Читать книгу "О чем знает ветер - Эми Хармон"

– На приемах у доктора Смита я присутствовать не собираюсь. Что касается моего костюма, он вполне сгодится. Материя добротная, и потом я ведь купила две шали и пальто. Не замерзну.

Беатриса вздохнула, будто сильно меня подвела. Уже в следующую минуту ее голосок зазвенел с профессиональным оптимизмом.

– Пойду распоряжусь, чтобы ваши покупки как следует завернули, пока вы переодеваетесь.

26 октября 1920 г.

Черно-пегие и вспомогательные – так называются войска, которыми Британия наводнила нашу страну, – похоже, ни перед кем не отчитываются за свои бесчинства. Колючая проволока, баррикады, военная техника, солдаты, щетинящиеся штыками, теперь часть ирландского пейзажа, как городского, так и сельского. Правда, в Дромахэре потише, чем в Дублине, но мы чуем приближение войны. Вся Ирландия чует его. Не далее как месяц назад черно-пегие заодно со вспомогательными сожгли половину крошечного Балбриггана. В пепел превращены жилые дома, мануфактуры, мастерские; уничтожено несколько кварталов. Силы британской короны утверждают, что пожар был ответом на убийство двух черно-пегих. Таковы все их «ответы», идентичные своей несоразмерностью содеянному и нежеланием искать и наказывать истинно виновных. Британия хочет сломить нас. И некоторые уже сломлены.

С апреля текущего года в тюрьме Маунтджой томятся члены Шинн Фейн, чье единственное преступление составляет принадлежность к этой партии. Политических поместили в камеры к настоящим злодеям, и в знак протеста некоторые наши ребята начали голодовку. В семнадцатом одного члена ИРА, который вот так же голодал, тюремщики вздумали кормить насильно – и это стоило парню жизни. Реакцией на голодовку 1920 года стали толпы протестующих под стенами Маунтджой и общий рост недовольства по всей стране. В результате Ллойд Джордж счел за лучшее пойти на уступки. Во-первых, дал политическим узникам статус военнопленных, во-вторых, распорядился отправить их в больницу для восстановления сил. Я как официальное лицо, утвержденное самим лордом Френчем, осматривал этих людей в больнице при Дублинском медицинском колледже. Я сам вызвался. Люди истощены, но битву они выиграли – эта мысль вселяет в них силы.

Дойл, первый Ирландский парламент, сформированный из депутатов, которые отказались заседать в Вестминстере, объявлен Британией вне закона. Мик и остальные (кто пока на свободе) продолжают собираться тайно. Их цель – создать систему для существования независимой Ирландии. Увы, мэры городов, судьи и прочие представители местной власти не могут уйти в подполье. По роду своей деятельности они всегда на виду, поэтому их арестовывают, а порой и убивают. В частности, мэр города Корка, Томас МакКёртан, был застрелен в собственном доме, а его новоизбранный преемник, Теренс МакСуини, арестован прямо в здании ратуши вскоре после того, как вступил в должность. Вместе с МакСуини арестовали десять его коллег. В знак протеста против произвола они объявили голодовку, которая для МакСуини закончилась вчера, причем трагически – герой умер на семьдесят четвертый день добровольного отказа от пищи. Смерть настигла его в Британии, в Брикстонской тюрьме. Сейчас это событие в центре общественного внимания[28].

Каждый новый день знаменуется ужасной историей из тех, которые народная память хранит с мыслями о мести. Ирландия словно напрягла все мускулы перед решающим рывком. Она еще медлит, ибо ее сковал страх, но есть в ее спазме и нечто неожиданно обнадеживающее. Теперь ясно, что пробуждение близко. Взоры всех ирландцев устремлены в одну сторону.

Т. С.

Глава 10

Трое нищих

Вам, чьи котомки вселенским полны сквозняком,Право даётся сомненья владыки отместь:Впрямь ли смиренники входят в Эдем босиком,Иль ко блаженству по трупам сподручнее лезть?

У. Б. Йейтс

БЕАТРИСА ПОДЖИДАЛА МЕНЯ возле примерочной. Я появилась в новом платье из хлопка и в новой шляпке, маскировавшей легкий беспорядок на моей голове. Весьма предусмотрительно (и тактично) Беатриса не велела упаковывать коричневые туфли, и я сразу сунула ноги в замшевое нутро, избавленная от необходимости складываться пополам и возиться со шнуровкой. Стоптанные ботинки другой Энн, заодно с уродливым костюмом и старой шляпой, уложили в коробки рядом с моими покупками. Я выглядела гораздо лучше, но бок разнылся от наклонов и поворотов, а в висках стучала кровь. Хорошо, думала я, что шопинг близится к концу.

Беатриса принялась расспрашивать, какой парфюмерией я пользуюсь. Слово «шампунь» она восприняла без удивления – наверно, в 1921 году этот продукт уже не был диковиной. Также я упомянула о лосьоне, бальзаме или масле для более легкого расчесывания кудрей. И смутилась. Как тут у них принято называть месячные?

– Еще мне нужны средства гигиены для… регул.

Более архаичного слова, чем «регулы», я не знала. Впрочем, Беатриса всё поняла.

– У нас имеются салфетки и специальные пояса; они представлены в отдельном зале, где есть ящичек для денег. Леди предпочитают приобретать подобные товары именно таким, конфиденциальным способом. Для вас я выберу всё нужное и потихоньку добавлю сверток к вашим покупкам.

Я кивнула. Лучше не спрашивать, что это за зверь такой, специальный пояс, – сама разберусь.

Теперь можно было спокойно спускаться на первый этаж и бродить среди знакомых, родных брендов. Я выбрала лосьон для тела «Вэселин», мыло «Айвори», кольдкрем «Пондз». Беатриса записывала за мной своим аккуратным почерком и укладывала баночки и тюбики в розовую коробку, которая больше подошла бы для пирожных. От себя она добавила дневной крем марки «Пондз», защебетала:

– Кольдкрем – это на ночь! А с утра нужен тающий крем! На него можно и пудру нанести. Ой! Про нее-то мы и забыли!

Она поджала губы, вгляделась в мое лицо.

– Какой тон вы обычно покупаете? Беж, белый, розовый или кремовый?

– А вы какой посоветуете?

– Беж, – авторитетно заявила Беатриса и вся подалась ко мне, словно желая открыть страшную тайну. – Моя любимая пудра – «ЛаБланш». Она недешевая, но качество окупает затраты. Еще я порекомендовала бы вам розовые румяна теплого тона. – Беатриса открутила крышечку с металлической коробочки. – Вот, взгляните.

Оттенок показался мне ярковатым, но Беатриса принялась разубеждать:

– На щеках и губах будет в самый раз. Ни одна живая душа не догадается, что вы нарумянились. А если даже и догадается – не сознавайтесь.