Читать книгу "Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард"

К тому времени 25 батарей немецких орудий были развернуты дугой к югу и к востоку от Фрёшвийера, и их снаряды перепахивали участок, все еще обороняемый французами. Приблизительно в 16 часов их сопротивление было сломлено. С севера, с юга и с востока торжествующие баварцы и пруссаки устремились в деревню. Мак-Магон вместе со своим штабом оставался до последнего момента. Немногие из скрывавшихся во Фрёшвийерском лесу спаслись бегством. Из одного полка численностью в 2300 человек уйти удалось лишь троим офицерам и 250 солдатам, и еще долго после падения Фрёшвийера баварцы прочесывали лес в поисках оставшихся в живых французов. К 16.30 все было кончено, кронпринц верхом проехался по виноградникам, и стоявшие у объятых пламенем домов Фрёшвийера его солдаты охрипшими голосами выкрикивали приветствия в его адрес. Кронпринц не затевал этой битвы, кронпринц не стремился к тому, чтобы она обернулась именно так, но это была победа, полная победа, и теперь дорога через Вогезы в Лотарингию была открыта[22].

Немцы дорого заплатили за эту победу – свыше 10 500 убитыми и ранеными, и примерно шесть седьмых из них были из двух прусских корпусов. Но и Мак-Магон лишился половины своих сил. Он потерял убитыми и ранеными 11 000 человек – примерно столько же, сколько пруссаки, но, кроме того, 200 офицеров и 9000 солдат оказались во вражеском плену. Все склоны ниже Фрёшвийера были сплошь усеяны телами погибших, это было ужасное зрелище. Потребовалось три дня совместных усилий французских и немецких лекарей доставить в пункты первой помощи всех раненых, лежавших в лесах и виноградниках, и еще неделя ушла на то, чтобы жители Фрёшвийера и близлежащих деревень похоронили убитых в этом сражении.

В Рейсхоффене Мак-Магон обнаружил долгожданные войска 5-го корпуса, которые подошли как раз вовремя, чтобы развернуться по обе стороны узкой долины в Нидерброне и сдержать преследовавшую французов вюртембергскую дивизию, в то время как остатки 1-го корпуса уже были далеко. Фейи послал всего одну дивизию, но она двигалась не спеша. У Фейи не было оснований считать этот вопрос срочным. Из посланий Мак-Магона за день до этого и утром не было ясно, что немцы непременно нападут, а Фейи был всецело поглощен обороной узких проходов Вогез от возможных угроз. Грохот канонады, доносившийся весь день из-за гор, вынуждал Фейи сидеть и ждать нападения, и полученное им в 15.30 сообщение от Лебёфа, в котором говорилось, что Фроссар в Саарбрюккене подвергся массированной атаке, ввергло Фейи едва ли не в паралич. Весь день он просидел в Битше сложа руки, а со всех сторон доносился грохот орудий. В 18.30 поступило сообщение от одного железнодорожного чиновника: «Враг в Нидерброне. Полный крах». В панике Фейи решил оставить Битш и отойти через Вогезы к Фальсбуру. Он даже не связался с частями флангов: одну бригаду оставили в Саргемине для соединения с силами Базена, а дивизия Лепарта в Нидерброне соединилась с дивизией Мак-Магона. Багаж, склады, кареты скорой помощи, даже финансы корпуса так и остались в Битше – отступать было решено налегке. Даже не увидев неприятельский корпус, Фейи бросился отступать, и это было даже не отступление, а скорее бегство – поспешное и неорганизованное бегство после проигранного сражения.

Мак-Магон, который весь тот день сохранял самообладание, направил Наполеону III весьма откровенное донесение: «Я проиграл сражение, мы понесли большие потери в живой силе и вооружениях. В настоящее время отступаем, частично на Битш, частично на Саверн. Я попытаюсь добраться туда и там переформировать войска». Это было самостоятельное решение, никоим образом не зависевшее от стратегических требований французской армии в целом. И все же кое-что Мак-Магон мог предпринять. Он мог попытаться соединиться с Базеном через Битш, и тогда все его силы оказались бы в единственном дефиле, где обороняться уже невозможно. Естественно, что куда безопаснее было бы отойти на юго-запад через Энгвиллер и Саверн к верховьям Мозеля, и для этого он заготовил приказ. Но силы Мак-Магона были слишком рассеяны, чтобы эффективно их контролировать. В ту ночь не было в Вогезах ущелья, которое не заполняли бы разрозненные группы отступавших – солдат, лошадей, фургонов и орудий; 1-й корпус смешался с 5-м и 7-м – все вслепую брели на запад. Так выглядела разбитая наголову армия.

