Читать книгу "Москва и жизнь - Юрий Лужков"

В то же время составленный частично из начальников, отчасти из популистов Моссовет быстро обнаружил неспособность к целеустремленной нормотворческой деятельности. Там, где надо было разбираться в сложнейших механизмах демократического устройства, депутаты применяли принципы уравниловки и логику люмпенов. Там, где речь шла о новых реалиях — скажем, предпринимательстве и свободном рынке, обнаруживали приверженность привычным стереотипам государственного монополизма.

А там, где дело касалось какой-либо отрасли хозяйства, все вообще доходило до таких анекдотов, что было уже непонятно, то ли плакать, то ли хохотать. Да, в Моссовет пришли новые люди. Но модная в те годы идея, что новое всегда лучше старого, быстро теряла свое очарование. Молодой депутатский корпус можно было условно классифицировать по трем категориям. Одни пришли на деструктивной волне. Они выступали просто против того, как работала старая власть. Начав править сами, они продолжали разрушать существующую систему управления, не очень заботясь о том, что получается в результате. Другие, почувствовав вкус власти, начали ее эксплуатировать, как привыкли, по-чиновничьи. То есть, пользуясь трудностями переходного периода, извлекать из обстоятельств свой интерес. И лишь третьи — таких оказалось совсем немного — прониклись демократической концепцией управления. Я имею в виду идею, что городом вовсе не нужно «править», что во главе городской власти должен стоять не тот, кто решает за каждого, что хорошо и что плохо, а тот, кто намерен служить людям и согласен рассматривать свою должность как часть городского сервиса. Муниципальное управление при таком понимании превращается фактически в хозяйственную задачу. Этим и продиктовано усиление исполнительных структур.

Вот за такое понимание власти мы с Поповым и начали борьбу.

Борьба была нелегкой и жесткой. Несколько раз доходило до того, что весь состав исполкома грозил подать в отставку.

Тут-то Гавриил Харитонович и начал, как он мне однажды признался, «вынашивать идею мэра». Надо, сказал он, создать в городе такой институт власти, который выравнивал бы своим статусом и полномочиями притязания депутатского корпуса. Нигде в России в тот момент еще не было ничего подобного. Мы добились того, что по временному тогда положению мэр должен был избираться всем населением города. Если семь миллионов выберут одного, с ним так просто уже не справишься. Даже 500 депутатам.

Впрочем, почему одного? К моему удивлению, Попов предложил стать кандидатом в вице-мэры не кому-то из своих соратников по политической деятельности, а вашему покорному слуге. К тому времени мы работали вместе всего год. Выборы назначались альтернативными. Соревновались пять пар претендентов.

И вот 12 июня 1991 года, в тот самый день, когда Россия голосовала за своего президента, Москва выбирала также мэра и вице-мэра. С большим отрывом (67 %) победила пара Попов — Лужков.

Это был радикальный шаг во всей реформе столичного управления. Но, как показали дальнейшие события, он оказался правильным и в политическом смысле. Уже через пару месяцев проявился «синдром августа 1991 года». Тут-то и выяснилось, как важно иметь в столице сильную исполнительную власть. Трудно сказать, насколько сложнее было бы поддерживать порядок в Москве, если бы к тому времени не окреп авторитет мэра. Могу лишь отметить, что в тот очень ответственный для столицы момент все муниципальные службы сработали так дисциплинированно и в той системе действий, которая формировалась мэром и вице-мэром…

Судьба моя, жена моя…

В приданной мне группе кооператоров работали шесть человек, Елена Николаевна, Лена Батурина, была среди них. Поскольку прежние обязанности зампреда мне не сократили, мы начинали прием кооператоров после десяти вечера, и часто это дело затягивалось до двух-трех ночи. Работа кипела интересная, но на износ.

Конечно, по ходу дела я увидел потенциал сотрудников. Должен сказать, Лена выделялась сообразительностью, нестандартным мышлением. Но, кроме чисто служебных, никаких отношений у нас не было.

Я кооперативами перестал заниматься в середине 88 года, когда на меня навесили еще и продовольственный комплекс. Начальству, видимо, показалось, что я слишком рьяно двигаю дело вперед. Уже появилась первая тысяча кооперативов, они набирали силу. И приняли решение передать этот вопрос другому зампреду исполкома, поставив ему задачу угробить движение.

У Лены с новым начальником с ходу случился конфликт. Она попробовала предложить свою идею, в ответ услышала: «Ваше дело — молчать и подчиняться». Лена тут же уволилась, и наши контакты, и прежде-то не очень частые, стали вообще эпизодическими. В том году у меня умерла жена.

А позднее, когда я стал исполняющим обязанности председателя исполкома, решил снова начать раскрутку кооперативного направления. Пригласил сотрудничать нескольких человек из той группы. И, разумеется, Лену. Вот тогда и произошло сближение, которое закончилось нашей свадьбой.

Предсвадебный период длился полгода. Но роман нельзя назвать скоротечным, мы ведь неплохо к тому времени знали друг друга.

В первой моей семье было трое мужчин, считая сыновей, и женщина. Во второй три женщины, считая дочек.

После смерти жены три года жил один… Я больше, конечно, семейный человек. Хотя после кончины Марины начал привыкать к другой жизни. Она не была такой уж одинокой — младший сын жил со мной, мама сразу же взяла на себя все заботы по хозяйству. И вроде притерпелся я к этой роли… вдовца. Нехорошее слово. Нет, в качестве мужа я себя чувствую значительно лучше.

Я как бы живу второй раз. Хотя и первая моя семья была хорошая. Но совсем другая. Внешние условия другие. Вторую жизнь я не могу изолировать от своей нынешней работы. Прежде я тоже был быстро востребован, быстро стал руководителем, потом руководителем крупной фирмы. Мы всегда жили очень скромно, бесхитростно, но нам хватало. Жена работала, я работал, получал зарплату генерального директора, по сегодняшним меркам, впрочем, куда как скромную. У нас был свой садовый участок, шесть соток; уже будучи директором, купил горбатого «Запорожца», потом 13-ю модель «Жигулей», самую дешевую…

Но ощущения были совсем другие. Не лучше, не хуже, просто — другие. Сейчас, конечно, обеспеченность иная, мы не бедные люди. Но дело не только и не столько в этом. Жизненные запросы остались такими же простыми. И это мне нравится. Раньше я мог себе позволить простые запросы исключительно потому, что не мог позволить ничего другого. А сейчас срабатывает привычка тех лет.

Лена, став моей женой, повела себя правильно, не лезла «в кадр», хотя нередко попадала под острое перо. Она не стремится получить паблисити. И тем отличается от многих жен высокопоставленных чиновников, которые, например, вдруг начинают заниматься благотворительностью. Как только повысили мужа, тут же супруга обнаруживает в себе чувство сострадания к детям или тягу к меценатству. У Лены этого нет. Хотя она давно финансировала детский дом. Но делала это скромно, без показухи.

Мой старший сын, Михаил, сначала не принял новый брак. Он старше Лены. Но он уже был абсолютно самостоятельным человеком, жил отдельно. Отношения наши, конечно, не порвались, хотя контакты стали нечастыми. В этой истории Лена вела себя сдержанно, достойно. Но со временем все прошло, и когда бываем в Москве, все встречаемся с радостью.