Читать книгу "Альтер Эго. Московские Звезды - Иван Вересов"

— Вы, девушка, кого ждете? — высунулся из-за оргстекла вахтерской будки охранник.

Катя поняла, что выглядит странновато. С наскоро скрученной прической, без макияжа, в тюлевой шопенке, полосатых шерстяных гетрах и теплых, обшитых мехом тапках. В репетиционном зале такое сочетание никого не удивило бы, но тут, на выходе из театра…

— Нет, я… Заблудилась, наверно.

— Так давайте я по местному позвоню. Кого набрать?

— Я не знаю. Мне надо Сережу…

— Кого? — не расслышал он.

— Сергея Залесского.

— А это кто?

— Танцовщик.

— Ну, милая барышня, — охранник был седой, в летах, тучный, а Катя — напуганная стройная, гибкая, как тростинка, девчонка. Видно, поэтому он счел возможной некоторую фамильярность. — Тут сегодня столько этих танцовщиков. Давайте я лучше в режиссерское управление позвоню. Они там разберутся. Вас как зовут?

— Катя Звягинцева.

Охранник набрал на дистанционной рации короткий из пяти цифр номер, приосанился, кашлянул и исполненный собственной значимости произнес:

— Шестой подъезд, балетная пристройка, тут у меня девочка стоит, потерялась. Еще раз, как вас? — глянул он на Катю.

— Звягинцева… Екатерина.

— Звягинцева Екатерина, — повторил за ней охранник. — Так вы бы прислали кого на шестой, забрать ее.

Но раньше, чем на другом конце связи ответили, из распашных дверей в вестибюль вышел подтянутый, невысокий средних лет мужчина, тоже седой, но гораздо строже и солиднее охранника. Быстро направился к двери, на Катю сначала и не взглянул, и только миновав турникет, затормозил резко, обернулся, удивленно вскинул глаза. Кустистые брови поползли вверх.

— Звягинцева… м-м… Екатерина Викторовна?

— Да, — Катя по школьной привычке сделала реверанс. Не по-театральному суров был этот человек, да и знакомым показался. Где она могла его видеть?

А он вдруг улыбнулся, вернулся через вертушку и протянул ей руку.

— Николаев Петр Евгеньевич.

Только тут Катя вспомнила — она видела его на Сайте конкурса, где фото членов жюри, а Николаев — ответственный секретарь, он откуда-то из правительства, Максим еще говорил об этом.

Охранник почтительно встал, руки по швам и доложил:

— Меры приняты, я вызвал из режиссерского отделения…

— Не надо, я сам провожу, — отмахнулся Николаев. — Ну что, мало вам на сегодня потрясений? А партнер ваш где?

— А он пошел костюмершу искать, мне костюм не снять, ножницы надо. — Катя завела руку за спину, дотронулась до крючков.

— Вот оно что, сейчас мы поищем. И портниху, и ножницы. — Петр Евгеньевич неожиданно галантно протянул руку в сторону распашной двери, предлагая Кате пройти вперед. — Сейчас разберемся.

Охранник стоял до тех пор, пока секретарь и Звягинцева не скрылись в коридоре, и только тогда сел, долго шумно выдохнул и принялся вытирать лоб клетчатым бязевым платком.

Катя шла за Николаевым, который уверенно шагал по лабиринту закулисных коридоров и лестниц. Было очевидно: ориентируется он тут, как у себя дома. А Катя через три поворота уже не могла определить, в какой стороне выход на улицу. Чрево театра скрыто от зрителя, он допущен в зал, чтобы из партера, бельэтажа и с ярусов заглядывать в удивительное «зеркало сцены».

Но сцена — лишь вершина айсберга, обманчиво безобидная, на глубине же — целый мир. В него ведет Заветная дверь, закрытая на засов и охраняемая от фанатов строгой билетершей. Только избранные, приближенные могут попасть за кулисы. Там начинается настоящий, не приукрашенный декорациями и подсветкой театр: грим-уборные, репетиционные залы, режиссерские управления, буфеты, цеха костюмеров, бутафоров, машинистов сцены, осветителей. Пять-шесть этажей Фабрики Иллюзий по производству Катарсиса. Идешь, блуждаешь, заглядываешь в гардеробы, в оркестровые фойе. На столах раскрытые футляры музыкальных инструментов, чехлы скрипок, флейт, труб. Сами инструменты в руках музыкантов.

В одном фойе разыгрываются струнные, в другом — духовые. Это похоже на разноголосье оркестра перед началом спектакля, до того как за минуту до появления дирижера все приводит к согласию всемогущий камертон «ля».

Оркестровая яма — как Чистилище, пространство между Идеальным и Реальным. Первое — для зрителя, второе — для тех, кто добровольно посвятил себя труду в замкнутом мире. На репетициях между ними перекидывают мост и над оркестром открывается проход прямо из зрительного зала на сцену. На спектаклях Реальное и Идеальное — разделены.

Катя в первый раз в жизни оказалась в чужом театре одна, в Голландии ее опекали Виктория и целая команда поддержки из балетной студии. Со всей очевидностью можно было утверждать, что бредовая идея отправиться на поиски Сережи обречена на провал.

Единственной надеждой в незнакомом переплетении коридоров и тупиков стал Николаев. Они дошли до лестницы, под ней стояло огромное корыто с водой, похожее на поилку для коров, в углу напротив огнетушитель, над ним на стене был укреплен допотопный телефон с вертушкой и в рамке рядом с ним список внутренних номеров. Катя испугалась, только теперь она подумала, что совсем не знает секретаря жюри. Но страх остаться одной был сильнее.

— Нам наверх? — обреченно спросила она, оглядывая корыто. Николаев обернулся, увидел ее лицо и рассмеялся.

— Извините, я не подумал, что вы здесь ничего не знаете, веду вас, как Сусанин поляков. Не удивляйтесь, это уборщицы тут инвентарь полощут, по лестнице наверх — карман сцены с противоположной стороны от того места, где я вас нашел. Можно сказать, мы прошли под ней.

Катя смутно помнила, кто такой Сусанин, кажется, это русский разведчик, или нет… Сцена — это хорошо, надо вернуться туда. Но Николаев прошел первый пролет лестницы и стал подниматься дальше.

— А куда мы идем? — Катя приостановилась. На лестнице сильно дуло, без кофты, в сырой шопенке ей стало холодно до дрожи.

— Ко мне в кабинет.

— Зачем?

— Чтобы те, кто, наверно, уже ищут вас, смогли сделать это легче и быстрее. Из кабинета я позвоню в радиоузел, они сделают объявление по внутренней связи. А мы пока выпьем кофе… И вы накинете что-нибудь, а то простудитесь перед третьим туром.

Они поднялись еще на этаж, оказались на третьем, снова пошли по коридору. Здесь уже не было похоже на театр, скорее, на учреждение. Равные промежутки от двери до двери, а напротив глухая стена.

Катя про себя машинально считала шаги: «Раз, два, три, четыре, пять — дверь, раз, два, три, четыре, пять — дверь…» Через три счета Николаев остановился.

— Добрались. — Он достал из кармана ключ с кожаным брелоком, открыл и радушно пригласил: — Входите, пожалуйста, располагайтесь, будьте моей гостьей.

— Спасибо.