Читать книгу "Небесный почтальон Федя Булкин - Александра Николаенко"

ХРЯСТЬ!

Ничего себе рокотнуло…

– Ничего себе сейчас рокотнуло, да, бабушка?

– Господи, помилуй нас…

Хрясть!

Отключил нам с бабушкой Бог электричество… за неуплату…

Хрясть!

Совсем испугалась бабушка у меня, да и во мне немножечко…

Хрясть!

Мамочки мои дорогие…

– Не бойся, Феденька, у нас же громоотво…

– Хрясть!

Шепчет бабушка страшным шепотом:

– Это, видно, Федь, коричную повалило…

Напополам ломает, как спички, с корнем вырывает Бог, когда сердится, во-о-от такие деревья! Я сам в лесу видел…

Хрясть!

Мою любимую самую… Коричну…

Хрясть!

…ю любимую яблоньку… полосатые яблочки хрусткие, сладкие, вкусные…

ХРЯСТЬ! ХРЯСТЬ! ХРЯСТЬ!!!

И вцепляюсь в бабушку, крепко-накрепко, намертво! Чтобы уж если пропадать, так уж с бабушкой. А с ней не пропадешь еще, может быть…

Хрясть!

И вот он! Ворвался… Вырвал небом бушующим форточку… Марлечку нашу с бабушкой откомарную… теперь комары-то поналетят…

А мы назад окно вместе с бабушкой, в две силы, слава богу, от Бога закрыли…

Белые ягоды полетели с неба… Дробь по крыше пошла барабанная…

– Что это, бабушка?

– Град это, Федя… Господи помилуй! Патиссоны-то я не накрыла…

Град? С куриные яйца градины… Град небесный…

– Вкусный он, бабушка?

– Кто?

– Да град!

– А?

Хрясть!

Градины-виноградины…

Разверзлись хляби небесные… Настал судный час…

Хрясть!

Что мы такого ему мы с бабушкой сделали, что все небо он обрушил на нас…

Хрясть!

– Я клубнику съел сегодня утром зеленую…

ХРЯСТЬ!

– Не помыл…

ХРЯСТЬ!

– Две съел…

ХРЯСТЬ!

– Три…

НЕЛЬЗЯ НЕМЫТУЮ ЗЕЛЕНУЮ КЛУБНИКУ, ФЕДЯ, ЕСТЬ!

ХРЯСТЬ!

– Я больше правда так не буду… честное слово…

НУ ЛАДНО…

И вдруг все тихо. Капает только отовсюду, перекатывается что-то, перехватывается, слышно, как над головой рама поскрипывает чердачная. Через нее хотел, видно, до нас с бабушкой добраться разгневанный Бог-градовержец…

Язычок огненный в лампе керосиновой прыгает… Бог отходчивый и доверчивый, прям как бабушка. Дашь ему честное слово, он и верит…

– А стекло какое холодное! Как зима…

И в саду все белым-бело… Град небесный по всем грядкам рассыпан. Сахарный. Никогда не видел еще я небесного сахара… Круглый он.

– Пойдем скорей, бабушка! Собирать…

Повезло нам с бабушкой, столько сахара бесплатно насыпалось. Будет нам теперь из чего варенье варить. Может быть, и не сердился вовсе на нас с ней Бог? Может быть, наоборот, он хотел сделать хорошее?

Ведро нужно взять – град небесный с грядок собирать.

– Что это, бабушка? Снег?

Неужели изо льда град небесный? Виноградины огромные снежные… Парник растрепанный… По всему, по всему сверкают белые градины… Воздух как зимой…

А на небе уже растаяло, сине, колодезно. До самого донышка видно. И столько же звезд в нем осталось, как до градопада было.

Собираю градины в ведро, и позвякивают стеклянно на донышке, бочком о бочок, ягоды снежные, ледяные…

– Растает он, Федя. Зря ты его собираешь.

Тает градопад…

Так и сверкает в талом золотом водяным…

Зато солнце в ведро попалось…

И умываюсь утром не простой водой – ледяной, солнечноградной…

– И клубнику всю перебило, Федя… беда… Собери хоть, что уцелела…

И тянусь с опаской, в небо оглядываясь, к бледному бочку. Ничего, честное слово вчера я давал, а теперь сегодня…

И замираю, отдернув руку. Смотрит из-под темного листа клубничного, как из-под зонтика, на меня целехонькая, с яйцо куриное, Богоградина…

* * *

Слава богу, погода наладилась.

Не люблю я только, когда лежишь, загораешь себе, а по тебе кто-то ползает. Хоть травинка…

– Посмотри, никто не ползает там по мне?

– Муравей полз, Федь.

– Смахнула?

– Смахнула.

Бабушка?!

– А вот знаешь, что только что мне подумалось?

– Что подумалось?

– А ведь я, наверно, как Бог вот этому муравью.

– Он тебя и не видел, Федь.

– В том-то и дело, бабушка… в том-то и дело…

…Да и ты тоже, бабушка, как Бог ему. Смахнула, и всё. Слава богу, что не прямо на мне убила…

И представил я, ужаснулся…

Бедный, маленький, беззащитный, он на мне заблудился…

Думал, вот лежит чего-то, переползу! И полз. По боку карабкался, как папа учил меня с санками на скользкую горку, елочкой… Ведь ему спина моя – как пустыня… Ведь ему любая капелька на мне – озеро… Ведь ему мурашки мои, как кочки на каждом шагу, ведь ему между двух моих от крылышек косточек – перевал, а сами косточки – как вершины! Ведь ему…

Ведь я ему великан… Циклоп! Потому что он от правого глаза моего левого за носовым хребтом не увидит! Только спину я почесал, а уже убийца бессмысленный! Только комара прихлопнул, а уже от чьих-то надежд – пятно мокрое, крови лужица… Почесал, пока чешется, послюнил подорожник, приложил, и все, и уже не чешется, и уже забыл, и никакого раскаянья…

Схлопнул комара на лету, обтер об себя…

Он летел и – шлеп! Ниоткуда буквально – хлоп! И все? Темнота? В июне месяце лета?!

Я преступник… злодей… убийца… не со зла, а просто так убивал, и не то что я старушку какую-нибудь процентщицу топором, как, рассказывает бабушка, было дело у Достоевского, ну а просто так, безыдейно!

Говорят в детективах, «ищи кому выгодно», чтоб преступника на чистую воду вывести, обнаружить, а я не выгадал, что убил, сам не знаю даже об этом. Никогда комары с муравьями меня не найдут, чтоб судить, не поймут они никогда, кто убийца…

И каждый убийца так человек? Даже БАБУШКА?!

И каждый так человек, даже бабушка…

Что же не сказала мне сразу ты, бабушка, что ты Бог?! Я бы лучше к тебе относился…

* * *