Читать книгу "Песнь копья - Илья Крымов"

Молитвами Обадайя продержался до рассвета, и лишь когда просветлел небосвод, он решил оставить свой пост. Усталый, продрогший, отрок погладил прекрасного скакуна, вставил ногу в стремя и чуть не упал оттого как вздрогнула земля. Толчок повторился, торгаст совсем не по-лошадиному закричал, а мальчик понёсся к практикуму, не помня себя от волнения. То было опрометчиво, ибо когда тряхнуло в третий раз, из купола с грохотом выбило большой фрагмент конструкции. Ударная волна отмела человека словно пылинку.

Из пролома в утренний воздух валил дым, внутри неясно мерцало и метались разноцветные разряды энергий. Преодолев лёгкую контузию чарами, бормоча заклинания, прибавлявшие сил, Обадайя встал и выпустил в ладонь волшебную палочку. С этим тонким белым прутиком он побежал к пролому, откуда звучал отрывистый голос Майрона Синды.

Развеяв дым чарами, ученик застал учителя внутри большой залы практикума, среди перевёрнутых столов, горящих книжных полок, с оплавленными пятнами на каменном полу. Тот бродил, держась за голову, и что-то выкрикивал в пустоту, раскачивался, хрипел, рычал. Зрелище вновь лишило Оби твёрдости духа, он стоял и не понимал, след ли обращать внимание на себя?

— Utnag ongri boren shie… Angren soruz giel shie… Vagorn nazgot iychash shie… Utnag…

— У… у-учитель?

Майрон вскинул голову, его глаза полыхнули, янтарными звёздами.

— Учитель?! — Волшебная палочка была поднята и теперь дрожала в дрожавшей руке.

— Dumgoj rohan varn shie! Vayshan umlo corn shie! Etnag larga gorott shie! Utnag ongri boren shie!

Речь перешла в крик, рычание, вой, зверь в обличие человека ринулся к Оби, роняя слюну; снаружи раздались отдалённые раскаты грома. Учитель напал на ученика без жалости, налетел на выставленное заклинание Щит, которое отбросило его, мгновенно поднялся и напал вновь. Он ударил в силовое поле своим правым, бронзовым кулаком и плетение оказалось растерзано в клочья. Второй Щит постигла та же участь, Майрон прошиб его одним взмахом, а когда из палочки выметнулись Прочные Путы, разорвал их что паутину, став лишь злее. Паралича и Обморока он не заметил, заклинания растаяли, коснувшись безумца.

Только бесчисленные тренировки спасли юношу от мгновенной гибели. В утреннем небе зарождалась буря, а внизу хрупкий мотылёк ускользал от когтей дракона, защищался и едва не погибал. Майрон двигался как живая ртуть, отставал от жертвы на доли секунды, ревел, промахиваясь, пока вдруг не превратился в смазанный росчерк. Наконец его пальцы сомкнулись на предплечье ученика, ломая кости. Пойманный Обадайя был вскинут за свою искалеченную конечность и брошен в дальнюю стену, — хрустнули рёбра, вышел дух, отрок едва не погиб. Но зверь не остановился, он оказался рядом, поднял добычу за горло и, выдыхая дым, провозгласил:

— Dumgoj rohan varn shie! Vayshan umlo corn shie! Etnag larga gorott shie!

— Учитель… — захрипел Обадайя, превозмогая мучительную боль, теряя зрение и сознание.

Снаружи сгустилась тьма, и когда бронзовые пальцы почти смяли глотку, почти раздробили шейные позвонки, сверху на практикум снизошёл столб небесного огня.

Мир затопила белизна, противный писк застлал уши, боль перестала существовать. Оби окутал покой и посетило дивное видение. Нечто немыслимо, невиданно прекрасное спускалось свыше, чтобы заключить его в объятьях, оградить от страстей земных, поцеловать в лоб и принести весть, шёпотом…

***

Когда Майрон Синда вернулся в себя и смог открыть глаза, он был слабее новорождённого младенца. Дар почти не чувствовался, дыхание давалось трудом, а как в тело вернулась боль… но он умел перебарывать её. С этим врагом Майрон бился половину жизни и хорошо его узнал.

Набравшись сил, он смог привстать и оглядеться. В руинах едва узнавался практикум, здание было разрушено до основания, камень не удержался на камне. С горечью и разочарованием маг без магии процедил несколько проклятий. Что же он натворил? Что же… С трудом обернувшись, седовласый увидел в десятке шагов от себя Оби. Мальчик лежал на боку, не шевелясь, он был жив, несомненно, однако лицо учителя омертвело.

Рив смог подняться и заставить себя идти, чтобы упасть на колени рядом с учеником и бережно, словно птенца, тронул его. Обадайя спал, свернувшись калачиком, совершенно целый и здоровый, ни единой царапины, только покрытый пылью, как и его учитель. На грязном лице отрока пролегли русла слёз. Он много плакал, прежде чем уснуть.

Майрон не знал, что думать, не знал, что делать. Память его пострадала и после входа в практикум, не показывала ничего. Кажется, он вновь решил попробовать…

— Проклятый старый дурак, — ненавидя себя всем сердцем, простонал маг без магии, — что б тебе пусто было до гробового камня, ахогово семя[21]…

Оби шевельнулся, вздрогнул во сне, и мужчина прикусил язык. Он как мог осторожно поднял мальчика на руки и выступил на проплешину. Земля вокруг практикума была оплавлена, пруд испарился, часть деревьев превратилась в угольную пыль… что-то ужасное, должно быть, вышло, когда его плетение потеряло стабильность… что-то непредсказуемо разрушительное.

Торгаст, принесший его к практикуму, исчез, — от седла остался едва узнаваемый обугленный кусок. Поодаль, однако, слава Господу-Кузнецу, Молотодержцу и всем апостолам, виднелась белая шкура другого торгаста, на котором, верное, прилетел Обадайя. Призванный зверь был испуган, но покладистый нрав позволил быстро его успокоить. Оказавшись в седле, Майрон крепко прижал к себе ученика и пустил скакуна шагом.

Они прилетели в усадьбу задолго до полудня, а там седовласый уложил мальчика в кровать и просидел подле двое суток. Тот крепко спал, не слыша, как его неудачливый наставник пожирает себя живьём, тихо бушует, давится ядом ненависти к самому себе. Но когда Оби всё же открыл глаза, Майрон был рядом, готовый сделать всё, что нужно, поднять на своих плечах и передвинуть горные хребты… хотя ничего не понадобилось.

Прошло ещё пять дней прежде чем ученик произнёс первое слово. Он ничего не рассказал о той злополучной ночи, не хотел есть, двигаться, отвечал через силу; только пил воду и вновь временами проваливался в сон. Словно в поражённом меланхолией, в нём иссякла воля жить. Ночами же Обадайя тихо плакал в подушку.

Тогда Майрон принял решение, которое маг принимать был не вправе, ибо шло оно вопреки магии как разумной и беспощадной стихии. Учитель решил, слушая, как его ученик давился слезами, что больше он магом не будет никогда.

Глава 5

День 4 эпира месяца года 1650 Этой Эпохи, провинция Ковхидар, королевство Риден.

Весна близилась к середине, но в том богом проклятом году даже она оплакивала беды, постигшие Вестеррайх. Шли нескончаемые проливные дожди.

День перевалил за первый обеденный час[22], а из-за туч казалось, что в мире воцарились вечные сумерки. Всадник на молодой пегой кобыле ехал средь с осени не паханых полей. Дождь сделал дороги поистине бездонными, так что приходилось искать хоть сколько-то надёжный путь чтобы лошадь не потонула.