Читать книгу "Непоборимый Мирович - Вячеслав Софронов"

– Найн, – ответил Томас с тяжелым вздохом. – Мы пришли сюда издалека, долго рассказывать. Да и ни к чему. Но это все, – показал он, широко обведя рукой луг, холм и рощу на нем, – немецкая земля. И мы здесь живем. Так ли важно, кто мы?

– А русская армия пришла прогнать немцев, так? – спросил он вдруг. – Потом тут будет Россия? Так говорю?

– Видимо, так… – Василию никогда в голову не приходило, что будет после того, когда они разобьют немцев. Присоединят ли их земли к себе или уйдут обратно? Да и вряд ли кто-то в армии знал о планах двора, пославшего армию в Восточную Пруссию.

– Да, у России совсем мало земли, надо еще добавить, – иронично усмехнулся Томас. – Мы не против. Пусть будет так. Нам все равно, кто придет: немцы, русские. Главное, чтоб нас, простых людей, не трогали, а все остальное… – он остановился, подбирая нужное слово, – как Бог скажет, так и будет. Главное, чтоб война мимо прошла. Мы не хотим воевать. Зачем? У нас и так мало мужчин осталось. Молодых король Фридрих забрал, а старые кому нужны.

Пока они беседовали, Урсула по-хозяйски взяла шляпу брата из рук Василия, зашла в дом и вскоре вынесла оттуда кувшин с молоком и кружку. Она налила в нее почти до краев вспенившееся при этом молоко и подала Василию. Он хотел было отказаться, но счел неудобным так поступить, взял кружку и отпил из нее. Молоко было теплым, парным. Он поймал себя на том, что почти не помнил вкуса свежего, только что из-под коровы молока. Разве что еще в Тобольске соседи иногда приносили бабушке его в обмен за деньги или какие-то услуги, но и тогда Василий пил его с большой неохотой при настойчивом понукании со стороны строгой бабушки:

«Пей, – говорила она при этом, – если хочешь сильным и здоровым вырасти. Пусть чужое молоко. Неважно, какая корова его дала. Молоко, оно всегда молоком останется…»

Вот он и сейчас припомнил ее слова о том, что неважно, молоко какой коровы он пьет: русской, немецкой… Люди хотят жить без войны, и им не нужна ничья армия, лишь бы был хлеб и молоко.

– Благодарю, – вернул он кружку Урсуле, не сводившей с него своих васильковых глаз. – Мне пора в часть.

– А в дом не зайдете? – спросил Томас. В его словах, в интонации не было особой радости и не ощущалось желания непременно принять гостя, и Мирович почувствовал, что он сказал это так, по обязанности оставаться хозяином при всех обстоятельствах.

– Спасибо, но мне нужно возвращаться в часть. Боюсь, что меня уже потеряли и скоро начнут искать.

Мельник не стал возражать и проявлять излишнее гостеприимство, а лишь согласно кинул головой и сказал Урсуле несколько слов, непонятных Мировичу. Он догадался, что это их родной язык, но спрашивать не стал. Урсула занесла кувшин и кружку в дом и пошла чуть позади Василия.

– Добрых гостей положено провожать, – крикнул им вслед Томас, и Василий услышал, как хлопнула вслед за ним калитка.

Молодые люди дошли до начала взгорья, и тут Урсула остановилась и подала ему руку. При этом она ужасно стеснялась и покраснела до корней волос, отчего на ее лице мигом высыпали разномастным созвездием грозди веснушек. Василий наклонился, поцеловал ей руку, что сделал первый раз в жизни, если не считать поцелуев в щеку бабушки, теток и сестер, и тут же смутился. Выпрямившись, он не выпустил ее руки из своей и думал, о чем бы еще ее спросить, чтобы не показаться смешным.

– Вас еще можно увидеть? – наконец проговорил он, запинаясь, и ожидал отказа или простого пожатия плеч, как, по его мнению, должна была поступить девушка у него на родине.

– Да, можно, – неожиданно ответила она. И через паузу, тщательно подбирая русские слова, продолжила: – Ты хоть и русский, но хороший человек. Приходи вечером вон к тому камню, – и она показала лежащий на берегу речки громадный валун серого цвета. – У нас его зовут Stein besucht[6].

– Обязательно приду! – горячо заверил ее Мирович и еще раз поцеловал ее руку. Она же в ответ провела свободной рукой ему по щеке и пальцами коснулась его губ.

– Все, пора. Буду ждать, – негромко прошептала она и, не взглянув на него, пошла обратно к дому.

6

Василий еще какое-то время постоял в одиночестве и ощутил, как у него кружится голова от прилившей к ней крови. Краски вокруг стали в несколько раз ярче и сочнее, громче защебетали птицы в близкой роще, и где-то сзади он услышал журчанье воды, текущей через плотину, и ему послышалось: «Приходи! Приходи! Приходи!»

И вновь у него, как во время встречи с Урсулой, словно выросли крылья за спиной, и он почувствовал себя почти невесомым, способным парить над землей высоко-высоко, в самом поднебесье, где нет ни выстрелов, ни воинских команд, а лишь тишина и покой. Он стремительно взбежал на холм и без остановки побежал дальше, к тому месту, где велась вырубка. Хотя его не было не больше часа, но солдаты успели нагрузить уже все телеги, уехавшие в сторону лагеря, и теперь, блаженно развалившись на траве, занимались кто чем хочет. Мирович быстро нашел свое капральство и остановился перед лежащим ближе всех к дороге Фоке.

– Почему работу бросили? Кто велел?

Тот открыл один глаз, широко зевнул, словно только что проснулся, и лишь потом нехотя встал и, глядя поверх головы Мировича, ответил:

– Так приказу не было, ваше благородие. Вы ушли, а все остальные, как работу сделали, так на травку и повалились, отдыхать, значится… Ну и мы вслед за ними… Почему не полежать, коль работу сделали?

– Встать! – не узнавая собственный голос, взревел Василий, да так громко, что вместе с его капральством вскочили все остальные солдаты. – Топоры в руки и дальше работать! Ишь, разлеглись на солнышке, словно коты мартовские! Я вам покажу, сукины дети!

Солдаты с интересом поглядывали в его сторону – уж от кого, а от него они не ожидали этакой прыти – и с явной неохотой, едва переставляя ноги, поплелись в глубь рощи. Мирович же, слегка отдышавшись, развязал тесемки камзола так, чтобы свежий воздух охладил грудь, и удивленно покрутил головой, соображая, что с ним произошло и почему он вдруг так взъелся на солдат. Сразу ответить на этот вопрос он не смог, а тут с другого конца рощи подбежал подпоручик Лаврентий Желонин и с удивлением спросил:

– Василий, чего случилось? Куда ты их отправил?

– Как куда? Работать, – с прежней злостью ответил Мирович.

Желонин глянул в сторону плетущихся к лесу солдат, потом на Василия, не зная, что сказать.

– Вроде бы я им отдохнуть разрешил, пока телеги обратно не вернутся. Мог бы и со мной посоветоваться, все-таки ротой мне командовать приказано…

– Да я ж только свое капральство на ноги поднял, а то разлеглись тут, будто пахали на них. С чего вдруг другие повскакали, то у них спросить надобно. Да оно и ладно, потом отдохнут, как все закончат. Коль хочешь, можешь вернуть их обратно, пусть дальше пузо чешут в тенечке…

Лаврентий Желонин внимательно посмотрел на него и ничего не ответил, лишь хмыкнул, выразив свое отношение к произошедшему. С ним, окончившим этой весной весь курс Шляхетского корпуса и получившим чин подпоручика, Мирович держал себя на равных, несмотря на разницу в чинах. И тот не задирал носа, а вел себя подобающим образом, не требовал обращения на «вы» и по уставу.