Читать книгу "Киномеханика - Вероника Кунгурцева"

— Ты даже не представляешь, — серьезно сказал Марат, — какую неоценимую услугу этим оказала, и не только мне, и даже не мне в первую голову. Ну, так что же было дальше?

— А дальше было всё веселее и веселее, — неприязненно сказала Эля. — Матери надоело угадывать, что Адик имеет в виду и в чём ее вина. Она вспылила. Мало того, что из-за его вчерашних фокусов на пляже баба Шура чуть было не выставила их на улицу, так он еще предъявляет какие-то туманные претензии. А почему матери не выставить ему счет за те нервные клетки, которые она сегодня утром убила по его милости? Когда мамка так говорила, причем сдержанно, ледяным тоном, а вовсе не кричала, показалась баба Шура — она возвращалась с работы. Эта в своем стиле: дала Адику прочухон — в соседних дворах слышно было. Он, конечно, отступил, а куда было деваться, если Шура и слова никому не давала вставить? Только Адик не смутился и ругань ее воспринял по-своему — вроде она его на мысль натолкнула. «Кажется, понятно, кто тут еще людей подслушивает вместо того, чтобы спать по ночам!» — я эти слова, хотя он себе под нос их сказал, расслышала, потому что он мимо моих качелей подальше от Шуриной брани со двора уходил. Только ушел он, как оказалось, недалеко. И все упреки из-за Жеки в одно ухо впустил, а в другое выпустил, потому что сел в беседке за домом и стал поджидать вторую внучку, чтобы ей нервы трепать. Это я поняла по тому, как он подходил к самой стене дома, садился на корточки — точь-в-точь как наши салехардские урки — и смотрел в полуподвальное окно, как кот. Хоть он меня видеть не мог, я его в щелку из-за ширм заметила из той части комнаты, которую мы занимали, — всё равно неприятно от его взгляда, мурашки по спине бегают. Тоня пропадала неизвестно где, иначе бы я ее, конечно, предупредила, что у дома засада. Адик терпеливый. Долго ждал: то заглянет в окно, то опять отойдет. С другой стороны, чего ему скучать? Открытая бутылка с собой; он ее и не прятал, держал за горлышко двумя пальцами и небрежно покачивал — вот так.

— При чём здесь бутылка? — спросил Марат, недовольный лишними подробностями, субъективными Элиными ощущениями и оценками виденного. Он нетерпеливо ждал, когда она продерется сквозь них к главному, но ребенок не понимал или не разделял его нетерпения.

— Ты сам просил по порядку! — обиженно сказала Эля. — А бутылка для храбрости, наверно.

— Спиртное пьют не только для храбрости, — возразил Марат, вспомнив свой сегодняшний конфуз в чужой квартире, на что девочка проницательно заметила:

— Конечно, если сам пил, — виднее, для чего. Но, во всяком случае, перед разговором с девушкой, у которой порок сердца, горячительное совершенно недопустимо. Я убедилась в этом своими глазами, своими ушами, потому что он остановил ее недалеко от окна. Если опустить голову низко и смотреть вверх, прижавшись щекой вплотную к подоконнику, их было видно во весь рост. А в открытую форточку я слышала всё, что говорилось. Он позволял себе очень жестокие слова. В том смысле, что, если ты больная, не лезь в полнокровную жизнь полноценных людей, не подслушивай и не передавай их разговоры заинтересованным лицам для плетения интриг. А если уж решила поучаствовать, то тогда уже делай это по полной программе, бери от жизни всё: гуляй с парнями, пей вино. При этом Адик и сам прикладывался к бутылке, и протягивал Тоне, чтобы она тоже хлебнула из горлышка. Она, конечно, отстранялась и пыталась его обойти, но тем настойчивее он заступал ей дорогу, тыкал бутылкой чуть не в лицо и даже предлагал докурить сигарету.

— В чём же конкретно он ее обвинял? — сказал Марат, теряя терпение (он вежливо спросил у пожилого прохожего с золотыми часами на ошпаренном морковным загаром руке, который час, время поджимало). — Теперь, разгоряченный винными парами, он стал менее сдержан и проговорился, что это за намек на щекотливое дельце?

— Разумеется! — воскликнула Эля. — Хотя и это были опять-таки намеки на намек. Адик сказал, что скоро в кинотеатре будет фильм «Долг чести платежом красен», однако сеанс этот закрытый, в афишах его нет. И вслух об этом сообщалось лишь однажды, минувшей ночью в полкомнате Лоры, а Тоня, вместо того чтобы спать в своей половине спокойным сном больного человека, для которого опасны волнения, подслушивала из-за ширм, утром же распространила эту новость среди местных кинолюбителей. А как иначе объяснить факт, что некие заинтересованные лица уже шлют Адику записки? И ладно, если бы просили лишний билетик, а то ведь требуют отменить сеанс! И тут вот я точно уловила одно, хотя смысл целого для меня до сих пор остается темен: причина того, что Адик так зверствует, — подброшенная мной записка от тебя. Как ты думаешь: почему я, наблюдая всё это, не хотела спрятаться от страха в сундук, а вертелась как на иголках?

— Ты хотела высунуться в форточку и крикнуть, чтобы он оставил Тоню в покое, потому что это ты подслушала и передала разговор… И, конечно, не страх тебя удерживал. Если б он и рискнул допрашивать ребенка, то лишь в самой мягкой и завуалированной форме. А еще вероятнее — он бы тебя и слушать не стал, захлопнул бы форточку снаружи перед твоим носом. Правда, ты могла бы за те несколько шагов, пока он шел к форточке, залпом выложить ему всё как на духу: и про себя, и про меня, и про записку. Но и тогда поверил бы он или увидел в твоих признаниях одну необузданную детскую фантазию? Бабушка надвое сказала. Зато тогда ты бы уже совершенно точно никогда не узнала, что это за кино такое — «Долг чести платежом красен» — и этот намек: как он расшифровывается, и какова мораль сей басни.

Тебе ведь страсть как любопытно! Однако узнать про это ты можешь только от меня, но, во-первых, при условии, что ты меня не выдашь, а во-вторых, не сейчас. Я сейчас жутко спешу, и как раз по этому делу. Да, и последнее: ты неопровержимо доказала мне, что перед Тоней я в долгу. Если после нервотрепки, которую устроил ей Адик, она еще нашла в себе силы выполнить данное мне обещание, а это было крайне важно, и так мастерски починила рубашку, то и мне ничего не остается, как только приложить все усилия и загладить перед ней свою вину, пусть и невольную. В одежде такого кроя шансы мои резко возрастут. Так ей, пожалуйста, и передай!

На несколько секунд они оба умолкли и вдруг обнаружили, что за разговором незаметно отдалились от дома к кинотеатру на добрых полпути. Уже сумерки прокрались на обочины дороги из-за кустов олеандра. Мягко светили на небо и землю молочные шары фонарей, какие Марат видел только в этом южном городе. И с неистовой мощью, совсем не так, как полевые сверчки, стрекотали цикады. Их хор шел сплошными подхватывающими, несущими друг друга и затопляющими волнами, тогда как другие звуки вечернего курорта, зачастую более громкие, всё же покачивались над ними разрозненными корабликами.

Эля встревожилась: вообще-то ей не разрешают одной уходить далеко от дома, особенно вечером. И вот сегодня она уже второй раз из-за Марата нарушает этот запрет.

— Значит, сегодня тебе выпало сразу два шанса повзрослеть: и днем, и вечером, — пошутил Марат, благодушно махнув ей рукой. Всё-таки он получил от нее или выудил у нее, что не имеет принципиальной разницы, важное предостережение. Теперь, когда Адик проверит Лору и Тоню, а в их полном неведении и непричастности к разглашению злополучного намека он быстро убедится, он прямиком, минуя Элю, выйдет на Марата. Потому что неминуемо вспомнит и про Марата — тот тоже мог подслушивать из-за ширм. А что Марат пил вино — еще не стопроцентное доказательство, что он уснул мертвецким сном, едва коснувшись щекой подушки. И хотя так оно и было на самом деле, один Марат знал об этом наверняка. Адик же в самой просьбе налить вина теперь, оглядываясь назад, мог, наоборот, усмотреть попытку усыпить бдительность окружающих, разыграв роль быстро хмелеющего пьянчужки. И вновь, в который уже раз, Марату приходилось пенять только на себя. Во всём, что он предпринимал здесь, ошибка на ошибке сидела и ошибкой погоняла. Когда сам не додумываешь комбинации, за тебя их додумывают противники. Марат знал, что сильнее всего давят на психику мелочи. Когда человек роняет случайные слова и вдруг кто-то неведомый через некоторое время неожиданным образом точь-в-точь их ему повторяет, у человека помимо воли складывается впечатление, что за ним повсюду следят и ловят каждую фразу, едва она слетит с губ. Исходя из этих соображений, стараясь усилить воздействие записки, Марат и напомнил Адику его ночной каламбур. Но вор с опытом тюремного срока — неординарный соперник, и Адик, вместо того чтобы испугаться, сделал сугубо практические выводы. Он резко сузил круг поиска автора записки. Если бы в ней упоминались просто «три звездочки», Адик вынужден был бы подозревать всех пассажиров катера — любой из них, и не один, мог оказаться человеком, живущим по понятиям и разбирающимся в блатной музыке воровских иносказаний. Но несуществующий фильм с вымышленным названием «Долг чести платежом красен» был плодом индивидуальной, неподражаемой игры ума. И пришло это Адику в голову уже после катера, а именно ночью, когда он и хотел поделиться с Лорой, как с единственным собеседником, тем, что его переполняло перед наступающим днем, и в то же время сделать это так, чтобы она ни в коем случае не догадалась об истинном смысле иносказания. Без сомнения, его тщеславию льстило изящество, с каким он вписал крайне опасное содержание в шутливую аллегорию. Ее нельзя было повторить случайно — только подслушав, — поэтому Адик смело мог танцевать, как от печки, от участников последней ночевки в квартире бабы Шуры. Что касается данного Эле обещания посвятить ее в этот скверный анекдот, то оно волновало Марата меньше всего. Составить для девочки легенду «трех звездочек» убедительнее и интереснее, чем армянский коньяк или полковничьи погоны, для поднаторелого ума не составит труда. Но это после. Сейчас в кино!