Читать книгу "Имя для Лис - Ли Виксен"

Я не меньше прочих хотела дружить с Эшемом, но меня в их компанию не принимали. Стоило нам заметить его в токане, как мальчишки бежали к своему другу-ока, всем своим видом давая понять, что девочке делать с ними нечего. Даже мой брат Берех закусывал губу и пожимал плечами: дескать, прости, но я не могу помочь. И я часами слонялась потом по палаточному городку, глотая горькие слезы обиды и пиная попадавшихся мне кур. Сначала я не могла взять в толк, почему те же самые мальчишки, что с радостью бегали со мной наперегонки и удили рыбу, вдруг начинали стесняться меня в токане. Но потом Леди Удача, пряча взгляд, что было ей совсем несвойственно, рассказала, что именно Эшем не хотел видеть меня в своей компании.

– Клоди, ты должна понять, – сказала гадалка, – что для Эшема опасно находиться рядом с дэвочками и дэвушками из вашэй дэревни. Один злой взгляд, одно злое слово, и это навлечет бэду на всэх нас.

Тогда я поняла из ее оправданий только то, что Эшем недолюбливает девочек и почему-то не хочет находиться с ними рядом. Эта моя ошибка сыграла роковую роль во всей истории с Леди Удачей, но кто же знал, как все обернется? Конечно, уже спустя пару лет, став постарше, я поняла, о чем говорила гадалка. Мужчина-ока, пусть и совсем молодой, был плохой компанией для молоденькой девушки из деревни. Могли поползти слухи, а родители хранили невинность дочерей, как цепные псы. Я уже говорила, что к заокраинцам относились без особой ненависти. Но они оставались чужаками и ни один деревенский житель, кроме детей, не доверял им. Поэтому Эшем защищал себя самого и своих людей как мог.

Наши походы в токан участились, а мальчишки даже в деревне перешептывались у меня за спиной. Сказать, что это задевало меня, – ничего не сказать. Я видела, как преображались мои подруги в двенадцать-тринадцать лет. Мне тогда казалось, что вместе с растущей грудью что-то ломается у них в головах. Еще вчера залезть на яблоню было отличной идеей, и вот на следующий день они сидят и только и говорят, кто из мальчиков симпатичнее да какой узор этим летом считается самым модным. Меня пугало взросление, и я отчаянно цеплялась за Береха и его компанию, а те настойчиво выдавливали меня из своего секретного кружка.

Наконец в один из тихих вечеров, когда родители были дома, мы с братом забрались подальше от их глаз на пыльный чердак. Я решила, что пора заканчивать эту игру в секреты. Берех что-то увлеченно рисовал пальцем на пыльном полу, а я, вооружившись веником из сушеного дикого хвоща, встала над ним.

– Ну-ка, выкладывай, что вы делаете с Эшемом в токане, братец, иначе тебе не поздоровится!

Берех был старше, но тонюсенький и слабее даже нашего кота. Я же была крепкой, здоровой и дралась, как Войя. Поэтому, поняв, что я настроена серьезно, он выложил мне все от и до. Оказывается, заокраинец учил деревенских ребят чтению и письму. Я уже собиралась завопить: «Да ты брешешь!», как Берех отодвинулся и показал, что он выводил в пыли: закорючки, загогулины… буквы. Без сомнения, мой брат умел писать.

Это поразило меня. Хотя наша деревня и считалась богатой, но тех, кто владел грамотой, можно было перечесть по пальцам. Да вру, хватило бы и одного пальца – читал у нас только богач Тонбо. Только у него дома была одна книга на всю деревню – какой-то из трактатов Святой Сефирь. Я видела однажды эту тонкую книжку через грязное окно его дома. Он читал трактат семье за ужином, а я поражалась, как роскошно выглядела обложка книги, выложенная янтарем из Тонхи и рубинами с севера. Тогда мне показалось, что столь тонкие листочки недостойны настолько пышного облачения. Но внук Тонбо потом рассказал, что сама книга – именно эти жалкие листочки – по цене в несколько раз превосходила свой переплет.

Неудивительно, что о людях, умеющих читать и писать, мы всегда говорили с особым благоговением. В детских головах прочно засело, что это дар и талант, присущий только очень богатым или достойным людям. Но неумытые ока? Мои мальчишки? Я была одновременно и в ужасе, и в восторге. Пусть не я сама, но мой брат стал носителем тайного знания. Уже одно это заставило меня надуться от гордости, словно рыбий пузырь. И я, конечно же, хотела знать все подробности. Много ли у Эшема книг? Откуда они у него? О чем в них написано? Берех, видя мой энтузиазм, перестал скрывать эту тайну и начал ей похваляться. Рассказал, как Леди Удача тайно учила сына, как скрывала свое увлечение от соплеменников. Оказалось, что читать у ока запрещено, – это страшный грех. Но Эшем и Леди считали, что их народ заблуждается, и хотели поделиться своими знаниями с мальчиками из деревни.

После того как я раскрыла тайну моего брата, он успел сходить в токан еще раз или два. А потом произошло ужасное.

Как сейчас помню, я лущила купленный матерью горох, когда Берех ворвался в комнату так, что чуть не снес дверь.

– Там Рэйлин… Он… Там такое! – И брат отчаянно разрыдался.

Мы с Берехом и нашими родителями выбежали из дома. Возле крыльца старосты уже собралась приличная толпа. Сизоносый отец Рэйлина, главный деревенский забияка, держал заплаканного сына за предплечье и тряс его, будто набивную игрушку. Не проходило и дня, чтобы папа Рэйлина не напивался. Они были самой бедной семьей в округе, отчасти поэтому мальчик рос таким задирой. Ему приходилось выбивать уважение из сверстников кулаками. Однако и он состоял в тайном кружке чтения Эшема…

– Ну, говори, – ревел белугой отец Рэйлина, – этот грязный ока трогал тебя? Где он трогал тебя? Здесь? – Он схватил сына за промежность и сжал с такой силой, что мальчик заплакал еще горше.

– Бил… трогал… да. – Рэйлин не выглядел искренним, а лишь напуганным. Своим отцом, вниманием, публичным унижением. Он не говорил правду, а просто хотел, чтобы от него отстали и отпустили. Но его отец только начал.

– Этот грешник трогал моего мальчика! Он щупал его! Они все – грязные растлители! Мы что, спустим им это? Мы что, позволим, чтобы они и дальше насильничали наших детей?!

Ему ответил нестройный гул голосов. Даже наши родители, иногда нанимавшие ока работать в полях и довольно тепло отзывавшиеся о них, выглядели встревоженными. Я стала матерью троих и много позже поняла, почему достойные люди нашей деревни схватились за оружие. Страшно, когда твоему ребенку что-то угрожает, этот страх каленым железом выжигает имя виновного в твоей душе. И даже если ты не до конца веришь в произошедшее – ты сделаешь все, чтобы уберечь детей от смутной угрозы.

Но тогда я была в ужасе. Эшема обвиняли в насилии и растлении, а эти слова четко связывались в моей голове с девушками и тем, что им угрожает. Я не нашла ничего лучше, как выступить в защиту ока, подобрав, по моему мнению, самые правильные слова.

– Эшем ни в чем не виновен! – крикнула я со своего места. – Он даже никогда не приглашал девочек из деревни! Он всегда звал только мальчиков! Он любит только мальчиков!

И этого было достаточно, чтобы подписать Эшему приговор. Стараясь защитить своего друга, я, сама того не желая, накинула ему на шею пеньковую веревку. Растлитель, развратник, грешник. Эти слова повторяла толпа, направляясь в токан. Мы живем в том странном мире, где чужак, снасильничавший твою дочь, остается понятным тебе мерзавцем. Но если он посягнул на твоего сына, то храни его боги от родительской ярости.