Читать книгу "Ботаник - Евгений Щепетнов"

В принципе — и на Земле в любом из городов есть районы чистые, ухоженные, населенные в основном добропорядочными людьми, и есть районы криминальные, в которых вечером по улице лучше не гулять.

* * *

— Стой! Стой, тварь ты тупая! — мой охранник Ундерс с трудом удерживал храпящего и встающего на задние ноги жеребца, скалящего зубы. Жеребец испугался идиота возчика, который сидя верхом на груде бочек дико орал на свою животину и хлопал кнутом. Жеребец Гана тут же взвился, и чуть не перемахнул через ограждение прямо в воду. Ундерс едва его удержал, и сейчас дико матерился, проклиная возчика всеми самыми черными ругательствами.

Я тут же коснулся Силы, шагнул к жеребцу, норовящему прибить своего незадачливого седока передними копытами, и пустив коняге импульс успокоения, похлопал его по взмокшей могучей шее. Чертов тупой возчик — я и сам-то вздрогнул, когда тот дико завопил на своего коня, так бы и врезал ему по мордасам.

Мою мечту тут же исполнил Ган — передав поводья своему соратнику, бросился к возчику, схватил его за шиворот, стащил на помост парома и стал охаживать плеткой, висевшей на правом запястье. Плетка была очень похожа на казацкую ногайку, и явно извозчику приходилось вовсе даже несладко. Стражники на пароме не вмешивались, как и окружающие на пароме — зрелище охающего, униженного соседа, что может быть лучше? Только вид этого самого соседа в ящике, обитом красной материей.

Выместив раздражение, охранник подошел ко мне и тяжело дыша поблагодарил:

— Спасибо за помощь, господин! Вот же идиоты бывают! Если бы не ты…

Он не закончил, но и так было ясно — чем все могло закончиться. Я не стал говорить, что сделал это не ради него, зачем? Во-первых, жалко коня, который мог пораниться о деревянное ограждение парома. Конь свалился бы в воду, нам бы пришлось ждать, когда он вылезет, ловить его, терять время.

Во-вторых…хватит и во-первых. Мне ничего не стоит укротить обезумевшего конягу, так почему бы не воспользоваться своим умением? Оно у меня получается автоматически, явно Альгис до меня хорошенько над этим поработал (кошечки-собачки!).

Ударил колокол, извещающий об отплытии парома, движимого крепкими мускулистыми руками паромной команды, и между причалом и нагруженной платформой возник все более увеличивающейся прогал. Паром двигался медленно, но скорость тут и не нужна — минутой раньше, минутой больше, главное, чтобы весла не сломались, и чтобы не врезался в борт перегруженный купеческий корабль. Но для избежания последнего у нас есть рулевой.

Медленно вздымаются весла, паром наискосок, чтобы компенсировать снос по течению, двигается к противоположному берегу. Пахнет тухлой рыбой, дегтем, лошадиным потом и сеном от воза, стоящего рядом. Хорошо! Еще бы искупаться…жарко!

Глава 7

Громыхая подковами по деревянному настилу, кони сошли с парома, и мы отвели их подальше, чтобы не задерживать движение. Паромщики покрикивали, подгоняя пассажиров, мешкающих с покиданием судна, ржали лошади, матерились возчики — шла обычная городская жизнь. Пахло конским дерьмом и помоями, которые щедро сливались в придорожные канавы. Справедливости ради надо сказать, что городские улицы Вальдаса не грязнее улиц какого-нибудь провинциального городка в глубинке России, Украины, или Казахстана. А то, что пахнет мочой — так к примеру походите летом в городе Саратов в центре по улицам Гоголя или Зарубина, понюхайте, чем там пахнет (двадцать первый век между прочим!), и тогда вы поймете, что дело здесь не развитии прогресса, не в наличии смартфонов и телевизоров, а в том, что находится в головах людей.

