Читать книгу "Мне надо кое в чем тебе признаться… - Аньес Мартен-Люган"

Я не удивилась, когда во второй половине дня заявился Идрис. Он мало говорил, был не таким пылким, как Кармен, но то, как он дал почувствовать свое волнение, тронуло меня до глубины души. Он принес новое полотно, на котором едва успела высохнуть краска. Он назвал его «Свет». Я была потрясена тонкостью мазков, не отмеченных тем буйством темперамента, которое отличало его живопись до сих пор.

— Выбери сама место для нее, — попросил он и ушел так же незаметно, как пришел.

После его ухода я нашла у себя на столе блокнот с зарисовками для Ксавье. Там были портреты детей, мои портреты, наброски ветеринарной клиники, нашего дома и наших животных. После случившегося Идрис стал членом нашей семьи, таким же как Кармен.

В пять часов я закрыла галерею, удовлетворенная первым рабочим днем и, главное, гораздо более, чем накануне, готовая явиться к мужу в больницу. Хлою и детей я в который раз предупредила, что могу прийти домой поздно. Выйдя на улицу, я нос к носу столкнулась с Сашей, направлявшимся к Жозефу. Я заулыбалась. Наши ежедневные встречи здесь стали восприниматься почти естественно, как если бы он был моим соседом. Меня больше ничего в них не напрягало. Каким образом этот человек, с которым я, по идее, никогда не должна была пересечься, смог занять такое большое место в моей жизни?

— Добрый вечер, Саша, как у вас дела?

Он долго молча изучал меня, потом тряхнул головой, будто желая прийти в себя.

— Вы уходите? — неожиданно спросил он.

— Да… Поеду к Ксавье, сегодня я еще не была в больнице.

— А я только что от Констанс.

Я должна была справиться у него о самочувствии жены, но на этот раз мне не захотелось, не знаю почему, если учесть, что меня не беспокоили возможные последствия новостей для морального равновесия Ксавье. Кривая ухмылка, мелькнувшая на его лице, удивила меня.

— Сегодня вечером мне придется обойтись без публики…

Я вежливо кивнула, потупившись.

— Увы, да…

— Жаль.

Меня потрясло отчетливо слышное в его голосе разочарование. Он нахмурился, озабоченное выражение лица быстро сменилось растерянным, и мне это не понравилось.

— Вчера вечером все было прекрасно, — прошептала я.

Зачем я это сказала? Просто чтобы успокоить его. Насчет чего, интересно? Я не имела представления, я даже не знала, что с ним сейчас творится. Как и со мной, впрочем.

— Но вчера же не было ничего особенного.

— Для вас — может быть, но не для меня.

Он поймал мой взгляд и не отпускал, его глаза были еще более темными и глубокими, чем обычно. Меня затрясло, захотелось побыстрее сбежать.

— Мне пора… Ксавье ждет…

Саша отшатнулся.

— Конечно.

Он торопливо толкнул дверь музыкальной мастерской, а я направилась в больницу, решительно отодвинув в сторону это непонятное и обескураживающее ощущение.

Глава девятая

Лицо Ксавье было грустным. Да и мое наверняка было невеселым. Я положила сумку и пальто на стул, поставила в вазу цветы, разложила гостинцы от друзей на прикроватной тумбочке. Пока я все это делала, он молча наблюдал за мной. Закончив, я села рядом с ним на кровать, твердо приготовившись забыть все резкие и обидные слова, которые мы бросили друг другу накануне. Я осторожно поцеловала мужа и взяла его ладонь в свои.

— Я не ждал тебя сегодня…

— Я злюсь, но не настолько. Извини, что не пришла раньше.

— Я постараюсь сдерживаться…

Он не должен стараться. Это должно получаться естественно, само собой.

Я крепче сжала его руку.

— Мы будем биться, Ксавье, и мы выберемся…

— Надеюсь, — лаконично ответил он.

Я проигнорировала его мрачный тон и приступила к монологу. Рассказала о своей работе, о вызывающем беспокойство состоянии галереи, а также о своей надежде исправить ситуацию. Ксавье слушал, не перебивая, но и не стремясь больше узнать. Не знаю, было ему интересно или нет. Я скрыла разочарование и тоску по нему, хотя это и потребовало от меня огромных усилий. Мой оптимизм таял на глазах.

