Читать книгу "Блистательный Химьяр и плиссировка юбок - Лев Минц"

Они, эти евреи, составили бы большинство в общине, да новый поток принес в эту симпатичную страну выходцев из великих стран Пейл и Литэ (Польши и Литвы, а точнее — из Российской империи и австрийской Галиции). Вот их-то во французской общине большинство. Потому особо об их фамилиях и говорить-то незачем: Гинзбурги как Гинзбурги, Шварцы как Шварцы, а также Гиршбергеры (последние, впрочем, могут читаться как Иршберже). Имена теперь все больше франкозвучащие: Андрэ Глюксман (с ударением на последнем слоге), Леон Блюм (предвоенный премьер-министр) и все такое прочее.

Но и эта картина оказалась слишком простой, когда после обретения независимости североафриканскими колониями из этих свободных арабских стран рванулся во Францию протуберанец местных евреев. Им-то от победы арабского дела ждать ничего хорошего не приходилось. Вдобавок они отлично владели французским, за время колониализма прекрасно европеизировались, были очень неглупы в делах, а также поголовно все имели французское гражданство. Фамилии у них восточные, примерно такие же, как у алжирцев и марокканцев-мусульман, зато имена — французские. Чем и могут они легко отличаться от арабов.

Вот фамилии трех врачей, списанные мною на улицах Ниццы: Франсуа Саадун, Мишель Леви (ну тут и так все ясно) и Раймон Бушараа.

И Ломброзо тоже

Еще в 80-е годы XVI века города Ливорно не существовало: была приморская деревушка в области Тоскана. Расположена она была в месте удобном, чтобы стать портом. Тосканой правили тогда герцоги из дома Медичи, рода весьма заметного в итальянской и европейской истории. Единой Италии не существовало, и для тосканских герцогов Венеция была столь же чужим и опасным конкурентом, как любое другое зарубежное государство. Поэтому Медичи решили основать на месте деревни крупный портовый город.

Медичи были добрыми католиками, но при этом, если так можно выразиться, весьма знающими свое дело правителями. И потому приняли в 1583 году верное решение: пригласить поселиться в Ливорно евреев, причем не венецианских евреев, которых Шекспир обессмертил в образе Шейлока — ох, не каждое бессмертие желанно! — а марранов, весьма сведущих в средиземноморской торговле, имеющих надежные связи с Амстердамом, Турцией и всем Востоком. Марраны, сполна хлебнувшие лиха в Испании, очевидно, рассудил мудрый Медичи, с благодарностью отнесутся к государству, где жизнь их будет отличаться от прежней в лучшую сторону. И с 90-х годов XVI века еврейская община Ливорно получила широкие права: самоуправление, автономный суд, сбор налогов (со своих). Тут не было гетто, не требовалось носить отличительную одежду — ну просто, как сказали бы в СССР, коммунизм! Но, к счастью, тогда такого слова не знали, хотя и понимали, что в Ливорно — хорошая жизнь (в рамках позднего Средневековья, естественно). Лет через сто Ливорно был объявлен вольным портом, что еще больше укрепило позиции еврейской общины.

Евреи составляли заметный, но не самый большой процент в населении города. Община могла себе позволить заниматься не только местными делами: скажем, во времена Хмельницкого здесь собирали средства на помощь выжившим евреям Украины. (Маленький вопрос: кто, кроме евреев, слышал в Ливорно, да и вообще в Италии, об Украине и стойком борце за ее свободу Б. Хмельницком? Но в еврейских общинах того времени знали об окружающем мире куда больше, чем в среднем европейском университете. К примеру, о странах Африки к югу от Сахары. И, естественно, о такой экзотике, как Украина.) При всех этих многотрудных международных занятиях ливорнские евреи сохраняли лояльность дому Медичи и старались, чтобы собратья в разных странах относились к нему не хуже.

О Ливорно тех времен говорили (в нееврейской среде), что в этом городе проще обидеть князя, чем еврея, ибо у общины были особые привилегии. При всем том получить диплом в Ливорнском университете евреи не могли, хотя многие и прослушивали полный курс, особенно на медицинском факультете. Не будем искать в этом особых антисемитских происков сотрудников народного образования. Евреи не могли получить диплом, поскольку по уставу университета выпускник обязан был принести присягу строго по католическому обряду. Принята мера была для того, чтобы протестанты из расположенных севернее стран Европы (в самой Италии, особенно на севере, их тогда тоже хватало) не смогли под видом медиков или учителей отравлять простые и чистые католические души. О евреях или не подумали, а если подумали, то тоже не имели никаких оснований помогать им проникать в христианские сердца. (Не забудем: это все же было хоть и позднее, но Средневековье.)

Занятно, что евреи Ливорно сохранили свои права и тогда, когда в 1737 году область перешла под власть Австрии, страны, где евреям особенно разгуляться не давали. Зато когда революционная, хоть и наполеоновская, Франция в 1808 году захватила город, евреи утратили свои особые права. Французы были за права для всех, но против прав религиозных меньшинств, отличающих их от других граждан. Потом после крушения Наполеона вернулись австрийцы и к общему удивлению восстановили многие — но не все! — из этих особых прав.

Евреи Ливорно не чувствовали признательности к Австрии, но любили Италию, которую считали своей родиной. А потому вместе со всеми патриотами приняли участие в борьбе за освобождение и воссоединение страны. И когда Ливорно вошел в состав Итальянского королевства, ни о каких особых правах уже не могло быть и речи: у всех были общие права итальянских граждан.

Зато порт к концу XIX в. пришел в упадок, и численность еврейской общины сильно уменьшилась. В этом, впрочем, нет происков антисемитов. Как и последствий жидомасонского заговора…

В Италии тоже евреев не мало. Но как-то они не служат вечной темой итальянских разговоров. Более того — никто не считает их пришлецами, даже во времена Муссолини, когда под влиянием Гитлера он принял антиеврейские законы, серьезно в том, что это люди иной расы, никто не верил. Да и в антисемитизм самого Муссолини Гитлер не верил и частенько его критиковал. А итальянского короля Виктора-Эммануила в Берхтесгадене (резиденции фюрера) зачастую именовали «жиденком». Что вообще-то истине не соответствовало, но у уважающего себя убежденного антисемита, как известно, евреем назначается тот, кто этого заслуживает своим скверным и не достойным арийца поведением.

Наверное, в Италии одна из старейших — если не самая старая — еврейская община Европы. Иудея все-таки была колонией Рима, Рим сокрушил последние остатки ее независимости (в весьма кровавой и долгой войне), и именно римляне стали высылать евреев с Земли Обетованной в свои отдаленные колонии. (Местным Магаданом служила западная часть Германии — Ашкеназа, и тем положено было начало евреям-ашкеназим.)

Но еще задолго до падения Иерусалима в Риме поселилось множество евреев. Не только евреев, а вообще энергичных и пробивных выходцев со всех концов империи. Такова уж судьба всех империй ныне, и присно, и во веки веков: сначала она покоряет многие народы, а потом выходцы из покоренных покоряют саму империю. Современным языком говоря, в Риме скопилось огромное количество «лиц восточно-средиземноморских национальностей», к каковым, несомненно, принадлежали и евреи. И вот, пережив нашествия варваров, захваты, завоевания, они превратились все в нынешний итальянский народ, утративший классическую латынь и заговоривший на латыни вульгарной, а потом — на наследнике ее итальянском языке. Все то же самое произошло и с евреями на Апеннинах, кроме одного: веру отцов своих они не утратили, и в мозаике, которая составила итальянскую нацию, еврейское зерно сохранилось. Хотя — особенно после полной победы христианства — это стоило им многих трудностей.