Читать книгу "Тайны старого Петербурга - Мария Жукова-Гладкова"

Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же созвонилась с подругами и вкратце описала им суть нашего предложения. Подруги согласились и незамедлительно примчались ко мне, тем более мы не виделись с тех пор, как от них съехали. Они подробно расспросили, что от них требуется, и дружно кивнули. Теперь следовало договариваться с Валерием Павловичем.

Мы ему тоже позвонили и пригласили в нашу квартиру, объяснив, что возникла пикантная ситуация, которая требует обсуждения не по телефону.

Боровичку мы представили ситуацию таким образом, что нам поставлен ультиматум хозяевами ночного клуба, один из которых проживает в нашем доме: никаких дел с Могильщиком – или мы сами окажемся в том виде, в котором обычно в могилу опускают. Нам, конечно, этого не хочется, как не хочется и портить отношений с милейшим человеком Валерием Павловичем.

Мы выступили с деловым предложением.

Наверное, наши речи звучали по-идиотски. Правда, Валерий Павлович слушал внимательно все, что мы говорили. Уточнил, кому именно был предъявлен ультиматум. Я признала, что мне. Кем? Стрельцовым в частной беседе у него дома за чашкой чая, вернее, кофе. Папа Сулейман что-то упоминал, намекал?.. Нет. Затем Боровичок выяснил, где живут Наташка со Светкой, что-то прикинул и заявил, что подумает над нашим предложением. А там видно будет.

Не знаю уж, почему ему так хотелось остаться на нашей территории. В самом деле – чтобы специально позлить папу Сулеймана, как утверждал Стрельцов? Чтобы потом все-таки вернуться на изначальные позиции?

Стрельцова и компанию я понять могла. Скупают прилегающие к их базовому зданию площади. Но Валерий Павлович-то что, другого места найти не может? Если это территория папы Сулеймана, какого черта Боровичок тут сидит и не уходит? Чего лезть на рожон? Зачем злить Рашидова? Но я прекрасно понимала, что Валерий Павлович мне все равно не скажет правду. Как и папа Сулейман. Их сам черт не разберет. И вообще, не нашего это ума дело.

Как только мы утрясли все вопросы – вроде бы к взаимному удовлетворению сторон, – Валерий Павлович отбыл вместе с моими подругами для осмотра места. Про бывшего я у Могильщика так и не спросила, а он сам ничего не сказал. Про совершивших на меня покушение молодцев тоже не упоминал, правда, как я подозреваю, они действовали по собственной инициативе.

Только мы нашим обычным составом собрались обсудить дальнейшие пути кладоискательства, как нам опять помешали. В дверь позвонили. Кого еще несет? Принесло некоего старшего лейтенанта Терентьева.

– А где капитан Безруких? – спросила я, разглядывая предъявленную ксиву.

Старший лейтенант с капитаном знаком не был. Он представлял другую структуру и вел совсем другое дело.

Мы пригласили господина Терентьева на нашу коммунальную кухню и предложили изложить суть дела, но он для начала попросил нас пояснить, откуда мы знаем капитана. Мы пояснили, да и продемонстрировали еще не ликвидированные последствия затопления после пожара наверху, а также сообщили старшему лейтенанту, что если ему нужно также и к соседям, где был найден скелет, то это с парадного подъезда. От нас в ту квартиру не попасть. А если в мансарду, то это выше по лестнице, но на ней сейчас амбарный замок висит (или еще какой) – ее уже перекупили и ремонтируют. Надо приходить днем. Да и останки в любом случае уже давно вывезли. Если старший лейтенант, конечно, место происшествия пришел осмотреть. У нас в квартире можно посмотреть только последствия деятельности пожарных. И все. Трупы к нам не падали, и скелеты тоже не у нас находили.

По мере нашего рассказа старшему лейтенанту, как мы видели, становилось все хуже и хуже. Вскоре мы выяснили, что вся информация про обнаруженных вокруг нас мертвецов – для него новость.

