Читать книгу "Кот в мешке - Иоанна Хмелевская"

Естественно, мы тут же хором поинтересовались, какой же кот был в этом мешке.

– Если не ошибаюсь, старый гончарный круг! – с удовольствием проинформировала нас Алиция. – У Торкиля их два, так старый, ненужный, я сунула в мешок.

Наличие кругов в доме Торкиля и Алиции нас не удивило, они оба самозабвенно занимались керамикой.

Теперь уж мы решили и сами проверить содержимое мешка, Алицинои неуверенностью насчет этого были уже по уши сыты. Общими усилиями осторожно дотащили мешок до верхней площадки лестницы и развязали. В мешке и в самом деле оказался старый гончарный круг, средних размеров, не очень большой, но кошмарно тяжелый.

Кроме того, в мешке было много и других предметов: две пары коньков, много поношенной обуви, четыре сложенные автомобильные камеры и куски чего-то металлического. А также что-то вроде огромной рваной шторы, очень хорошо обволакивающее содержимое и скрывающее его неровности.

– Судя по колесу, это все же твои вещи, а не коты в мешке, – с сожалением констатировала я. – Теперь для нас все ясно. Можешь не думать о собственных драгоценностях, их интересуют коты в мешках. Предлагаю искомую вещь символически назвать яйцом Фаберже и все хорошенько еще раз обдумать.

* * *

Алиция думала очень серьезно, никто не осмеливался прервать ее молчание. Наконец она задала вопрос, к сожалению, общего характера:

– Как вы думаете, кто сбежал? Баба или мужик?

Ответить мы не успели, приехали Павел с Беатой, которым немедленно сообщили о происшедшем. Беата очень расстроилась, Павел не очень. За годы общения с Алицией он ко многому привык, закалился и уже спокойней воспринимал самые неординарные события. Зато сразу кинулся в сад по следам сбежавшего. Вернувшись, доложил, что злоумышленник сбежал сквозь дыру в живой изгороди. Эта дыра существовала много лет и почему-то никак не зарастала. Неизвестно по какой причине буйно разросшаяся вдоль забора колючая зелень именно в этом месте никак не хотела расти.

– Те соседские детки, которые тебе некогда эту дырку проделали, теперь уже взрослые, – обратилась я к Алиции. – Может, ты бы обратилась к ним с требованием исправить содеянное?

Алиция пожала плечами.

– Откуда мне знать, какие именно детки. У всех соседей были детки, а сливы – только у меня одной. И я радовалась, что все их любят. А в том месте, где дыра, даже крапива не желает расти. Да и не видно ее, если не знать…

– Так ведь знают!

– Должно быть, кто-то из знакомых.

– Открыла Америку! Да мы все время говорим о знакомых.

И тут Алиция в очередной раз удивила нас. Явно расстроенная наглым поведением грабителя средь бела дня, она и в случившемся сумела найти положительное зерно. Попросив нас перестать галдеть, она велела внимательно выслушать, что сейчас скажет. Мы буквально замерли. И она сказала:

– Вот, вы всё ругаете меня за балаган в моем доме и нежелание навести порядок. Согласна, есть немного беспорядка, но сами видите, как он пригодился! Кто возразит?

Что тут скажешь? Ведь если честно, именно беспорядок не дал похитителю выволочь мешок с котом наружу. Помолчали.

* * *

Я опять вспомнила о журнале.

– А с ним что? Начали читать?

– Мажена начала, – явно отмежевываясь от нового задания, заявила Алиция.

– И что?

– И хотела тебя спросить насчет яйца Фаберже, – вмешалась Мажена. – Ты сама придумала или у тебя было ясновидение?

– Почему?

– Да потому, что там речь идет в основном об утерянных исторических драгоценностях. И еще есть большая статья о тайной документации, тоже исторической, но доходящей до второй мировой.

– И она тоже исчезла?

В том-то и дело. А были в ней истинные жемчужины, например какое-то донесение Папе Римскому XVII века, письмо кардинала Александра любовнице, ну и документы уже середины прошлого века. Попадаются фамилии посланцев и получателей, а сами документы как в воду канули. Причем все эти вещи были небольшого размера, как драгоценности, так и документация, могли поместиться, скажем, в табакерке или небольшой коробочке. Их легко было потерять или забыть в поезде, а потом служащие железной дороги, подержав в бюро находок, возможно, сгребли все как попало в свои мешки и выставили на аукционе.

– И ты думаешь?..

– И я думаю, что вещи небольшие, нагрудник королевы Клементины, скажем, отпадают.

– Ну, не скажи, – возразила Алиция. – Черно-бурая лиса тоже была не из маленьких, а попала в мешок.

Очень, к слову сказать, гордилась Алиция этим выигрышем. О ней тогда даже все датские газеты писали.

– А ты на что обратила внимание при чтении? – поинтересовалась я у подруги.

– А я ни одному слову этого подметного листка не верю! – отрезала она. – Ты что, не знаешь газетчиков? Им только сенсации подавай, а правда это или из пальца высосано – неважно. Все они, журналисты, на один лад. А когда меня еще заставляют думать, что пропавшее угодило именно ко мне… Ну, знаете ли… Ерунда все это!

Павел с мужской логикой заметил:

– Разве тебе не кажется подозрительным стремление Падальского завладеть журналом и копание в твоих вещах? Ты считаешь это просто стечением обстоятельств? А вот мне не верится в такое случайное совпадение.

– Проще всего было бы распотрошить мешки, – заявила я.

– Ты так считаешь? – усмехнулась Алиция. – Пойди попробуй.

– И попробую. Для начала глазами.

Надо же кому-то наконец начать действовать!

Подумав, решила заняться комнатой Беаты, той самой, где Мажена топталась на двух кошачьих мешках, а мы с Алицией держали в руках то, что уже совсем негде было поставить. Это когда мы готовили постель для гостя. Да, помню, к постели, которую-то и разглядеть нельзя было из-за наваленного на нее хлама, Мажена пробиралась с трудом, иногда ступая прямо по тому, что оказывалось под ногами. Теперь положение мало изменилось. Между мною и теми двумя мешками, которые тогда увидела Мажена, стояла непроходимая преграда в виде ящиков с пустыми пивными бутылками, ящиков с разнообразным хламом: рулонами упаковочной бумаги, деревянными рейками разной длины, коробками и коробочками со всевозможным рабочим инструментом, необходимым в деревенском доме (молотками, щипцами, долотами, рашпилями, железными банками с разнокалиберными гвоздями), и одной, торчащей вверх, рейсшиной. Затем путь преграждал комодик, тоже заваленный кучей всякого барахла, три очередные высокие кипы каких-то бумаг, преимущественно газет, проспектов и журналов, старый чемодан, наверняка тоже неподъемный, железный стояк на трех ножках и опиравшаяся о него складная стремянка. Сверху (да, еще и сверху) все это было завалено как попало брошенными картонными коробками, собираемыми хозяйкой на всякий случай.

Короче – добраться до окна, где стоял шкаф и два мешка с котами у его подножия, не было никакой возможности. По верху я не полезу, застряну и провалюсь в эти Кордильеры, и, может быть, навечно…