Читать книгу "Антикитерский механизм. Самое загадочное изобретение Античности - Джо Мерчант"

Счетная линейка – простой пример аналогового компьютера. Несколько сложнее механические орудийные прицелы, использовавшиеся во время Второй мировой войны. В них имелись два металлических рычага, с помощью которых выставлялись угол над горизонтом и расстояние до летящего самолета, и, если они были установлены верно, можно было узнать высоту и расстояние до цели.

Первым программируемым аналоговым компьютером был «Тотализатор» – австралийское изобретение, впервые установленное в 1913 г. на ипподроме в Ньюкасле в Новом Южном Уэльсе. В нем ряды дифференциальных зубчатых колес использовались для того, чтобы вычислить суммы, которые следовало выплатить выигравшим из общей совокупности ставок. В гараже у Бромли хранилась одна из первых моделей, но он ни разу не слышал о чем-либо, напоминающем это странное греческое устройство. Загадочная машина являла собой самое начало вычислительной традиции – цифровой или аналоговой. Это был первый известный объект, изготовленный для того, чтобы выполнять умственную работу, думать за людей, решать уравнения и выводить результат на градуированной шкале. Бромли сразу же начал трансформировать его зубчатые передачи в коммутационные схемы, и у него возник новый план: он станет тем человеком, который решит загадку Антикитерского механизма.

В частности, у Бромли была теория, что прибор не мог приводиться в движение медленно вращающимся большим колесом – у него просто не хватило бы мощности сдвинуть все последующие шестерни. Бромли подобрал передачи и пришел к своему варианту, где приводом был легко вращающийся диск – тот, к которому крепился дифференциальный механизм Прайса. Вернувшись в Сидней, он попытался собрать грубую модель механизма, используя зубчатые колеса из конструктора «Меккано», потом вместе с часовщиком Фрэнком Персивалем сделал более точную реконструкцию. Очень трудно было добиться, чтобы острые треугольные зубцы сцеплялись правильно, но после того, как их края скруглили, все заработало гладко – куда лучше, чем в модели Прайса.

Райт между тем быстро терял уверенность в том, что на реконструкцию Прайса можно хоть в чем-то полагаться. Оставалось одно – поехать и изучить фрагменты самому. Но в один зимний день, незадолго до Рождества 1989 г., к нему в кабинет неожиданно вошел Бромли. Вид у него был примерно такой же, как у Джудит Филд, когда шесть лет назад она принесла ему византийские солнечные часы.

«Я только что из Афин, – важно объявил Бромли. – Музей дал мне разрешение работать с Антикитерским механизмом!»

У Райта челюсть отвисла. Все это время он мечтал о том, чтобы изучить механизм, и теперь Бромли – его друг, человек, которому он доверял, – украл его идею. При работе с античными артефактами существовало неписаное правило: как только какому-либо ученому предоставлялся доступ к предмету, до публикации результатов тот становился недоступен для других специалистов. Райт был выведен из игры. Не в первый раз он почувствовал горькую зависть ко всем этим университетским ученым, перелетавшим из института в институт, изучая то, что им хочется. Он знал свое дело и был лучше, чем этот человек, подготовлен к тому, чтобы справиться с ним. Если бы только у него был шанс доказать это!

Бромли собирался обратно в Афины уже через несколько недель, и Райт понял, что есть лишь один способ тоже оказаться там. Он смирил свою гордость и попросил Бромли взять его с собой в качестве помощника.

Бромли согласился, и теперь Райт, ни разу в жизни не совершавший поездок за границу, взял небольшой отпуск, чтобы привести в порядок и мысли, и бумаги. В январе они вылетели в Афины, прибыли поздно вечером в воскресенье – Бромли остановился в комфортабельном отеле на другом конце города от музея, а Райту удалось в последнюю минуту найти место в ближайшем студенческом хостеле.

Утром они встретились в музее, где их приветствовал Петрос Каллигас временный куратор коллекции бронзы, работавший с Прайсом и Каракалосом в 1970-е. Это был приятный пожилой человек, прекрасно владевший английским – к облегчению Райта, до прибытия в Афины не предполагавшего, что современный греческий очень отличается от древнегреческого, который он учил в школе.

Угостив гостей крепким черным кофе, Каллигас подвел их к окруженному фрагментами древних статуй столу в углу лаборатории консервации бронзы. На столе был поднос, а на нем на листах папиросной бумаги лежали обломки Антикитерского механизма.

Первая мысль Райта была – какие же они маленькие! По фотографиям невозможно было составить представление об истинных размерах прибора. И каждый фрагмент был полон замысловатых деталей. Его следующая, торжествующая мысль была: «Прайс и половины этого не заметил!» В нетерпении он натянул белые хлопчатобумажные перчатки – как это принято у сотрудников музея, работающих с хрупкими предметами, но Каллигас мягко остановил его: «Мы заметили, что незащищенная кожа куда меньше истирает материал». И на этом оставил их.

Следующий месяц Райт и Бромли провели тщательно измеряя, фотографируя и всесторонне описывая обломки и сравнивая свои наблюдения с теми, что сделал Прайс. Они работали ежедневно до обеда, когда сотрудники музея заставляли их прерваться. После было время еды, легкого отдыха, прогулок по Афинам – или можно было засесть в одном из множества маленьких баров, где, потягивая из оловянных кружек домашнее вино и закусывая мезедес, они обсуждали сделанное за день. После этого, как правило, возвращались к работе, но иногда от вина они переходили к узо, день сменялся вечером, а потом и ранним утром. Особенно полюбился им бар «Герань», простецкое заведение на улице Триподу.

Однажды в начале их пребывания после особенно бурной ночи Бромли чувствовал себя плохо. Райт пошел в музей один. С ним был только скучающий ассистент по имени Тассос, да вокруг жужжало несколько мух. «Обломки похожи на зеленое слоеное печенье, – подумал он, – и на ощупь такие же, только тяжелее». Райт осторожно дотронулся до них, стараясь, чтобы от контакта с его пальцами с них ничего не осыпалось. Эти фрагменты сумели пережить 2000 лет, но теперь они были очень хрупкими. А каждый крошечный кусочек мог содержать частичку важной информации, которая будет утрачена навсегда, если он будет неосторожен. Один из фрагментов представлял собой округлый, подвергшийся коррозии кусок, сбоку которого виднелась часть тонкой зодиакальной шкалы. Он перевернул его, чтобы посмотреть, что на обратной стороне, и тут услышал хруст, и прямо на его глазах шкала развалилась надвое.

Райт пришел в смятение. Он многие годы мечтал о возможности лично изучать фрагменты, и теперь, когда она наконец представилась ему, он сломал один из них! Конечно, теперь он навсегда будет изгнан из музея из-за своей неуклюжести. Райт проскочил мимо Тассоса, выбежал за дверь и помчался по коридору в кабинет Каллигаса.

«Случилась катастрофа!» – произнес он дрожащим голосом. Куратор поднял глаза, оторвавшись от бумаг: «Катастрофа? Какая катастрофа?»

«Один из фрагментов… Он сломался!» – выдавил Райт. «Хмм!» – отреагировал Каллигас. Он вышел из кабинета и направился в лабораторию, Райт нервно шагал за ним. Каллигас осмотрел сломанный кусок, снова хмыкнул. На несколько мгновений повисла тишина, но наконец он заговорил.