– Так тогда зачем вы к нам? – с удивлением воззрились мы на Терентьева.

Оказалось, что старший лейтенант пришел вообще-то по мою душу. К ним поступило заявление от некой гражданки Белоусовой, сожительствующей с Евгением Юрьевичем Рубцовым.

– Это с папой, что ли? – удивился Сережка.

Я про упомянутую гражданку слышала впервые, но могла ей только искренне посочувствовать, о чем незамедлительно сообщила старшему лейтенанту. Сестры Ваучские меня поддержали. Иван же Петрович поинтересовался, что же такое потребовалось гражданке Белоусовой, что могло привести старшего лейтенанта Терентьева к бывшей жене гражданина Рубцова, с которым она (то есть я) уже восемь лет как в разводе.

Гражданка Белоусова сообщила, что ее сожителя, гражданина Рубцова, взяли в заложники и за него требуют выкуп. Она пыталась обратиться ко мне, чтобы поделить траты, правда, со мной ей даже не дали поговорить, когда она изложила, что желает выкупать милого «напополам» со мной. Более того, гражданка со старческим голосом (то ли моя мать, то ли еще кто-то) в довольно грубой форме посоветовала ей обратиться к психиатру. Но вместо психиатра Белоусова пошла в милицию, чтобы та помогла ей вызволить милого из лап захватчиков.

«У Жени все бабы с приветом», – подумала я, не представляя, имеем ли мы на этот раз дело с очередной бизнесменшей или все-таки с простой смертной. С другой стороны, если за бывшего требовали вначале тридцать, а потом сорок тысяч «зелеными» и она хотела разделить со мной траты…

Старший лейтенант Терентьев обратился к нам ко всем с вопросом: имел ли место разговор с гражданкой Белоусовой и что нам известно о местонахождении Евгения Юрьевича Рубцова?

Анна Николаевна взяла инициативу в свои руки и сообщила представителю правоохранительных органов, что с гражданкой Белоусовой разговаривала она, когда меня не было дома. Гражданка Белоусова требовала, чтобы я дала ей двадцать пять тысяч долларов для выкупа милого. Анна Николаевна прекрасно знает, каково материальное положение молодой соседки (то есть мое), а также о том, что представляет собой мой бывший муж. Она даже не посчитала нужным ставить меня или кого-либо в квартире в известность о звонке этой сумасшедшей. У Мариночки (то есть у меня) не то что двадцати пяти, а и пяти тысяч долларов нет. Да и с какой стати отдавать их какой-то дамочке, которую никто из нас в глаза ни разу не видел? Если у гражданки Белоусовой есть двадцать пять тысяч долларов, то захватчики (если мой бывший в самом деле в заложниках), наверное, хотели обчистить ее, а не меня, когда брали бывшего. Или, может, дамочка на пару с моим бывшим маскарад устроили? В общем, Анна Николаевна велела ей больше нам не звонить, а мне не даст выложить и рубля на выкуп бывшего, если его новая пассия имеет такие деньги. А как бы поступил на месте старушки Ваучской господин старший лейтенант?

Господин старший лейтенант, уже осмотревший нашу квартиру, согласился, что я не смогу войти в долю с таким крупным паем, но все-таки решил довести дело до конца и спросил, не знаю ли я – или мы все, – кто мог взять в заложники моего бывшего. И с какой целью. И вообще, где он может быть.

– Да кому он нужен-то? – сказала я.

– Может, от этой дамочки скрывается? – вставила Анна Николаевна.

– Это что, папу в пятьдесят тысяч долларов оценили? – спросил Сережка. – Мам, а на меня алименты сколько? Двадцать пять процентов? Нам чего-то положено, если его кто-то купит? Вот если получим двенадцать с половиной тысяч баксов… Мам, заживем! Давай прикинем, чего купим.