— С детьми все в порядке, — сообщила я.

— Прекрасно.

Почему он не просит привести их? Можно подумать, что он не скучает по своей семье. Разве это возможно? Куда подевался любящий, веселый и заботливый отец? Неужели исчез в момент аварии? Неужели мужчина, которого я люблю, пал жертвой автокатастрофы? Это было бы несправедливо…

— Знаешь, они хотят тебя видеть…

— Посмотрим, когда я начну вставать.

— Первая попытка планируется завтра?

Он кивнул.

Сколько энтузиазма, надо же!

— Когда к тебе придет реабилитолог? Я закрою галерею, чтобы быть с тобой.

— Не приходи… Я бы не хотел, чтобы ты была здесь, если вдруг не получится. Боюсь, я тогда поведу себя не лучшим образом, а ты и так порядком от меня терпишь.

Его губы сложились в едва заметную язвительную ухмылку, а я укоризненно покачала головой. С одной стороны, его поползновение пошутить было хорошим знаком, даже если сама шутка получилась несмешной и неуместной. С другой стороны, я в очередной раз почувствовала, что он не подпускает меня к себе. В данном случае Ксавье отодвигал меня в сторону, не позволял принять участие в поворотном этапе выздоровления.

— Как скажешь.

— Зайдешь завтра после закрытия галереи?

— Конечно.

— Если повезет, я встречу тебя, стоя на костылях, а не валяясь в кровати.

Он как будто вдруг поверил в успех, был почти оптимистичен. Надо бы не упустить шанс поддержать такой настрой, но у меня не было сил спорить, уговаривать, клянчить.

— Мне бы хотелось, чтобы ты пришла, когда здесь будет хирург. Если понадобится немного подтолкнуть его, чтобы он отпустил меня, у тебя это получится лучше.

Следующие дни были трудными и невероятно похожими друг на друга. У меня даже сложилось впечатление, что я проживаю один и тот же нескончаемый день сурка. Утром я приходила поцеловать Ксавье, затем шла в галерею. Во второй половине дня я закрывала ее и сидела с ним до вечера, после чего приходила к детям ближе к концу ужина и укладывала их спать. Помимо удовлетворения и радости от занятия своим делом — которого мне мучительно не хватало, я наконец-то покончила с самообманом и призналась себе в этом, — работа в галерее поглощала все мои мысли и отвлекала от напряженного ожидания грядущей выписки Ксавье из больницы. В момент слабости и спокойствия я сделала глупость, упомянув детям о такой возможности. С тех пор они каждый вечер спрашивали меня, что говорит врач. Их мир вторично рухнет, если хирург откажется выписывать папу. В промежутках между всеми заботами я из кожи вон лезла, чтобы организовать день рождения, пусть и не такой пышный, как в прошлые годы. Титуан согласился не звать друзей при условии, что мы поужинаем все вместе — с дедушкой, крестной Кармен и Идрисом. Он был готов на любые уступки, лишь бы папа присутствовал на празднике. Пока все складывалось удачно, Ксавье удалось встать на ноги. Правда, левое колено мучительно болело, полностью утратив подвижность после длительной иммобилизации в горизонтальном положении. Происходило и нечто неожиданное, из ряда вон: Ксавье наконец-то начал цепляться за жизнь и активно участвовал в своей реабилитации. Другая, не менее важная перемена — он согласился на посещения. Пусть не детей, но все же к нему приходила Кармен, и даже мой отец, и Идрис. Я иногда жалела, что меня там нет: например, моя помощь пригодилась бы на встрече молчаливого Ксавье и робкого художника, чтобы поддерживать разговор! Каждый посетитель непременно предоставлял мне отчет. Все говорили, что у него измученный вид и нестабильное психологическое состояние. Я же, со своей стороны, следила за мужем каждый вечер в надежде найти хотя бы малейшую брешь в его панцире. Я выискивала ее даже в его безнадежно потухшем взгляде, в котором не мелькало ни искорки. Убеждала себя, что слишком нетерпелива. Мне хотелось поскорее подвести под всем черту, но это было невозможно.