Читать книгу "Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон"

— О чем забуду? Что я видел? — выдохнул Джексон.

Высший балл за попытку вести беседу, Джексон. Стоит по-собачьи и еще разговаривает — дайте парню медаль. Он вытолкнул из легких воздух и втянул его снова, — Ты мне тут, сука, не умничай, ты знаешь, что видел.

— Правда?

В ответ Хонда не задумываясь пнул его под ребра. Джексона скрутило от боли. Он прав, умничать не стоит.

— Говорят, вы шумиху подняли, мистер Броуди.

(Он знает, как меня зовут?) Джексон хотел было сказать, что ничего подобного не делал, что, напротив, он намеренно воздержался от разговоров с полицией о дорожном инциденте и не лез в свидетели, но выдавил только «А-ах», когда тяжеленный ботинок Хонды снова заехал ему в ребра. Нужно встать. Всегда нужно вставать. Перед глазами разом промелькнули все фильмы про Рокки Сталлоне в конце выкрикивает имя жены, словно перед смертью: «Эдриан!» «Рокки» с первого по пятый — кладезь моральных принципов, которым мужчина может научиться следовать, но что в этих фильмах говорится о борьбе с невероятным противником? Продолжай драться, несмотря ни на что. Когда все приемы исчерпаны, единственное, что остается, — довести дело до конца.

Хонда присел на корточки, как борец сумо, и принялся дразнить его, размахивая руками, будто помогал припарковаться задним ходом, — универсальный самцовый жест, означающий «давай-давай!».

Бугай был вдвое больше Джексона, скорее неодолимая сила природы, а не человек. Джексон знал, что у него нет шансов одолеть такого противника в драке или даже просто в этой драке выжить. Он вдруг вспомнил про бейсбольную биту. Куда он ее дел? Засунул в рукав? Нет, глупость какая, он же не фокусник. Они ходили кругами, как уличные гладиаторы, пригибаясь к земле. У Хонды явно не было чувства юмора, иначе он бы хохотал над самонадеянностью Джексона. Где же бейсбольная бита?

Второе правило, которое Джексон вдалбливал в голову Марли и Джулии, касалось поведения при нападении, в том случае если ты не послушалась-таки совета и забрела в темный переулок.

— Все преимущества на его стороне, — наставлял Джексон. — Рост, вес, сила — все против тебя, поэтому нужны грязные приемы. Тыкай большими пальцами в глаза, указательными — в ноздри, бей коленом в пах. И кричи, не забывай кричать. Как можно громче. Если ничего не помогает — кусайся. Вцепись в нос или губу и не отпускай. А потом снова кричи. Кричи во все горло.

Джексон решил драться как девчонка. С ориентированием на местности по женской методике у него не получилось, но, была не была, он попробовал ткнуть большими пальцами Хонде в глаза — и промахнулся. Все равно что тянуться к баскетбольному кольцу. Кое-как он допрыгнул до носа, вцепился зубами и не отпускал. Может, и не самое противное, что ему доводилось кусать в жизни, но близко к тому. Хонда завопил нечеловеческим голосом — так кричат великаны в сказках.

Джексон разжал зубы. Лицо противника было в крови, Джексон ощущал во рту ее омерзительный металлический привкус. Он последовал собственному совету и закричал. Он хотел, чтобы пришла полиция, чтобы сбежались сознательные граждане и безразличные прохожие, чтобы хоть кто-нибудь остановил этого взбесившегося человека-гору. К сожалению, на крик примчалась собака, и Джексон вспомнил — опасаться стоило не бейсбольной биты, а пса. Того самого, который в настоящий момент стрелой летел к нему с оскалом, достойным гончей из преисподней.

Он знал, как убить собаку, по крайней мере теоретически: нужно схватить ее за передние лапы и просто тянуть их в стороны. Но теоретическая собака — это не живой разъяренный пес, сплошь зубы и мышцы, у которого только одна цель — перегрызть тебе глотку.

