Читать книгу "Тысяча жизней - Жан-Поль Бельмондо"

Сначала речь шла об экранизации «Трех мушкетеров»; но из-за проблем с правами проект не состоялся. Вместо него Филипп де Брока отыскал другой сюжет плаща и шпаги: легенду о благородном разбойнике Картуше. Кастинг очень меня устраивал, так как я снова встретился с Клаудией Кардинале, с которой мы подружились во время моей итальянской кампании, и вдобавок сумел пристроить моего друга Жана Рошфора на замену Жан-Пьеру Марьелю, занятому в другом фильме.

На первый взгляд угловатое лицо Жана и его серьезное, неулыбчивое выражение встревожили режиссера, который шепнул мне на ухо: «Слушай, что-то невеселый вид у твоего приятеля!» Само собой разумеется, жизнь опровергла его первое впечатление: Жан был человеком юморным и очаровательным, идеальным для роли Крота.

Съемки проходили сначала в городе, дорогом сердцу Мольера, Пезенасе, где мне пришлось срочно учиться ездить верхом. Мне хватило недели, потому что я сразу к этому пристрастился. Жан же лошадок боялся и забирался в седло с комичной неуклюжестью и напряженным лицом. Поскольку мой герой был вором ловким и сильным, прыгал, бегал, дрался, совершал кульбиты и скрещивал шпаги, я был в своей стихии.

Меня поручили учителю фехтования Клоду Карлье, который давал мне уроки час в день и, считая меня хорошим учеником – небывалая оценка, – показывал все более сложные тактики, заставляя заходить все дальше. Благодаря ему я смог выполнить все трюки в «Картуше».

Этот избыток энергии, который мне всегда ставили в вину, наконец стал достоинством. Потому что ее требовалось много, чтобы сыграть Картуша. И я ее действительно не жалел – и в данном случае был доволен, что меня за это не упрекают. Не только Филипп де Брока с энтузиазмом одобрял мою актерскую работу, но и товарищи по съемкам подбадривали меня в моих фантазиях, которые позволял сценарий фильма.

Съемочная площадка была постоянным праздником; восстановленный в павильоне Париж XVIII века – гениальным игровым полем. Моя возлюбленная в фильме, Клаудия, само веселье, подхватывает и поддерживает все мои дурачества. Мы соревнуемся, кто кого.

Увы, по моей вине она умирает в конце фильма, и сцену, в которой я должен выразить мое горе, снять оказывается нелегко. Потому что плакать мне не хочется. Я только что отколол очередной номер, и моя партнерша хихикает, когда ей полагается испускать последний вздох. Чтобы помочь мне сделать серьезное и несчастное лицо, Брока дает странный совет: «Представь себе автобус». Похоже, это сработало: моей радости в кадре не видно. «Картуш» закончен, но невозможно остановиться на этом пути без руля и ветрил. В вечер премьеры, слишком чопорной и светской для нас, мы ищем способа развеять скуку.

Который подворачивается в виде огромных глиняных кувшинов, полных крупы для приготовления кускуса. Я делаю знак Клаудии, и она прячется вместе со мной под стол в непосредственной близости от емкостей. В нашем укрытии мы начинаем операцию «Фрикадельки». Из крупы, хорошенько ее уминая, мы лепим множество маленьких теплых катышков. И, как следует вооружившись, идем в атаку. Дождь из крупы обрушивается на зал, никого не оставив невредимым. Каждому гостю достается в лицо, на пиджак, брюки, усы… Презентация «Картуша» имела бешеный успех, стала событием, которое запомнили все присутствующие.

Но этим памятным вечером я не удовольствовался; я снова взялся за свое на пресс-конференции. Я незаметно расстегнул ремень под столом, а потом встал, чтобы поговорить с журналистами. Мало-помалу мои брюки сползли до самых ботинок. Я, конечно, делаю вид, будто ничего не замечаю, и продолжаю удовлетворять любопытство СМИ в одних трусах. Я говорю так пару минут и тут вижу, как идет из глубины зала мой друг Филипп де Брока, – он, мастер нагнетать, разделся полностью. Голым он поднимается на эстраду, чтобы рассказать о «Картуше». Зал, надо полагать, оценил наш импровизированный скетч, потому что рецензии были хвалебные!

Сам фильм быстро стал популярным, собрав более трех миллионов зрителей. Нет ничего лучше аншлага, чтобы польстить эго и побудить продолжать. Ведь единственное мнение, которое что-то значит, – это мнение публики.

Брока – тот не умеет почивать на лаврах, он всегда недоволен тем, что сделал. Он корит себя за то и за это, а когда ему говорят: «Твой последний фильм прошел мимо меня», он с юмором и самоуничижением отвечает: «Мимо меня тоже».

Два года спустя он встревожен, когда, вернувшись в Париж и смонтировав фильм, показывает первый вариант всей группе. Ему кажется, будто он смотрит не настоящий фильм, а любительское видео, снятое на каникулах оравой веселых шалопаев. Продюсер Александр Мнушкин находит, что все очень хорошо, и пытается его успокоить. Тщетно. А между тем он прав: «Человек из Рио» более чем смотрибелен. Всем нравится.

Во Франции, где зрители занимают очередь с раннего утра. В Соединенных Штатах тоже, благодаря бесплатной рекламе, сделанной братом президента Робертом Кеннеди, который влюбился в фильм, посмотрев его на французском.

Позже Спилберг напишет Брока, что смотрел фильм девять раз и вдохновлялся им, создавая свой сценарий «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега».

Я же был счастлив убедиться, что наше сотрудничество с Филиппом приносит плоды, да не простые, а золотые, и что вложенные радость и искренность окупаются. Благодаря этим двум фильмам я вдобавок открыл для себя новый источник удовольствия: трюки.

Поддерживаемый Жилем Деламаром и окрыленный доверием Брока, я теперь способен выполнять любые, даже самые опасные действия своих персонажей. В Бразилии я принял боевое крещение, заглянув в пустоту. Отныне я все могу. И все мне интересно. Достаточно, чтобы между режиссером и мной была творческая дружба, согласие и взаимное уважение, – и будет возможно все. Так было с Филиппом де Брока и с Анри Вернеем, чей современный вестерн «Сто тысяч долларов на солнце», в котором мне досталась роль, соперничал с «Человеком из Рио» в зените славы.

В августе 1963-го довольно пестрая съемочная группа, состоящая, в числе прочих, из Бернара Блие, Лино Вентуры, только что закончившего съемки в «Дядюшках-гангстерах», и меня, высадилась в Варзазате, на юге Марокко, чтобы снять родео на грузовиках, расцвеченное смачными диалогами Мишеля Одиара. Верней – профессионал, в то же время глубоко человечный, и мне легко с ним работать. Он не пытается руководить актерами, но выбирает их в зависимости от того, как они руководят собой сами. Он ценит хорошую натуру, актеров, которые не играют, и потирает руки, объединив нашу троицу – Лино, которого я рад встретить вновь, Блие и меня.

Между сценами мои партнеры, два бонвивана, стосковавшиеся по французским застольям, только и говорят, что о еде. Бернар с неподражаемым талантом описывает хруст свежего багета, когда его кусаешь, розовый глянец свиного паштета и упоительный запах кровяной колбасы. Мы уже сыты так, что и не смотрим на доставленные для съемочной группы сандвичи.

Вечером Лино, итальянец, не в силах больше видеть турецкий горох, варит макароны, которых привез с собой целый запас. Поддразнивая его, неулыбающийся Блие будто бы критикует его варку, чем выводит из себя по-настоящему.