А еще — дело в том, кто правит этими людьми. Если администрация города не следит за тем, чтобы люди не плескали на улицы содержимое своих ночных горшков — так и будут тогда зимой на улицах желто-зеленые наледи, а летом — сладкие миазмы, устойчивые как крепкий и стойкий парфюм Хуго Босс.

Насколько знал Альгис, с некоторых пор за то, что граждане плещут помои прямо на мостовую можно получить не просто крупный штраф, а даже и быстренько загреметь в тюрягу. Если стража не заметит — соседи настучат, так как за доносы существует пусть и небольшая, но все-таки весомая плата. А в хозяйстве ведь все сгодится. Как говорится, бородавка — тоже прибавка.

Отучили лить помои на головы прохожих. Улицы очистились от нечистот — помои теперь льют в канавы, откуда мерзкая жижа стекает в ливневки и дальше по канализационным тоннелям в реку, мусор же ссыпают в огромные ящики, из которых его потом забирают муниципальные мусорщики.

Да, эта система уборки мусора, ливневки, канализационные тоннели — все стоит больших денег, на которые идут налоги горожан. И хотя налогов на городские нужды нет хватает, но чумные и холерные эпидемии стоят гораздо, гораздо дороже. Мертвецам деньги ни к чему.

Альгис знал, что постройкой канализационным тоннелей и разработкой системы уборки мусора озаботились не так уж давно — несколько десятков лет назад, когда эпидемия черной чумы выкосила практически половину населения материка. Началась эпидемия в Империи, перекинулась на Союз Королевств, а дальше — по всему миру. Не уцелела даже Степь — при своей кажущейся изолированности, Степь всегда имела, и сейчас имеет контакты с «цивилизованным миром», Из степи в Империю идут шкуры, мясо животных, руда железная и медная, золото и драгоценные камни. Туда — соль, сахар, ткани и кузнечные изделия. Идет нормальный товарообмен — если только купец решается подвергнуть риску свою жизнь и свое имущество, выгода может быть очень большой. Так что купцы, а с ними и все присущие цивилизации болезни регулярно посещают самые удаленные уголки этого мира.

Память Альгиса хранила эти сведения, и они всплыли, пока мы ехали по улицам города и я с интересом разглядывал все, что попадалось мне на пути. Раньше я видел эти дома, и эти улицы глазами Альгиса, но мне-Фролову посмотреть на средневековый город было жгуче-интересно.

И первое, на что обратил внимание — очень мало крупных повозок. Видимо сюда, к центру города они не забирались. За все время пока ехали, я увидел пять повозок с грузом — одна везла какие-то бочонки (видимо вино), другая, запряженная мохнатой здоровенной конягой — груду всевозможного мусора, источавшего невероятное по насыщенности вонизма амбре (на свалку повез). Остальные три повозки не знаю, что везли — они были крытыми фургонами, примерно такими, на каких некогда поселенцы захватывали земли в Америке.

Улицы заполнены пешеходами, с неохотой расступающимися перед проезжающими всадниками и бормочущими что-то неодобрительное в адрес ездоков. Всадников гораздо больше, чем повозок — конные патрули стражи, путешественники на лошадях с переметными сумами на своей и на второй лошади, которую вели в поводу, наемники, увешанные оружием как новогодние елки игрушками.

Наемников было видно сразу — как и некогда ландскнехты, эти джентльмены удачи одевались как можно вычурнее и смешнее, соответственно своему деревенскому пониманию о том, как должно выглядеть настоящему, крутому мужчине. До совершенного маразма не доходило как в моем мире, одевались не совсем так, как ландскнехты, служившие примером того, как одеваться не надо, но все-таки одежды здешних наемников отличались вызывающей яркостью расцветок и вычурностью покроя. Чего только стоили широкополые шляпы с пышным пером — их поля были настолько широкими по последней наемнической моде, что эти мужчины выглядели как персонаж русской народной сказки — человек-мухомор.