— Вальдемар, что мы с этим будем делать?

— Отдадим тем, кто сможет использовать эти сведения, — ответил он. — Сейчас мы как раз там, где нужно. Закончит Отто с тётей Луизой — и мы ему сразу всё передадим.

Признаться, я испытала разочарование, потому что ждала предложение устроить наглым Линденам такое разоблачение, о котором в Гарме ещё долго будут говорить с восхищением. Моя душа жаждала мести, в ней не нашлось желания уйти на второй план — и забыть всё.

— Я не хочу, чтобы Линдены вышли сухими из воды.

— Они и не выйдут, — ответил Вальдемар. — Речь не идёт о том, чтобы Линдены ушли от наказания, а о том, чтобы ничего из их преступлений не было пропущено, понимаете, Каролина?

Он провёл рукой по моей щеке с таким видом, словно я тоже привлекала его куда сильней, чем все фамильные секреты, вместе взятые. Мысли о целительской этике в моей голове появлялись всё реже и реже. Они уходили даже не на второй план, а на третий. На первом был Вальдемар, и на втором — тоже он. Наши губы начали сближаться, и мы наверняка поцеловались бы, если бы дверь, за которой бабушку освобождали от ментальных закладок, внезапно не заскрипела и не начала открываться. Отпрянули мы друг от друга, как нашкодившие школьники, и Вальдемар совершенно невозмутимо сказал, словно продолжая разговор:

— У организации, занимающейся магическими преступлениями, куда больше возможностей, чем у нас.

Кажется, теперь я знаю, что означают таинственные буквы «МП» на вывеске этого заведения…

— Мудрая мысль, Вальди, — раздался ехидный голос Фидлера. — Было бы неплохо, если бы ты сам всегда этим руководствовался. А то лезешь на рожон, словно ты бессмертен. Да ещё и не один.

— Я собирался только проверить.

— Проверил? Чуть свою группу не положил и сам не остался без магии.

Похоже, сейчас речь шла о том несчастном случае, который свёл нас с Вальдемаром. Но как мне ни хотелось об этом узнать, сейчас важнее было другое.

— Инор Фидлер, как там моя бабушка?

— А что с ней могло случиться? — удивился он. — Всё чисто. Инора немного слаба, но через час-другой от слабости и следа не останется. Сейчас я попрошу нашего целителя о ней позаботиться.

— Я сама целитель, — возмутилась я. — И могу сама позаботиться о бабушке.

— Милая моя, вы не знаете нашей специфики, — по-доброму ответил он. — Я понимаю ваше беспокойство о родственнице, но сейчас вам к ней не нужно подходить, она слишком нестабильна ей достаточно общества супруга. Не переживайте, в случае, подобном случаю с вашей бабушкой, помощь идёт довольно стандартными для нашей конторы зельями. Разве что целитель ещё раз проверит, что всё в порядке. Вы же сами не откажетесь от дополнительной консультации?

Не дожидаясь моего ответа, он запер дверь в комнату с кушеткой, словно не рассчитывая на моё благоразумие, и вышел, оставив нас с Вальдемаром вдвоём. Я косилась на дверь, за которой находились бабушка и инор Альтхауз, и жалела, что не могу сейчас туда зайти. Молчание повисло ненадолго.

— Каролина, у нас появилась возможность закончить то, что мы не успели сделать до появления Отто.

На всякий случай я отодвинулась от Вальдемара подальше и небрежно сказала:

— Мы просмотрели всё до последнего листика.

— Так я и не про бумаги вашего отца говорю.

— Вальдемар, бывает, что пациент влюбляется в своего целителя. Это чувство проходит после завершения лечения.

— Это явно не наш случай. Давайте поспорим, что не пройдёт, — усмехнулся он.

— Я не буду с вами спорить.

— Боитесь, что окажусь прав? Правильно боитесь.

— А мне кажется, боитесь вы, — не поддалась я на провокацию. Оказывается, для этого достаточно сидеть на некотором расстоянии. И близость Вальдемара перестаёт туманить мозги. — Что, когда курс процедур закончится, вместе с ним пройдут и ваши чувства.

— Если я и боюсь, то совсем не этого.

— Чего же? — усмехнулась я, окончательно придя в себя.

— Того, что пока я буду сомневаться, наведённое чувство или нет, кто-нибудь уведёт столь замечательную инориту прямо у меня из-под носа.

— Вы настолько в себе не уверены?

— Каролина, вы же понимаете, что не в этом дело? Меня к вам тянуло даже тогда, когда вы были в гриме и казались гораздо старше, а уж сейчас просто сносит голову при виде вас. Каролина, я уверен в одном: