Читать книгу "Колодец старого волхва - Елизавета Дворецкая"

Он принялся стаскивать с пальца один из перстней, но это было явно безнадежное дело — перстень зарылся в складки жира и не двигался.

— Уймись, палец оторвешь! — Явор движением руки остановил его. — Показывай товар-то.

Мигом перестав терзать палец, Соломон повернул коня к повозкам и с поклонами стал приглашать Явора за собой. Явор поехал за ним, Изрочен держался за его плечом, не отставая.

— Погляди, я торгую честно! — приговаривал Соломон, приподнимая рогожу крытой повозки. — Меня знают в Киеве, в Любече, в Чернигове, в Вышгороде, в Переяславле, — все знают, что Соломон честный гость!

В его товарах Явор не увидел ничего особенного — те же бочонки меда, круги воска, которые все торговые гости возили из Руси на юг. Внимание его привлек только конь одного из хазар — гнедой красавец, сильный и неутомимый в беге.

— Смотри, — Явор кивнул Изрочену, — за такого коня весь товар этот купить можно, и тот не под хозяином, а под кметем. Видно, не скуп Соломон к своей дружине!

Услышав его слова, Соломон перестал хвалить свой товар и свою честность, глаза его сузились еще больше, он на миг замолчал, а потом громко заговорил что-то снова. Но Явор его больше не слушал. Подняв глаза от коня к всаднику, он увидел смуглое лицо человека лет тридцати с небольшим, наткнулся на взгляд темных глаз, не узких, а почти славянского открытого разреза, смотревших на него твердо и настороженно. Войлочный колпак с меховой оторочкой и бронзовыми бляшками был надвинут низко на лоб, но в лице с негустой темно-русой бородой были заметны черты славянского племени. Видно, по крови это был болдырь — полуславянин-полухазарин. Или полупеченег. Немало таких рождалось от пленных славянок в ордах, от пленных печенежек в русских городах или у женщин в поселениях, переживших набеги. Но это лицо чем-то задержало взгляд Явора, не пускало от себя, словно стрела, внезапно воткнувшаяся в землю под ногами идущего с суровым приказом: стой! Лицо казалось Явору смутно знакомым, какое-то очень волнующее воспоминание поднималось из глубин памяти, уже было близко…

И вдруг огнем загорелся прошлогодний шрам на бедре: Явор вспомнил, и так ясно вспомнил, что стало жарко. Как наяву Явор видел перед собой это же лицо, только без колпака, с темно-русой косой, болтающейся позади, — признак печенежского воинского рода. Вспыхнул блеск посеребренного оружия, в ушах взметнулся звон сабли о его меч, руки ощутили тяжесть щита, принимающего сильный удар. Только что Явор вспоминал прошлогоднюю битву за малоновгородский полон — и вот перед ним было лицо из этой битвы.

И так осознанно страшен стал взгляд Явора, что болдырь понял: он узнан. Он не помнил Явора, но сообразил мгновенно и быстрее молнии рванулся с места. Явор бросился ему наперерез, выхватив меч.

— Врешь! — хрипло выкрикнул он. — Раз ушел — больше не пущу!

Волдырь тоже выхватил саблю и встретил первый удар — раз от битвы не уйти, трусить было не в его обычае. Словно дождавшись знака, белгородцы и хазары кинулись друг на друга. В воздухе стремительно свистнули стрелы, вспыхнули под солнцем клинки. Белгородцы дали хазарам выстрелить только по одному разу, и вот уже их мечи взлетели над головами, над круглыми щитами, гулко ударились о железные умбоны. Битва, к которой оба отряда были готовы, вспыхнула мгновенно и загорелась, как охапка соломы. На каждого из белгородцев пришлось по два-три противника, но им было не привыкать к этому. Испокон века степняки, превосходя славян числом, вынуждали их воевать уменьем. Славянского отрока учили биться одному против многих, когда даже спину тебе прикрыть некому, — биться по кругу, чтобы враги вообще не видели твоей спины, чтобы ни один их удар не успевал тебя достать и проваливался в пустоту. Неустрашимого воина, которого позже стали звать богатырем, тогда звали хоробром — «хоро бор» означает «бьющийся по кругу».

Только у Явора был один противник, но этот один стоил многих. По силе первого же его удара Явор уверился, что не ошибся. Это был тот самый печенежский батыр, воевода в дружине Родоманова сына, разорившего Мал Новгород. Явор даже не успел обдумать, что означает эта встреча, у него было такое чувство, словно он в собачьей стае вдруг наткнулся на волка. Думать было некогда — его переполняла ярость и решимость не дать печенегу уйти. Печенег был сильным и опытным воином, но и Явор был непрост, — недаром его с отрочества учил Бранеяр, старый кметь самого князя Святослава.

А Медвянка наблюдала из перелеска за всем происходящим, закусив палец, чтобы не кричать от страха. Только что все было так мирно, даже любопытно, и вдруг полыхнуло пламенем! Она даже не успела заметить, с чего все началось, — так стремительно мирный разговор обратился в звон мечей. Ничего не понимая, она огромными от ужаса глазами смотрела, как Явор и один из хазар сшибаются в схватке, словно два сокола, слышала звон клинков, короткие яростные вскрики. Со всей остротой и ясностью своего впечатлительного ума она мигом осознала, что это не шутки, что перед ними враги, жестокие и непримиримые, с которыми можно разойтись только через смерть. Это чувство было так непохоже на прежнюю ее беспечальную жизнь, что само небо, казалось, рушилось над ее головой. Она не отличала степные племена друг от друга, но знала, что все они — страшные враги, дети Змея Горыныча, о котором веками поют тоскливые песни. А теперь они целились жалами в Явора и ей самой грозили наяву все те ужасы, о которых она раньше и слушать не любила. Медвянка не хотела верить, что может никогда не вернуться домой, не увидеть родных, что через считанные мгновенья, быть может, Явор будет убит, а она останется беззащитной, попадет в руки этих отвратительных черных людей, навсегда лишится воли, чести, самой жизни, что это будет уже не она, веселая и вольная городникова дочь, а униженная и лишенная всего рабыня какого-нибудь печенега или грека. Нет, нет, боги не допустят этого, ведь они такие могущественные… ведь для чего-то же они есть! Захваченная ужасом и отчаянием, Медвянка не могла даже связно молиться, а взывала к небу одним порывом сердца, бессознательно желала и ждала чуда, которое прервет этот кошмар. Она не отрывала глаз от Явора, хотя отчаянно боялась смотреть на битву; ей казалось, что если она хоть на миг закроет глаза, то Явор тут же погибнет, а вместе с ним погибнет и она сама.

И вдруг из степи послышался крик десятков голосов; русский боевой клич пролетел над степью, топот копыт, ранее неразличимый за шумом битвы, теперь упал, как гром, прорвавшись сквозь звон клинков и конский храп. «Перун ведет! Огнен Сокол! Рарог с нами! » — летели голоса, и казалось, что небесная Перунова дружина спешит на помощь белгородцам.

Услышав эти крики, хазары подались назад, завертелись, выискивая взглядом нового противника, а из степи налетели волной десятка два всадников, русских по обличью, и на щитах их горело медью и бронзой священное изображение Огненного Сокола Рарога, то же, что и на щитах белгородской дружины. Их мечи с лету обрушились на хазар, которые оказались зажаты между двумя русскими отрядами. Половина хазар была на месте перебита, другие пытались ускакать прочь, но их снимали с седел стрелами, и кони в бешеном беге волочили по траве мертвые тела, застрявшие ногой в стремени. Оставшиеся сами побросали оружие и скатились с седел, выказывая покорность.