Читать книгу "Куда она ушла - Гейл Форман"

Я врубаю на полную громкость, так что даже мои измученные барабанные перепонки сотрясаются. К тому женачинает шуметь просыпающийся центр Бруклина – грохочут металлические решетки, пыхтят автобусы – все это вместе охренеть как громко. Так что когда в этом гвалте раздается голос, я его едва слышу. Но это он, голос, к которому я прислушивался все эти годы.

– Адам! – кричит он.

Я поначалу даже поверить не могу. Выключаю Суфьяна. Оборачиваюсь. И вот она стоит передо мной, а по лицу бегут слезы. Она снова произносит мое имя, и это как будто бы первое слово, которое я услышал за всю свою жизнь.

Я отпустил. Правда. Но вот она. Стоит передо мной.

– Я думала, что потеряла тебя. Я вернулась и стала искать тебя на мосту, но не увидела, подумала, что ты ушел обратно в Манхэттен, мне пришла в голову идиотская идея обогнать тебя на такси и поймать на той стороне. Я знаю, что это эгоистично. Я слышала, что ты сказал там, на мосту, но мы не можем это вот так оставить. Я не могу. Второй раз-то. Надо попрощаться иначе. Лу…

– Мия? – перебиваю ее я. Мой голос вопрошающий и нежный. И она тут же прекращает свое бормотание. – Как ты узнала?

Вопрос этот звучит как гром среди ясного неба. Но она сразу понимает, о чем я.

– А, это. Все сложно.

Я начинаю пятиться. Я не вправе спрашивать, она не обязана отвечать.

– Ничего. Все в порядке. Я в порядке.

– Нет, Адам, постой.

Я останавливаюсь.

– Я хочу тебе сказать. Мне это необходимо. Просто мне нужно выпить кофе, чтобы собраться и все объяснить.

Мия выводит меня из центра в исторический район, в пекарню на мощенной булыжником улице. В окнах темно, дверь заперта – судя по всему, закрыто. Но она стучит, и меньше чем через минуту мужчина с огромной копной волос и бородой, испачканной в муке, распахивает перед нами дверь, увидев Мию, выкрикивает bonjour и расцеловывает ее в обе щеки. После того, как она представляет меня Хассану, он скрывается в пекарне, оставляя дверь открытой, и утренний воздух наполняется ароматом масла и ванили. Через какое-то время он возвращается с двумя большими стаканчиками кофе и пакетом из коричневой бумаги, который уже начал пропитываться маслом. Мия подает мне стаканчик, я снимаю крышку и вижу черный дымящийся кофе – как я люблю.

Уже утро. Мы находим скамейку на набережной Бруклин-Хайтс-Променад – оказывается, еще одно любимое местечко Мии. Прямо на Ист-Ривер, а Манхэттен так близко, буквально рукой подать. Мы сидим, по-дружески молчим, попиваем кофе, едим еще не остывшие круассаны. И это настолько здорово, как в старые добрые времена, и мне хотелось бы нажать на кнопку волшебного таймера, чтобы остаться в этом мгновении навечно. Хотя никаких волшебных таймеров нет, но есть вопросы, на которые нужны ответы. Но Мия, однако, не торопится. Пьет, жует, смотрит на город. Наконец, прикончив кофе, она поворачивается ко мне.

– Я не врала, когда говорила, что не помню самой аварии и того, что было после нее, – начинает она. – Воспоминания начали приходить позже. Не то чтобы воспоминания, мне как будто слышались какие-то подробности, которые казались очень знакомыми. Я убеждала себя, что все это потому, что мне много раз об этом рассказывали, но все же это было не так.

Промотаю года на полтора вперед. Я у своего седьмого или восьмого терапевта.

– Значит, ты все же ходишь?

Мия смотрит на меня, чуть не смеясь.

– Конечно же. Я меняла их как перчатки. И все говорили одно и то же.

– Что?

– Что я злюсь. Злюсь на аварию. Злюсь на то, что только я выжила. Злюсь на тебя, – она кривит лицо, будто просит извинения. – Все остальное было еще понятно, но не про тебя. На тебя-то мне за что было злиться? Но я злилась. Я была… – Мия ненадолго замолкает, – просто в ярости, – тихо договаривает она. – На твою отстраненность от меня были очевидные причины: что мы после этого несчастного случая изменились. Но все равно это не совсем объясняло ту смертельную ярость, которая меня охватила, когда я уехала. И я думаю, что где-то в глубине души я всегда знала о том, что ты просил меня остаться, еще до того, как вспомнила. Это хоть как-то понятно?

Нет. Да. Не знаю.

– Нет, это бред какой-то, – отвечаю я.

– Согласна. Так вот, я на тебя злилась. И не знала почему. Я злилась на весь мир. Это я знала почему. Ненавидела всех терапевтов, потому что они оказывались бесполезны. Я представляла собой комок разрушающей меня ярости, и никто не мог ничего поделать, все они говорили лишь, что я – комок разрушающей меня ярости. Пока я не нашла Нэнси, от преподов в Джулиарде было больше толку, чем от терапевтов. Ну то есть да – блин, я знала, что я зла. Будьте добры, объясните мне, что с этим делать. В общем, Эрнесто предложил гипнотерапию. По-моему, он благодаря этому бросил курить. – Мия тычет мне локтем в ребра.

Разумеется, этот Идеальный Мужчина не курит. И, разумеется, именно благодаря ему Мия поняла, за что меня ненавидит.

– Это было довольно рискованно, – продолжает Мия. – Гипноз возвращает блокированные воспоминания. А какие-то травмы просто слишком сильные, и сознание с ними не справляется, так что доступ к ним возможен только через заднюю дверь. В общем, я с неохотой согласилась на несколько сеансов. Все оказалось не так, как я ожидала. Никакого тебе ни раскачивающегося амулета, ни метронома. Больше похоже на управляемую визуализацию, мы такое в лагере иногда делали. Поначалу ничего не происходило, а потом я поехала в Вермонт на лето и забросила это.

А через несколько недель воспоминания начали возвращаться, появляться вспышками. Обрывками. Например, я вспоминала операцию, даже слышала, какая музыка у врачей в это время играла. Я даже думала позвонить и спросить, чтобы как-то подтвердить это, но прошло столько времени, вряд ли бы они помнили. К тому же и желания такого особого не было. Папа говорил, что когда я родилась, его сразу охватило ощущение, будто он знает меня уже давно, всю жизнь, что было довольно удивительно с учетом того, насколько мало я похожа на них с мамой. Но когда ко мне вернулись первые воспоминания, я испытала точно такую же уверенность, что они настоящие и мои. Но сложилось все, когда я играла на виолончели – в такие моменты воспоминания вообще приходят часто – в общем, это был Гершвин[27], Andante con moto e poco rubato.

Я открываю рот, но первые секунды не могу вымолвить ни слова.

– Это то, что я тебе ставил, – наконец, говорю я.

– Знаю. – Мия не удивлена.

Я опускаю голову между колен и начинаю глубоко дышать. Мия нежно касается моей шеи.

– Адам, – неуверенно говорит она, – это еще не все. Тут слегка даже страшновато будет. В некотором смысле мне понятно, что каким-то образом мой мозг зафиксировал то, что происходило рядом с телом, пока я лежала без сознания. Но есть и еще такое, такие воспоминания…