Читать книгу "Я уеду жить в "Свитер" - Анна Никольская"

Но у меня получилось в тот раз, в Эрмитаже. И у Верки тоже, я это потом уже поняла.

Лучшие в мире гематологи

Мама подошла ко мне и сказала:

– Юльк, ты знаешь, Вера заболела.

И наверное, я в ту же секунду все поняла. Почувствовала, что это с тетей Светой как-то связано. В общем, мама потом усадила меня и рассказала, что так и есть. У Верки красная волчанка, системное заболевание крови, оно по наследству передается – от родителей. Я стала расспрашивать, что это значит? Верка что, умирает? Или как это проявляется, эта болезнь? Но мама сама толком ничего не знала, хотя они, оказывается, уже две недели ходили по врачам. У мамы есть друг – врач-гематолог, они со студенческих времен еще дружат. И вот он сказал, что Верке надо в больницу. Ее нужно обследовать и все такое, пока не поздно.

– Мам, Верка умрет?

– Ну что ты. Не говори так, все будет нормально. Организм же молодой, а гематологи в нашем крае одни из лучших в мире. К нам даже из Америки лечиться приезжают. Так что…

– Мам, но она же здорова. В смысле бодра, весела. Я не понимаю, честно.

И тогда мама рассказала мне про пятно, и я сразу все вспомнила. Хотя давно забыла про тот наш поход на медосмотр. Верка поворачивается ко мне спиной, и я его вижу – пятно.

«Дыши! – командует доктор. – А теперь не дыши!»

У него лицо как у синьора Помидора и над губой маленькие усики растут.

– Понимаешь, это из-за болезни, у тети Светы такое же было, только на груди. Она всю жизнь его прятала.

И Верка прячет, ведь я ни разу больше ее не видела, эту страшную отметину. Хотя сто раз Верка при мне переодевалась.

А потом мама сказала, что скоро, видимо, приедет Евгений Олегович. Заберет Веру в Петербург, но это еще не точно. Потому что лично мама думает, что Вере у нас пока будет лучше – ну из-за врачей и вообще. Что не надо ее пока никуда увозить.

– Ты как считаешь? – Мама долго на меня смотрит, как будто пытается понять, что у меня в голове происходит.

А я сама не знаю. Если бы мне неделю назад сказали, что Верка от нас уедет, я бы до потолка подпрыгнула от счастья. Несколько раз! Много-много раз! Потому что. Да просто потому, что я бы наконец стала счастливой! Все бы сразу вернулось в свою колею.

А сейчас. Я не знала, что маме ответить. Да и потом, разве от моего решения что-нибудь зависит?

– Понимаешь, от твоего решения очень много на самом деле зависит, – словно прочитав мои мысли, говорит мама. – Гораздо больше, чем ты думаешь. И это даже не Веру в первую очередь касается.

– А кого?

– Тебя.

Меня? Не знаю точно, что имеет в виду мама, но интуитивно чувствую, что она права.

– Мам, пусть Верка остается. Не надо, чтобы он прилетал. Вот вылечат ее наши гематологи, и тогда пусть приезжает.

Зеркалить интонацию

Утром в субботу, когда Верку собрали и папа повез их в больницу, позвонила Ксюша.

Я чуть со стула не упала, когда увидела ее имя на экране. Мы ведь с самого Бориного дня рождения словом не обмолвились. Я подождала, пока телефон семь раз позвонит – на удачу, – и ответила:

– Але?

– Привет, как дела?

Голос у Ксюши был какой-то непонятный. Я не могла по нему определить, зачем она позвонила: помириться или поругаться. Какой-то постиранный с отбеливателем голос.

– Все нормально, а у тебя? – таким же безликим тоном ответила я. У меня здорово получается зеркалить интонацию собеседника.

Ксюша помолчала немного, а потом сказала:

– Слушай, я не знаю, что произошло, но я хотела…

– Я была в туалете, в кабинке сидела, я все слышала про Маринку, вообще весь ваш разговор, – вдруг выпалила я, как из пулемета.

Само собой так получилось: раз! – и опрокинула на нее все это. И сразу, сразу мне на душе стало легче, просто моментально.

– В какой кабинке, я не поняла? – озадаченно спросила Ксюша.

– В «Меге». Помнишь тот раз, когда вы с Машей меня не позвали?

Ксюша молчала – соображала, видимо, о чем это я. Но потом вспомнила.

– Ты слышала про Верку?

– Угу.

– И все остальное?

Я кивнула в трубку, но Ксюша меня и без слов поняла.

– Теперь ясно. А ты не могла мне об этом раньше сообщить? Подошла бы и сказала: «Ну и свинья ты, Бесчастных». К примеру.

– Значит, не могла.

– Знаешь, я вообще-то думала, это Верка тебя против настроила. Я же вижу, она меня презирает. Обидно так. Все-таки были подруги, а выходит, она тебе дороже…

Ксюша мне долго еще рассказывала, что она чувствует и как переживает из-за того, что мы в ссоре и что я так странно себя веду. И что Маша переживает, только она думает, что нельзя людям навязываться, если они сами того не хотят. И что они обе по мне скучают, и остальные тоже. Что в «Свитере» без меня «как-то не так» и что Изюмов даже недавно сказал, что меня ему не хватает, потом заржал, конечно, но не суть.

Я слушала ее, слушала и думала про то, какие мы обе все-таки разные и одинаковые одновременно. И чувства у нас такие же, вообще у всех людей, если разобраться. И если бы мы не боялись говорить об этих чувствах, то поняли бы это гораздо быстрей. Что люди не враги друг другу вообще-то. Враги они только в головах, а на самом-то деле, если приглядеться, в природе их не существует. Враг – всего лишь слово из четырех букв, и от меня зависит, пользуюсь я им или нет.

Про все это я успела подумать, пока Ксюша болтала и хохотала на том конце телефона, у нее очень здоровский смех. А потом она сказала «Маринка», и я вернулась в реальность.

– Понимаешь, она мамина приятельница, они работают вместе. Вообще-то она тетя Марина, ей сорок с чем-то лет. Но она все молодится, просит ее Мариной называть, а мне неудобно. В общем, она в тот раз к нам в гости зашла, мы кофе пили, и она стала рассказывать, просто взахлеб, как ее молоденький мороженщик клеил, по имени Лев. Звал отправиться в путешествие по дальним странам, пока она у него пломбир покупала для своего семейства многочисленного. Ну я сразу поняла, о ком речь. Я не знаю, что ты там себе нафантазировала в туалете, но…

– Ксюш, спасибо, что рассказала. Но, правда, сейчас это уже не имеет значения.

– Да? Почему?

– Мы с Левой расстались.

– Ну ты даешь, подруга! Слушай, у тебя хоть один человек в радиусе пяти метров остался в живых? Я из друзей имею в виду, – со свойственным прямодушием спросила у меня Ксюша.

Я подумала, что, наверное, нет. Что нет у меня сейчас такого человека.

– Как там у Маши дела? – Я сменила тему.

– Ой, слушай, у Машки такая история приключилась. Не поверишь…