Хонда перестал голосить, чтобы дать собаке команду. Он указал на Джексона и рявкнул:

— Взять его! Убить его!

Джексон, онемевший и парализованный ужасом, смотрел на пса. Тот взвился в воздух и рванул к нему.

Среда

16

Ричард Моут проснулся как от толчка. Ему казалось, что у него в голове прозвонил будильник. Он понятия не имел, который час. Поставить часы в комнату для гостей Мартин не удосужился. За окном светло, но это ничего не значит, здесь вообще никогда не темнеет. «Шутляндия», чтоб ее. Эдинбург, Северные Афины — зашибись шуточка. Во рту вместо языка сидел слизняк. Заполз по подбородку, оставив слюнявый след.

Он лег спать не раньше четырех, когда уже вяло пробивался рассвет. Чик-чирик, чик-чирик, и так всю дорогу, вот срань-то. Он приехал на такси или пешком пришел? Из бара «Траверс» он ушел далеко за полночь. У него осталось странное, но яркое воспоминание о продолжении вечера в стрип-клубе на Лотиан-роуд, где Шанайя, так ее вроде звали, тыкала промежностью ему в лицо. Вонючая шлюха. Сборное шоу прошло нормально, на эти дневные мероприятия Би-би-си всегда собиралась приличная публика постарше, те, кто по-прежнему считал Би-би-си синонимом качества. Но десятичасовое шоу… толпа обмудков. Блядских обмудков.

Солнце бесстрастно сунуло сквозь шторы палец, и Моут заметил у себя на руке «Ролекс» Мартина. Без двадцати пять. Мартину не нужны такие часы, он не похож на парня, который носит «Ролекс». Может, он ему их подарит? Еще вариант — «случайно» увезти их домой.

В голове снова прозвенел будильник, и Моут понял, что звонят на самом деле в дверь. Какого хера Мартин не открывает? Опять, на этот раз кнопку держали дольше. Черт! Он вылез из постели и спустился на первый этаж. Входная дверь была закрыта только на задвижку — вместо бесчисленных замков, щеколд и цепочек, на которые запирался Мартин, прячась от внешнего мира. В чем-то этот парень — как старая тетка. Практически во всем. Ричард Моут потянул дверь на себя, и в глаза ему ударил солнечный свет — почувствуй себя вампиром. На пороге стоял какой-то мужик, просто мужик, не почтальон и не молочник — в общем, не из тех, у кого есть право будить людей в такую рань.

— Что? Время — пять утра. Еще практически, блядь, вчера.

— Не для тебя, — ответил мужик и грубо толкнул его в дом. — Для тебя уже завтра.

— Какого?.. — вякнул Ричард Моут, когда тот швырнул его в гостиную.

Мужик был здоровый и с жутко распухшим носом, видать недавно подрался. Страшно гнусавый выговор — англичанин, интонация монотонная — Ноттингем или, может, Ланкастер. Ричард Моут представил, как дает описание мужика в полиции и говорит: «Я разбираюсь в акцентах, такая у меня работа». В начале девяностых он пробовал себя на актерском поприще, ему дали маленькую роль в сериале про полицейских. Он играл парня (тоже комика, так что не пришлось особо напрягаться), преследуемого сумасшедшей девицей, которая хотела его убить, и один из следователей говорил его персонажу, что для того, чтобы выжить, нужно думать как выживший, представлять себя в будущем, после нападения. Совет всплыл у него в голове, но он тут же вспомнил, что его герой пал-таки жертвой сумасшедшей преследовательницы.

На незнакомом психе были водительские перчатки, Ричард решил, что это, скорее всего, плохой знак. Из отверстий в перчатках выпирали костяшки, маленькие атоллы белой плоти, — Ричард подумал, что из этого может выйти неплохая шутка, особенно если приплести что-нибудь насчет бандитских наколок, но, как он ни пытался, оформить свою мысль во что-то связное, а тем более смешное не получалось. Псих вытащил откуда-то бейсбольную биту.