Читать книгу "Квинтет времени. Книга 1. Излом времени - Мадлен Л`Энгл"

Ненадолго воцарилось молчание. И снова голос папы:

– Кажется, я нащупал пульс на запястье.

Мег не почувствовала прикосновения его пальцев к своей руке. Она и самой руки не чувствовала. Тело по-прежнему было камнем, но хотя бы разум вновь обретал способность шевелиться. Девочка отчаянно старалась издать хоть какой-то звук, подать им знак – но ничего не выходило.

И снова послышались их голоса. Кальвин:

– А ваш проект, сэр, – вы в нем один участвовали?

Папа:

– Нет, конечно. Нас над ним человек шесть работало – рискну предположить, было и много других, о которых мы не знали. Мы точно не единственная страна, которая занимается подобными исследованиями. Идея-то на самом деле не новая. Но мы очень старались, чтобы за рубежом не стало известно, что мы пытаемся воплотить ее в жизнь.

– А на Камазоц вы попали один? Или с вами были и другие?

– Нет, один. Видишь ли, Кальвин, это не та технология, которую можно предварительно испытать на крысах, обезьянках или собаках. И мы представления не имели, сработает ли она или приведет к полной дезинтеграции тела. С пространством и временем шутки плохи.

– Но почему именно вы, сэр?

– Я был не первым. Мы тянули жребий, я оказался вторым.

– А что случилось с первым?

– Этого мы не… гляди, гляди! Кажется, у нее веки дрогнули!

Молчание.

– Нет… Это просто тень.

«Но я же действительно моргнула! – хотела сказать им Мег. – Я уверена, что моргнула! И я вас слышу! Ну сделайте же что-нибудь!»

Но вместо этого надолго воцарилась тишина. Видимо, они оба смотрели на нее, выжидая, пока снова мелькнет какая-нибудь тень, хоть что-нибудь шевельнется. Потом Мег опять услышала голос папы – негромкий, потеплевший, куда больше похожий на привычный папин голос.

– Мы тянули жребий, и я оказался вторым. Мы знаем, что Хэнк куда-то отправился. Мы при этом присутствовали. Мы видели, как он исчез на глазах у всех нас. Вот он был – и вот его не стало. Мы должны были ждать в течение года, пока он вернется или даст о себе знать. Мы ждали год. И не дождались ничего.

Кальвин, срывающимся голосом:

– Вот это да! Представляю, каково вам было!

Папа:

– Да. Обнаружить, что материя и энергия на самом деле одно и то же, что размеры – иллюзия, что время – величина материальная, одновременно и жутко, и захватывающе. Мы можем знать об этом, но это куда больше, чем мы способны постичь своими крохотными мозгами. Наверное, ты сумеешь понять больше, чем я. А Чарльз Уоллес даже больше, чем ты.

– Да, наверно… Но, пожалуйста, расскажите, что же случилось после первого опыта?

Мег услышала, как папа вздохнул.

– Потом настала моя очередь. Я тессерировал. И вот я здесь. Я стал мудрее и смиреннее. Я уверен, что отсутствовал не два года. Теперь, когда вы пришли за мной, есть надежда, что, возможно, я сумею вернуться назад во времени. Если мне и есть что рассказать нашим, так это то, что мы ничего не знаем.

Кальвин:

– То есть как это, сэр?

Папа:

– Да вот так. Мы – ребятишки, играющие с динамитом. В своей безумной спешке мы взялись за это раньше, чем…

Тут Мег путем отчаянного усилия удалось издать звук. Звук получился не очень громкий, но все-таки это был звук. Мистер Мёрри остановился:

– Тихо! Слышишь?

Мег издала какой-то странный хрип. И обнаружила, что может приоткрыть веки. Веки были тяжелее камня, но она все-таки сумела их приподнять. Над ней склонились папа и Кальвин. А Чарльза Уоллеса видно не было. Где же он?

Мег лежала в чистом поле, поросшем какой-то ржавой низкорослой травой. Она медленно, с усилием моргнула.

– Мег! – сказал папа. – Мег! С тобой все в порядке?

Язык во рту ворочался тяжко, будто каменный, но она все же сумела прохрипеть:

– Не могу шевельнуться.

– А ты попробуй! – потребовал Кальвин. Он говорил так, будто был на нее очень зол. – Пальцами пошевели! На ногах! На руках!

– Не могу. Где Чарльз Уоллес?

Из-за каменного языка слова выходили невнятными. Может, папа с Кальвином ее и поняли, но ничего не ответили.

– Мы сперва тоже потеряли сознание, – говорил Кальвин. – Ничего, Мег, все будет в порядке. Ты не паникуй.

Он наклонился к ней близко-близко, и хотя его голос звучал по-прежнему сердито, глаза у него были встревоженные. Мег поняла, что очки, наверно, по-прежнему на ней, потому что она его видела очень отчетливо: и веснушки, и короткие черные ресницы, и ярко-синие глаза.

С другой стороны стоял на коленях папа. Его глаза по-прежнему были еле видны за круглыми линзами очков миссис Кто. Папа взял руку Мег и принялся растирать ее между ладоней:

– Ты мои пальцы чувствуешь?

Папин голос звучал совершенно спокойно, как будто в том, что Мег полностью парализована, не было ничего из ряда вон выходящего. От его ровного тона ей тоже сделалось спокойнее. Потом она увидела, что на лбу у папы выступили крупные капли пота, и смутно ощутила, что ветерок, овевающий ей щеки, прохладный. Поначалу его голос был замороженный, а теперь ветер такой мягкий… так холодно тут или тепло?

– Ты мои пальцы чувствуешь? – снова спросил он.

Да, теперь Мег ощутила какое-то прикосновение к запястью, но кивнуть она все равно не могла.

– Где Чарльз Уоллес?

Ее слова звучали уже чуть более внятно. Язык и губы казались холодными и онемевшими, как будто ей вкололи большую дозу новокаина у зубного. Мег внезапно осознала, что телу и конечностям холодно, что она не просто замерзла, а обледенела с головы до ног, и именно от этого папины слова были как лед, именно это ее парализовало.

– Я обледенела… – слабым голосом произнесла она.

На Камазоце не было такого холода – холода, пронизывавшего сильнее, чем ветер в самый холодный зимний день. Она избавилась от ОНО, но это непонятное оледенение было едва ли не хуже. Папа ее не спас…

Теперь она наконец смогла немного оглядеться. Все, что она видела вокруг, было пыльным и ржавым. На краю поля, где она лежала, росли деревья, и листья на них были такие же бурые, как и трава. Были там и растения, которые могли бы сойти за цветы, только тусклые и серые. Но вопреки унылым цветам и сковывавшему Мег холоду, воздух был напоен тонким весенним благоуханием, оно едва уловимо чувствовалось в ветерке, что овевал ее лицо. Мег посмотрела на папу и на Кальвина. Оба были в рубашках и явно ничуточки не мерзли. Это она, закутанная в их одежду, заледенела так сильно, что даже дрожать не могла.

– Почему мне так холодно? – спросила она. – Где Чарльз Уоллес?

Они не ответили.