Читать книгу "Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…» - Андрей Караулов"

Личность этого человека, в свое время со страниц «Известий» громившего Даниэля и Синявского, хорошо известна, но меня волнует, конечно, другое. Феофанов обрушился на меня за то, что я не докладывал Брежневу о состоянии мест заключения. А почему, собственно, я должен был что-то докладывать Брежневу, когда у меня есть непосредственный начальник — министр! И при чем тут Брежнев? Если уж на то пошло, то мы, скажем, делали все для укрепления режима содержания в колониях и хорошо его укрепили, по себе теперь сужу… И на бытовое содержание заключенных обращалось самое пристальное внимание.

А вот как научить администрацию колонии уважительному отношению к человеку — независимо от того, в какой «робе» он находится, стриженый он или нет, какой режим, строгий или обычный, определил ему суд? Нельзя, по-моему, унижать человеческое достоинство. Заключенный — это заключенный. Каким бы подонком он ни был, с каким бы ни пришел составом преступления сюда, в колонию, — этот человек лишь временно изолирован от общества, он еще вернется в жизнь, и с этим — нужно считаться. Многие высокие начальники, приезжавшие сюда, в колонию, не находили для себя зазорным подглядывать в щелочку, как зэк Чурбанов «клепает» креманку. Ну, куда это годится? Разве так можно себя вести?

* * *

К сожалению, есть еще одна тема, которую нельзя обойти стороной. Все знают, что в 70-е годы МВД иногда прибегало к услугам «стукачей» и «доносчиков». Они назывались «добровольные помощники милиции». Большой была ли эта «армия», я не знаю, она ведь подсчету не подлежит, но то, что оперативные службы милиции такими услугами пользовались, это так. Да и глупо было бы не пользоваться. А сколько здесь, в колонии, этих самых «добровольцев-народовольцев»! Не знаешь, с какой стороны тебя — сегодня или завтра — «с потрохами» заложат и выдадут! Вот они, «добровольцы»! А там у них были свои «добровольцы». Такие же, как они сейчас. Я думаю, что реальная помощь от этой братии делится так: из тысячи — единицы, а из сотни тысяч — десятки. Льгот у этих «добровольцев» не было никаких, но в бюджете органов существовала (не знаю, как сейчас) специальная статья расходов на всю эту компанию — чтобы приплачивать. Статья большая, но в полном объеме мы никогда ее не расходовали, потому что если уж платить, то за дело, а среди этих «добровольцев» всегда было полным-полно всякой шантрапы.

При Щелокове в аппарате МВД «стукачества» почти никогда не было, а вот когда пришел Федорчук, то появилось. Откуда он принес с собой этот рассадник, где, на какой работе он его приобрел — сказать трудно. Но, наверное, не в КГБ. Когда он пришел к нам (до назначения министром внутренних дел Федорчук полгода возглавлял КГБ СССР), в аппарате МВД все между собой перессорились и смотрели друг на друга уже с плохо скрываемым недоверием. Готовились заказные анонимки! То есть были люди, которые по указке нового министра писали анонимки на не угодных ему лиц. А кто были эти люди? Трезво мыслящие офицеры и генералы, которые имели собственную точку зрения и умели отстаивать свои позиции. С ними Федорчук и расправился. Потом, когда уже Федорчука сменил на этом посту Александр Владимирович Власов (тоже, кстати, проработавший в МВД недолго), на одном из партийных активов об этом и было сказано. Ну, уж куда лучше-то?

Борясь с «коррупцией» Щелокова в МВД, Федорчук, недолго думая, разогнал наши лучшие кадры; начальники горрайорганов в возрасте 40–45 лет чуть ли не в 24 часа изгонялись со службы, и рука Федорчука, подписывавшего им «приговоры» в виде должностных приказов, при этом не дрожала. Уже здесь, в колонии, я читал статью бывшего работника управления кадров МВД СССР генерала Голустяна — интересный и образованный человек; кстати говоря, Гдлян тоже замышлял что-то против него, но, славу богу, ничего не получилось. Так вот, Голустян пишет, что Власов вернул на работу в МВД более двух тысяч старших офицеров! А ведь среди тех, с кем расправлялся Федорчук, были и такие люди, которые не выдерживали, получали инфаркты, кончали жизнь самоубийством, не в силах пережить позор и «опалу».

По-моему, Федорчук никогда не думал — не гадал, что он станет министром внутренних дел. Федорчук долго работал Председателем КГБ Украины, и вдруг после избрания Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС именно он становится Председателем КГБ СССР. Для меня это так и осталось загадкой. Почему после Андропова Председателем становится не умный и опытный Чебриков, который был его заместителем, не умный и опытный Крючков, или другой зам, а Федорчук? Если верить слухам, то Чебрикову он даже объявил взыскание. Будучи человеком самолюбивым и легкоранимым, Федорчук так и не пришелся ко двору в КГБ и его «перебросили» к нам.

Когда он был на Украине, я его не знал, познакомился с ним, когда он возглавил КГБ, один или два раза бывал у него в кабинете.

Я уже говорил, что по ряду вопросов КГБ и МВД работали вместе. Один из них — это взаимодействие МВД и КГБ на случай массовых беспорядков. Был разработан соответствующий план, он подписывался руководителями этих ведомств.

Так вот, Федорчук мне сразу не понравился. Помню, был дан небольшой ужин в честь какой-то иностранной делегации, за столом всего 6–8 человек, тем не менее, свой тост Федорчук читал по бумажке. А что, так нельзя сказать, что ли? Если современный и образованный генерал армии не может оторваться от бумажки и через слово говорит «так сказать»… Тут, что называется, все ясно.

Вот еще один пример того, как Федорчук обходился с кадрами. Как-то раз он вызывает меня к себе и говорит, что мне нужно срочно съездить в Свердловск, переговорить с Ельциным — первым секретарем обкома, и уволить генерала Князева, начальника Свердловского УВД. За что? Я считал, что увольнять Князева было бессмысленно, он хорошо работал, был сравнительно молод и я — не скрою — питал к нему человеческие симпатии. Приехав в Свердловск, я сказал Ельцину: «Борис Николаевич, вот такое нехорошее у меня поручение и мой долг сразу поставить вас об этом в известность». И добавил от себя, что я не разделяю решение министра. Борис Николаевич отреагировал очень бурно и сказал: «Если Федорчук хочет, то мы сейчас же соберем бюро обкома партии, примем решение и Князева оставим; бюро обкома партии претензий к Князеву не имеет». И такое бюро было собрано. Не знаю, посылался ли его протокол Федорчуку, может быть, нет, но решение бюро было твердым и решительным. Передав все это Федорчуку, я вызвал у него гнев. Он тут же сказал мне, что с поручением я не справился. В ответ я сказал Федорчуку, что больше я такие поручения выполнять не буду, повернулся и пошел. Сохранили мы человека. Уже когда я не работал в органах, Князев был назначен министром внутренних дел Казахстана, здесь, в колонии, я слышал от зэков, что он получил генерал-лейтенанта…

Федорчук был министром три года, Власов тоже что-то вроде этого, потом министром стал Бакатин, и, по-моему, даже трех лет не прошло, как его сменил Пуго.

Прибавилось работы у МВД в связи с перестройкой.

* * *

И опять приходится возвращаться к нашим современным оценкам 70-х годов. Я думаю, если кто-то скажет сегодня хотя бы одно доброе слово о милиции тех лет со страниц газет и журналов, то общественное мнение, уже хорошо подготовленное, еще расценит это доброе слово как «выпад» против сегодняшнего дня, против перестройки. Из одной крайности нас все время кидает в другую крайность, может быть, даже более опасную. Никаких «выпадов» я делать не собираюсь.