Трагедия Шпихерна и Фрёшвийера крылась в отваге французов. Их отпор был жесток, они ни на шаг не отступали, они шли в одну контратаку за другой и отошли лишь потому, что в Шпихерне в результате маневрирования они оставили позиции, а во Фрёшвийере столкнулись с явным численным превосходством противника. Французская армия полностью оправдала ожидания тех, кто верил в нее. Не подвели и винтовки Шаспо. В Висамбуре городской гарнизон пять часов сдерживал наступавший баварский корпус. Два прусских корпуса, штурмовавшие Гайсберг, заплатили за победу огромными потерями – счет шел на тысячи солдат и офицеров. В Шпихерне главный участок фронта французов на протяжении всего дня пруссаки не штурмовали, а во Фрёшвийере, когда дивизии Дюкро и Рауля все же не выдержали восьмичасовой бой, их разгромили не немецкие пехотинцы, а немецкие артиллеристы.

Следует отметить, что немецкая пехота на самом деле не оправдала возложенных на нее надежд. Колонны атаковавших рот рассыпались под огнем французов, залегали, и ни прусские унтер-офицеры, ни даже офицеры так и не смогли вынудить их продолжить атаки. Искушение «затеряться» где-нибудь в лесах и на местности вблизи позиций французов было слишком велико. Только сомкнутый боевой порядок вселяет веру в пехотинцев, но сомкнутый строй против винтовок Шаспо – чистейшее самоубийство. И решением проблемы, как в этом убедились сами немцы в ходе дальнейшей кампании, было не полагаться на пехоту, если ее оружие уступало неприятельскому, а рассчитывать на свою полевую артиллерию, которая зарекомендовала себя в целом достаточно умелой и могла постоять за себя. Дальнобойность орудий, меткость их огня и скорострельность обеспечили пруссакам полное превосходство в начале обоих сражений, превосходство настолько убедительное, что и французские стрелки – включая и тех, кто вел огонь из страшного оружия под названием митральезы – предшественники пулеметов, – умолкали считаные минуты спустя. Даже если французы и прибегали к помощи артиллерии, ее эффективность сильно ограничивалась дистанционными взрывателями – снаряды рвались только на дистанциях в 1200 и 2800 м. Немцы же, использовавшие снаряды с взрывателями ударного действия, с подобными явлениями не сталкивались. Их снаряды взрывались от соприкосновения с целью, хотя бывало, что и они просто застревали в мягком грунте, причем настолько глубоко, что уже не могли причинить заметного урона. Благодаря дотошным методам боевой подготовки генерала фон Хиндерзина прусские артиллеристы добивались совершенно феноменальной меткости стрельбы. Войны редко выигрываются одним только более совершенным оружием, но моральное удовлетворение, которое немцы испытывали от своей превосходной артиллерии, по-видимому, сыграло далеко не последнюю роль в достижении ими победы над французами.

Наконец, если успехи немецких артиллеристов 6 августа предвосхитили новую эпоху прикладных технологий в войне, то постигшие французскую кавалерию беды подчеркивали, что эпоха кавалерии в войне завершается. Бригада Мишеля в Морброне и дивизии Бонмена при Фрёшвийере являли собой пример совершенно бессмысленной жертвы, никакой военной необходимостью не оправданной. На этом поле битвы, как впредь на всех других в Западной Европе, кавалеристам приходилось выбирать между бездействием и самоубийством. Но уроки, которые теперь по прошествии времени представляются столь очевидными, армиям Европы приходилось осваивать в течение полувека. Лишь весьма проницательные сумели разглядеть тройной смысл в событиях 6 августа 1870 года: крах кавалерии, преобразование пехоты и триумф артиллерии.