Читать книгу "Заземление - Александр Мелихов"

Какие словечки у нас стали прорываться, оскорблена…

— Кое в чем нам неплохо бы и поучиться у животных…

— Так что, это и есть ваш профессиональный совет — учиться у кошек?

— Не спешите, я еще слишком мало вас знаю. Вы замужем? У вас есть мужчина?

— Сейчас объясню. Так получилось, что любовь всей моей жизни и муж не совпали. Наверно, поэтому и семейная жизнь у меня не заладилась. Мой Саша был старше меня на семь лет, он преподавал у нас философию на четвертом курсе, был очень ярок и нестандартен, рассказывал про Сартра, Хайдеггера… Хоть я и не все понимала. В Ленинград он перевелся из Москвы, у него там были неприятности из-за его вольностей. Он еще и хотел пожить отдельно от жены, хотя еще не был разведен. Между нами возникла любовь, были тайные встречи, вместе ездили на юг, были планы, мечты о совместной жизни. Но мои родители были очень правильные люди. По их поручению моя тетя, москвичка и как бы моя вторая мама, разыскала в Москве Сашину жену и поговорила с ней. Оказалось, она любит мужа, разводиться не хочет… И мама прочитала мне очень суровую проповедь: на чужом горе, и так далее. Я тоже была девушка правильная, поэтому перед распределением вышла замуж за однокурсника, он был с первого курса в меня влюблен. Считалось, всем нужно замуж, а он красивый, успешный, умница. Не хватало только одного — я его не любила. Но зато сказала ему очень правильные слова: «Гера, я пока (пока!) не люблю тебя, но я буду тебе хорошей женой». Ему бы послать меня… Впрочем, интересы у нас были общие, нам скучно не было. Друзья, походы, самиздат… У меня до сих пор хранятся стихи Волошина и Цветаевой, третьи экземпляры. Симфонические концерты каждую неделю… Но страстной любви от меня он так и не дождался. Зато в конце концов в избытке получил её от другой женщины. Брак, естественно, распался. А мне на много лет хватило редких встреч с моим Сашей. Он вернулся в Москву, как только я вышла замуж, развелся с женой и через какое-то время женился снова. Заведовал в физтехе какой-то общественной кафедрой. Во время моих поездок в Москву мы всегда встречались, но уже совершенно платонически. И в последнюю встречу он вдруг удивил меня, безо всякого повода вдруг сказал: «Я люблю тебя». Никогда до этого этих слов я от него не слышала, да и сама ни разу не говорила. И так и не сказала. Что слова? А через некоторое время он заболел раком горла — он же свою трубочку из зубов не выпускал, сколько я его ни просила… Теперь его уже нет. А мне все время снится… И ужасно не хватает. Как мы встречаемся в метро, обнимаем друг друга и так стоим некоторое время. Я до сих пор чувствую его тепло… Вот такая история.

Весь монолог она словно бы прочла по бумажке, не поднимая глаз, но в конце умело изобразила светскую улыбку, освобождая собеседника от необходимости принимать постный вид; он же, изображая доброжелательное внимание, пытался понять, на кого она так похожа?.. Нет, ни на кого из знакомых, сейчас так и не говорят, и не смотрят… И — уфф… — наконец-то вспомнил: на Веру Фигнер. Да, народоволки — они были такие. Он их изучал, когда собирался писать дипломную работу по аутоагрессивному поведению. Но заведующий кафедрой, неизменно добродушный партийный инквизитор-пьяница наложил вето, дружески пояснив: раньше бы мы тебя отчислили, а сейчас только не возьмем в аспирантуру, видишь, какое у нас новое мышление!

— Да, грустная история, — покивал он, думая о другом.

— Почему грустная, — светски возразила она, без нужды поправляя свою траурную косынку, и он заметил, что пальцы у нее не просто дрожат, а прямо прыгают, — история, напротив, оптимистичная. Скажите, как долго нежные чувства сохраняются в семье? Чаще всего на них способен только кто-то один в каждой паре. Обычно это женщина. Любит, терпит, сохраняет, надеется. И когда, наконец, вторая половина поутихнет, начнет прибаливать, нуждаться в поддержке, вот здесь и приходит время терпеливой половине. И что, это и есть любовь? Я не уверена, что с Сашей у нас было бы иначе. А так была мечта, были всегда желанные встречи. Саша и сейчас всегда со мной…

Она с вызовом глянула на него, и он понял, что надо как-то погладить ее эго.

— Вы просто святая женщина. Заметьте, для меня это не комплимент.

— Я очень грешная женщина, но…

— Но вы же интеллигентный человек, вы должны понимать, что понятие греха навязано вам религией!

— Вот и хорошо, что навязано. А то я и не знаю, во что бы я превратилась. Сейчас я грешница, но хотя бы не свинья. В общем, я все поняла. Сколько я вам должна?

Она сделалась сама любезность и взяла в руки с колен свою черную глянцевую сумочку.

— Подождите, давайте посмотрим на вещи рационально. Вы же понимаете, что с рациональной точки зрения грешных и безгрешных поступков не бывает, бывают только вредные и полезные.

— С рациональной точки зрения и людей есть полезно. Бесполезных. Во время аварий пропадает столько свежего мяса…

Да, этой Вере Фигнер пальца в рот не клади. И спина распрямилась, и глаза засверкали, и голос зазвенел.

— Я понял. Если Вы считаете, что я вам не помог, можете не платить.

— Нет, вы мне очень помогли. Вы помогли мне понять, что никого не надо слушать. Что и за счастье нужно бороться самой, и за горе тоже самой. И что правильно нас учил мой Саша: этика и эстетика стоят не на пользе, а на святынях. А вы хотите превратить людей в животных. Чтобы у нас не было ни музыки, ни стихов, ни любви. Так лучше нас пусть совсем не будет! Всего хорошего.

Она благодарила его и расплачивалась с такой любезностью, будто имела дело с лакеем, и он понял, что совершенно бесполезно говорить ей о том, что животные не совершают ни самоубийств, ни массовых убийств и что эти ужасы совершенно несуразная цена за Бетховена и Пушкина. Было ясно, что она наглухо заперта в скафандре своих идеалов и никакой правде туда не пробиться. И дверь за собой она притворила медленно-медленно, видимо, опасаясь захлопнуть слишком сильно и тем придать серьезное значение его кощунствам.

Как же клерикалы всех заплющили этими грехами и святынями! Уж ему ли не знать, какая все это лабуда, а даже и он испытывает какую-то дурацкую робость перед этим так называемым моральным превосходством. Повесить, что ли, напротив двери плакат: ВСЯКИЙ ЧЕЛОВЕК БЕЗГРЕШЕН!

Следующая клиентка была вся в китайском ширпотребе, и личико тоже было кукольно-конвейерное. Оранжевая футболка, обтягивающая жирную грудь с проступающими сосками, на ладонь не доходила до слишком узких и коротких желтых штанишек, через пояс которых перевешивалось толстое кольцо незагорелого телесного теста со сверкающей серьгой в глубоком пупке, напоминающем ноздрю закольцованного быка.

— Нет, проблема не у меня, у моего мужа. Ну, из-за него, получается, что и у меня. Он меня ревнует ко всякой ерунде.

— Вы имеете в виду сексуальную ревность?

— Это как?

— Ну, ему не нравятся ваши сексуальные контакты.

— А, ну да. А какая еще бывает? Ревность в смысле.

— В чем люди состязаются, из-за того и ревнуют. Монахи, например, ревнуют, кто ближе к богу. А ваш муж, как я понял, ревнует ко всем, кто вам нравится и даже не нравится. Я правильно понял?