Читать книгу "Золотой осел. Апулея. Архетип трансформации - Мария-Луиза фон Франц"

У Харона есть египетская параллель в виде Ахаранта или Акеру, который из-за сходства имени отождествлялся с Хароном в синкретической греко-римской египетской религии[86]. Но Акеру имеет более позитивную функцию в Египте. Его изображают как простого крестьянина, который сеет и жнет пшеницу, и потому во многих текстах египетских гробниц считается посредником при воскрешении. Следовательно, можно сказать, что «перевозчик», который с экстравертной точки зрения рассматривается негативно, так как его появление связано с затемнением сознания, и только сны производят символы, переводя на другой берег, египтянами рассматривался более позитивно в связи с интровертностью их цивилизации. Они видели здесь сеяние пшеницы, которая исчезает в земле и снова пробуждается к жизни. Иисус ссылается на ту же мистерию Осириса, говоря о «воскрешении» зерна[87].

Распространенное в античности верование, что Харону требуются деньги, тоже можно рассмотреть в этом свете: в большинстве гробниц античности у мертвых под языком была монетка для Харона, который иначе оставил бы их на берегу между двумя мирами. Это показывает, что трансцендентная функция нуждается в минимуме сознательного либидо. Целительная функция бессознательного не может перевести нас «на другой берег», если мы не отдаем либидо, то есть сознательное внимание. Особенно трагично это видеть в людях, которые лет двадцать тянули свою жизнь, в тайне ужасно страдая от невротического симптома. Такие люди застревали на берегу, потому что у них не было денег для Харона. У них не было верных инструкций или инстинкта, или благородства, чтобы ему следовать.

Затем Психея приходит к старику по имени Окнос, который снова и снова разматывает и сматывает черно-белый шнур. Окнос означает сомнение, и Психея не должна обращать внимание и на него, продолжая двигаться дальше, не прислушиваясь к его словам, иначе она застрянет с ним надолго. Веревка, которая появляется и в других сказочных мотивах, указывает на общую мифологическую тему и интерпретируется как смена черного и белого, дня и ночи и других противоположностей. Так что можно сказать, что Окнос, сомнение, постоянно занят бесконечной цепью противоположностей в бессознательном и прядением нити, состоящей из противоположностей, так и не доходя до поступка или прорыва. Это еще одна классическая форма застревания в бессознательном: многие люди осознают, что во всем есть плюсы и минусы, что все в психике двойственно, что все поступки можно простодушно истолковать как великие деяния, но за ними стоят и темные мотивации. Если человек это осознает, то больше не способен делать или думать, падая к Окносу. Должен я или не должен? Во всем есть недостатки, у всего есть аналог. Такое осознание может навредить elan vital. Тайна в том, чтобы сказать: «Что ж, если тут два аспекта, то к черту их, я буду делать это, потому что это я, и я готов заплатить за все; в конце концов, все наполовину неверно, что бы ты ни делал!» Люди со слабым сознанием и функцией чувства не могут принимать ответственность за свои решения, теряя силы перед лицом парадокса. В анализе они спорят: «В прошлый раз вы сказали…! Но разве тут нет другого аспекта?» И получают ответ: «Да, конечно, но тогда…» Обычно они хотят, чтобы вы решили за них, и это хуже всего, ведь тогда они могут остаться инфантильными. И это звучит просто, но в реальности ужасно и опасно, одна из дьявольских особенностей бессознательного! Окноса, верно изображенного здесь как сверхдьявол, следует избегать!

Затем Психея должна пройти мимо трех ткущих старух. Из мифологического контекста мы знаем, что это параллель германским норнам или греческим паркам или мойрам, ткущим богиням Судьбы[88]. Их Психея тоже должна миновать, то есть, одолеть. Это великое искушение для женщин и мужской анимы: искушение замыслить судьбу и помочь. То, что эти женщины появляются после Окноса, очень значимо, поскольку можно сказать, что планирование обычно появляется после чувства беспомощности. Например, если женщина любит мужчину, и у нее нет шансов его завоевать, она станет замышлять, как его уловить. Будь она уверена, что задуманное удастся, не было бы нужды строить эти планы; но это искушение corriger la fortune, исправить судьбу. В этом слабость женщин. Если они поддаются искушению, то уничтожают свой Эрос и творческие способности, как это объясняет Юнг в работе «Женщина в Европе»[89]. Но это также типично для мужской анимы. Если мужчина строит замыслы, можно быть уверенным, что он одержим анимой. Вот грубый пример: мужчина заинтересован только в банковском счете своей невесты, но не может допустить эти мысли до сознания, так что ловко убеждает себя, будто влюблен. На самом деле ему нужны деньги, но он не может отделить это желание от чувства искренней любви, и потому удерживает себя в полутемном состоянии, убеждая, будто эта девушка создана для него. Возможно, между ними есть известная симпатия, только с этим маленьким «но» в тени: у нее богатый отец. Психея избегает этой опасности, проходя мимо трех ткачих судьбы. Только осознавая такую нечистоту, полусознательные мотивации и «проходя мимо», можно продолжить процесс индивидуации. Следовательно, если мужчина или женщина не могут удержаться от постройки замыслов, не может быть настоящей любви, ведь они абсолютно несовместимы, хотя и близки. Психее удается избежать этих опасностей.

Ее последняя задача — отправиться в подземный мир и получить у Персефоны коробку, содержащую божественную красоту, и принести её Венере. Она выказывает непослушание, открывает коробку и впадает в сон, подобный смерти. Но чудесным образом появляется Эрос и вновь пробуждает её к жизни. Позже, благодаря вмешательству Зевса, Эрос и Психея женятся, Венера смиряется и даже танцует на свадебном празднестве. Позже Психея родила на Олимпе Волупию (Удовольствие). Вынесенная из земли мертвых, божественная красота — это, очевидно, нечто ядовитое, предназначенное для богов, не для людей. Это можно сравнить с библейской историей, в которой Адам и Ева крадут у Бога сознание и так начинают трагедию человечества. Но здесь грех лежит не в воровстве знания добра и зла, а в желании соучаствовать в божественной красоте.

Это связано с хорошо известным эстетизмом анимы у мужчин. Анима шепчет мужчине: прекрасное есть благо, в платоническом смысле этого слова (kalon k’agathon, «благое и прекрасное неразлучны»). Одна из глубочайших проблем мужчины в том, что он практически не способен любить женщину, если она уродлива. Он не может отделить чувство от эстетизма. Есть история о том, как мужчина не мог выбрать между двумя женщинами. Одна была прекрасной, а другая уродливой, но прекрасной певицей. После долгой борьбы певица победила. На первое же утро медового месяца он просыпается, смотрит на нее и начинает её трясти: «Бога ради, пой!» Это ужасная проблема анимы, ведь мужчина чувствует, что красота божественна и связана с благом, тогда как злое и уродливое неотделимы друг от друга.