Читать книгу "Белое Рождество. Книга 2 - Маргарет Пембертон"

– Это замечательно, Пэтти, – отозвалась Эббра, едва постигая, о чем идет речь. – У меня для вас тоже есть новости. – Она глубоко вздохнула, собираясь с силами. – Я выхожу за Скотта и хочу, чтобы вы были на свадьбе моей подружкой.

Пэтти немедленно разразилась ликующим воплем, столь громким, что его, вероятно, услышали даже в соседнем квартале.

– Какая прелесть, Эббра! Я с радостью буду твоей подружкой! Когда свадьба? Что мне надеть?[2]Какое у тебя будет платье? О Господи! Уже много лет я не слышала такой замечательной новости!

– Она обрадовалась? – спросил Скотт, когда трубка вернулась на свое место.

Эббра улыбнулась:

– Еще как. И она будет моей подружкой.

– Моим шафером будет один парень из команды, – сказал Скотт, с любовью притягивая к себе Эббру и заключая ее в объятия. – Итак, все тревоги позади, и список гостей можно считать готовым.

Несмотря на то, что этот список состоял всего из двух человек, они решили обвенчаться в церкви.

Это была маленькая испанская церковь с белоснежными стенами. Вечером накануне свадьбы Эббра сама убрала ее розами с крошечными бутонами и охапками оранжевых вьюнков.

На ней было голубое платье с пышными рукавами, узкой талией и длинной, мягко ниспадающей юбкой. Ее букет был собран из тех же цветов, которыми она украсила церковь.

Пэтти была невероятие хороша в платье точь-в-точь того же цвета, что розы в ее букете и букете Эббры. Она приподнялась на цыпочки, поцеловала Эббру, бросила кокетливый взгляд на шафера и преподнесла новобрачным свадебный подарок – роскошную фарфоровую вазу.

После завершения церемонии они отправились в отель «Валенсия» с видом на бухту Ла-Иолла и отпраздновали событие шампанским и шикарным свадебным завтраком.

На медовый месяц молодожены отправлялись в Новый Орлеан, поскольку Эббра ни разу там не была и очень хотела посмотреть этот город.

Подружка и шафер, которые к этому времени уже нежно держались за руки, отвезли их в международный аэропорт Сан-Диего. Выходя на посадку, Эббра повернулась и бросила Пэтти свой букет.

Пэтти ловко поймала его, широко улыбнулась и лукаво подмигнула. Стоявший рядом с ней шафер Скотта смущенно зарделся.

Как только двери закрылись за их спинами, душа Эббры наполнилась ликованием. У нее вновь появилось будущее. Она вышла замуж за любимого и любящего ее человека.

Глава 29

Возвращение в Сайгон оказалось одним из самых тяжких испытаний в жизни Габриэль. Здесь все изменилось. Габриэль помнила Сайгон томным, экзотически-утонченным городом.

Если не считать редких, на удивление юных торговцев цветами, Габриэль не встречала на улицах ни звуков, ни картин своего детства. В городе, куда она вернулась, не осталось и следа былой экзотики и очарования. Сайгон стал неопрятным, вульгарным и продажным, как стареющая шлюха. Вместо французов в белых костюмах улицы заполонили солдаты, хмельные кто от спиртного, кто от наркотиков, но все до единого задиристые и ищущие наслаждений.

По улицам по-прежнему колесили велосипеды и рикши, но теперь им приходилось уступать дорогу тысячам мотороллеров и «хонд» с могучими моторами. По центральной магистрали города сплошным потоком двигались такси, грузовики и джипы. Когда Габриэль была маленькой, эта магистраль называлась улицей Катииэ, теперь ее переименовали в улицу Тюдо, и на всем ее протяжении, где некогда стояли роскошные магазины, уютные бутики и придорожные ресторанчики, теперь располагались гриль-бары, клубы и публичные дома. Перемены не произвели на Габриэль особого впечатления. Принимать что-либо слишком близко к сердцу было не в ее характере. Она не жалела о минувших днях, когда городом правили французы, а коренные жители Сайгона заботились об их удобствах.

В своих письмах Нху рассказывала, что американская армия попросту заняла место французских оккупантов и что жители Сайгона по-прежнему являются низшим сословием, основная задача которого – поставлять рабочую силу. Габриэль понимала, почему у тетки сложилось такое мнение, и хотя основным занятием сферы обслуживания стала проституция, ей казалось, что отношения между американцами и местным населением куда более равноправные и честные, нежели те, что сложились у жителей Сайгона с французскими колонизаторами.

Тем не менее кое-что здесь осталось прежним – жгучее сияние солнца, нестерпимая влажность и тухлое зловоние, издаваемое водами реки Сайгон. Жители города тоже не изменились. Темнокожие, худощавые и хрупкие на вид, они оставались такими же бойкими, смешливыми и острыми на язык, какими их помнила Габриэль. Прошедшие годы словно исчезли, когда Габриэль с удивлением осознала, насколько глубоко чувствует она свои вьетнамские корни. Ей казалось, что она не покидала город, что именно здесь ее настоящий дом.

Серене потребовалось намного больше времени, чтобы приспособиться к здешней жизни. Хотя наступил ноябрь и нередко выпадали дни, когда Сайгон заливали осенние дожди, жаркая влажная погода казалась Серене невыносимой и угнетающей.

После приземления в аэропорту Тансонхат они первым делом отправились к тетке Габриэль. Встреча Нху и Габриэль ознаменовалась потоками слез радости, и Серена была только счастлива держаться в тени, предоставив двум женщинам обмениваться семейными новостями. Нху предложила подругам остановиться у нее, но Габриэль нехотя отказалась:

– Нет, тетя Нху. Это привлекло бы к нам ненужное внимание. Мы поселимся в «Континентале» или «Каравелле». Там мы будем менее заметны.

– Едем в «Континенталь», – твердо сказала Серена, после того как они распрощались с Нху.

По слухам, там останавливался Сомерсет Моэм, а уж то, что там жил Грэм Грин, и вовсе не подлежит сомнению. То, что подошло Грину, подойдет и нам.

Габриэль не стала спорить. Ей было все равно, какой отель выбрать, а поскольку Серена привыкла к роскоши таких гостиниц, как вашингтонский «Джефферсон» и парижский «Георг V», было бы жестоко заставлять ее удовлетвориться чем-либо более скромным, нежели сайгонский « Континенталь».

Уровень обслуживания и кухня отеля шокировали Серену. Мясо, подаваемое на обед, почти всегда оказывалось воловьим, а в качестве гарнира неизменно выступал рис.

– Но ведь в стране идет война, – напомнила подруге Габриэль. – При нынешней нехватке продовольствия отель не имеет средств предлагать постояльцам что-либо, кроме говядины и риса.

На несколько долгих мгновений безупречное лицо Серены утратило всякое выражение. Габриэль уже решила, что подруга передумала и собирается вернуться к роскошной, комфортабельной жизни в Лондоне, но Серена вдруг улыбнулась, отбросила с лица длинную прядь светлых волос и сказала: