Читать книгу "Багряная империя. Книга 2. Клинок из черной стали - Алекс Маршалл"

Мрачный удивился, что стража добродетели так передернуло от одного легкого прикосновения, но тут же сообразил, что задел одну из многочисленных ран, полученных непорочным во вчерашней битве. На плече у Гын Джу появилось багровое пятно, и Мрачный обругал себя за то, что оказался таким остолопом. Он совсем забыл, что этот мальчишка, так легко и непринужденно шагающий рядом с ним, еще вчера находился у самой двери Медового чертога.

– Драть твою мать! Прости, я не нарочно! – Мрачный воткнул копье в землю, чтобы подскочить к Гын Джу и поддержать, но тот так сверкнул глазами, что варвар замер на месте. – Я не хотел, клянусь именем дедушки!

Огонь во взгляде Гын Джу быстро угас, страж добродетели постарался не обращать внимания на боль, но все равно морщился при каждом движении.

– Все в порядке, все в порядке, – пробормотал он, хотя какой там, к демонам, порядок. Затем он выпрямился, посмотрел прямо в глаза Мрачному и подошел ближе. – И конечно же, это было не нарочно. Возможно, я меньше, чем другие, знаком с вами, мастер Мрачный, но все же уверен: если бы вы захотели ударить меня, то сделали бы это открыто, а не исподтишка.

Его слова причинили ничуть не меньшую боль, но это был честный удар, так что Мрачный лишь молча кивнул и протянул сжатую в кулак руку. Даже если мальчишка ведет себя заносчиво, лучше стерпеть… но когда страж добродетели чуть сдвинул маску и коснулся его кулака своим, Мрачный ощутил что-то вроде разочарования. Если бы Гын Джу не ответил на примирительный жест, было бы намного проще дурно думать о нем. А теперь варвар знает непорочного чуть лучше, чем прежде, и продолжать ухаживания за Чи Хён было бы настоящей подлостью.

Что сделал бы дедушка в такой ситуации? Жаль, что Мрачный не ведал этого, иначе бы он с полной уверенностью поступил наоборот. Поскольку здесь затрагивались интересы Чи Хён, это был бы самый безопасный выход. Не получив никакой подсказки из глубины своего сердца, где дедушка обитал, сколько Мрачный себя помнил, он улыбнулся спутнику и направился к кузнице. Возможно, это была лишь игра воображения, но ему показалось, что под маской Гын Джу мелькнула ответная улыбка.

Под ногами у них захрустел снег, затем они шагнули под навес из сосновых веток; на столбах, поддерживающих крышу, висели корзины с подковами и поврежденными частями доспехов. Кузнец, облаченный в кожаный фартук, стоял спиной к ним в дальнем конце мастерской, возле заваленного различными изделиями стола; искры летели во все стороны, когда он бил по наковальне огромным молотом. Гын Джу вежливо попытался привлечь внимание мастера, но не добился успеха, и тогда Мрачный окликнул так громко, что сам испугался. Кузнец оторвался от работы и оглянулся, его глаза казались черными, словно мгла в глубине Врат, а длинные усы больше подошли бы сому, чем чисторожденному.

Общаться с этим кузнецом оказалось намного сложнее, чем с первым, из-за языкового барьера и нежелания Мрачного посвящать Гын Джу в подробности своего дела. Но у варвара не было другого выбора, поскольку усатый толстяк, хмуро смотревший на гостей в отблесках пламени кузнечного горна, ни слова не понимал ни на непорочновском, ни на кремнеземельском. С тех пор как Мрачный очутился в Кобальтовом отряде, он стал лучше говорить по-имперски, но все же не так хорошо, чтобы обойтись без изрядной доли пантомимы. Учитывая сложность вопроса, было бы удобней довериться Гын Джу, чем самому излагать просьбу, рискуя быть неправильно понятым.

Гын Джу все удивленней таращил глаза, пока Мрачный рассказывал, что именно собирается сделать с дедушкой; в прошлый раз он оставил стража добродетели у палатки, когда беседовал с понимающей непорочновский язык женщиной-кузнецом. Видя, насколько потрясли мальчишку его объяснения, он уже решил отказаться от своей затеи, как вдруг ажурная маска колыхнулась от тяжелого вздоха. Гын Джу резко кивнул, обернулся к теряющему терпение кузнецу и затараторил по-имперски, как будто с рождения знал этот грубый язык. Когда он закончил, кузнец усмехнулся, и зубы Гын Джу под маской тоже оскалились в улыбке. Они обменялись еще несколькими гортанными фразами, затем страж добродетели подошел к Мрачному, и даже сквозь маску было видно, насколько юноша воодушевлен.

– Он слышал об этой технике – она называется «святой сталью», – начал Гын Джу, и едва ли не приятней, чем сама новость, прозвучали слетающие с его губ слова на почти чистом кремнеземельском. До этого непорочный не подавал виду, что способен хотя бы поздороваться на северо-восточном торговом, а теперь он вдруг заговорил, словно продавец специй из Рега. – Хотя сам он никогда не делал ничего похожего. Но я тоже читал об этом, так что вместе мы должны справиться.

– Правда?

Мрачный поочередно смотрел то на улыбающегося потного кузнеца, то на горящего энтузиазмом стража добродетели. Кузнец приподнял свой молот с короткой рукоятью и снова проворчал что-то по-имперски.

– Судя по качеству металла, эта вещь, попавшая ему в руки лишь вчера, незадолго до начала сражения, именно так и была изготовлена, – перевел Гын Джу. – Раньше молот принадлежал боевой монахине, она умерла в нашем лагере. Охранники принесли его в кузницу вместе с другим оружием, мастер сразу понял, какая это ценность. Ему надо было только укоротить рукоять, чем он сейчас и занимался. Кузнец считает наш приход добрым предзнаменованием; едва он приспособил цепистский трофей к своей руке, как появляемся мы с просьбой сделать оружие, которое будет обращено против той же Цепи.

– Ух! – выдохнул Мрачный, не зная, как отнестись к этому рассказу. – Значит, в том молоте, что он держит в руках, заключен предок, но не его предок? Не принесет ли это нам неудачу?

Последовала еще одна серия резких фраз, причем кузнец не переставал крутить молот в руках.

– Он уверен, что мертвые, заключенные в сталь, служат тому, кто владеет оружием, – объяснил Гын Джу.

– Что ж, хорошо. – Мрачный улыбнулся неожиданным союзникам, поверив, что задуманное можно сделать, что это известный вид магии, а не просто строка из песни дедушки. – Тогда я принесу его сюда, и мы начнем. Если нужно доплатить, чтобы работа была закончена послезавтра, я раздобуду монеты.

– Послезавтра? – повторил Гын Джу с такой интонацией, словно поправлял плохо знающего язык иноземца, сказавшего не совсем то, что собирался сказать. – Я спрошу у него, если вам угодно, но готов поставить свою чернильницу на то, что для изготовления такого ножа потребуется неделя. И это самое меньшее.

– Ммм… – протянул Мрачный, размышляя, что будет, если он даст дядюшке Трусливому больше времени, чем собирался. – Тогда скажите ему: для меня чрезвычайно важно, чтобы он управился как можно быстрее. Прошу вас.

Гын Джу с кузнецом снова заговорили по-имперски, и то немногое, что Мрачный сумел разобрать, не обещало ему ничего хорошего. «Безумно», «глупо», «невозможно» – эти слова он выучил, путешествуя по империи, и отражали они впечатление, которое дедушка производил на чужаков.

– Он говорит, что понадобится больше времени, – объявил Гын Джу, когда кузнец замолчал.

Мрачный подождал резких слов кузнеца с рыбьими усами, но их так и не последовало, были лишь сдержанные: