Читать книгу "Маршалы Наполеона Бонапарта - Яков Нерсесов"

Кстати, порой этой «жене императора» по долгу службы приходилось присутствовать при встречах своего «мужа» с законной женой Жозефиной. Так, когда Жозефину наконец убедили прекратить посещать балы и банкеты и поехать к своему супругу в Италию, истосковавшийся по женской ласке Бонапарт начал обнимать (и тискать) ее на глазах своего начальника штаба. Бертье был приведен этим в замешательство и потом даже жаловался, что «вынужден был, улыбаясь, стоять рядом и быть свидетелем некоторых супружеских вольностей». Было бы любопытно узнать, насколько эти «вольности» граничили с распущенностью…

Бертье сопровождал Наполеона в его бесконечных поездках в специальной карете. Он был единственным, кого повелитель брал к себе в экипаж. Ехать нередко приходилось всю ночь, и сиденье Наполеона превращалось в более или менее удобную раскладную кровать. Но сиденье Бертье не было приспособлено для сна. Он вынужден был сидеть, сколько бы ни продолжалась поездка. Так он и трясся по дорогам Европы и Ближнего Востока рядом с Наполеоном 17 лет, никогда не показывая, что устал. И если его повелитель спрашивал о силе и положении любой дивизии, Бертье, обладая феноменальной памятью, отвечал, не заглядывая в официальные рапорты, хранившиеся в экипаже.

Между прочим, ежедневное общение с императором требовало от Бертье ангельского терпения и героической выдержки. Другим маршалам подобной психологической нагрузки перенести не доводилось. Был случай, когда Наполеон вызывал Бертье к себе для уточнения деталей предстоящей операции 17 раз за одну ночь. Близость к императору имела и оборотную сторону. С Бертье Бонапарт позволял себе все, что угодно. Однажды он схватил несчастного Бертье за горло и безжалостно колотил головой о каменную стену до тех пор, пока не обессилел сам. Примечательно, но никто так и не посмел к нему подойти и заступиться за окровавленного полумертвого начальника штаба.

Внешне Александр Бертье выглядел весьма невзрачно: при небольшом росте и полноватой фигуре у него была очень крупная лобастая голова с копной жестких, как проволока, волос неопределенного цвета, незапоминающиеся черты лица, очень длинные, как у орангутанга, руки и весьма короткие, тощие и кривоватые ноги. Особо поражали всех его «гадкие руки без ногтей»: Бертье имел дурную привычку постоянно грызть ногти; порой он «съедал» их до основания. Бертье ужасно страдал от этого и изо всех сил пытался компенсировать природные недостатки красивой идеально сидящей одеждой. В любое время дня и ночи его костюм был безупречен: полный маршальский мундир с ботфортами и саблей. Не зря его признавали самым элегантно одевающимся офицером армии Наполеона и законодателем военной моды. Своими великолепными, впечатляющими мундирами он всегда вызывал черную зависть у первых щеголей наполеоновской армии Мюрата, Нея и Ланна. Даже если Бертье поднимали с постели, его никто никогда не видел в одних панталонах и рубашке. Он всегда бывал тщательно одет, свежевыбрит и улыбчив. Молодые штабные офицеры-щеголи все как один подражали своему шефу-пижону, поражая окружающих безупречной выправкой, идеально сидящими и поразительно чистыми мундирами и трудно скрываемым презрением к армейским офицерам-служакам.

Абсолютно безотказный и наивный, влюбленный в Наполеона Бертье взваливал на себя гигантскую работу. В отличие от других министров императора, сменявшихся через два-три года, он выдерживал неимоверное напряжение более 15 лет. С 1796 по 1814 г. (с небольшим перерывом в 1797–1798 гг.) Бертье был начальником штаба Наполеона, принимая активное участие в разработке его стратегических планов. Он понимал Наполеона с полуслова, и быстро сказанные намеки Бонапарта вскоре превращались в детальные и полновесные распоряжения, декреты, указания и т. д.

Бертье никогда не ставил под сомнение решения Наполеона, чем отличался Ланн, и никогда не порицал его, как это мог делать Ожеро. Другими словами, что бы ни совершал Наполеон, в глазах Бертье он всегда оставался прав, даже если события говорили об обратном.

Работоспособность Бертье была под стать работоспособности его патрона: он готов был писать, работать с картами и всевозможными донесениями, рапортами всю ночь, не теряя четкости понимания деталей дела. Он с удивительной точностью наносил на карту замыслы Наполеона, настолько ясно доводил до командиров суть приказов командующего, как будто это были его собственные замыслы и распоряжения. Он знал наизусть не только все дивизии и полки французской армии, но и батальоны, роты и даже взводы и мог в любой момент дня и ночи сказать, где какая часть располагается в данный момент. Он знал значение каждого взгляда, каждого жеста Наполеона, и порой взгляд или жест императора был более красноречив и действен для Бертье, нежели десяток слов.

Кстати, в сражении при Эйлау, когда корпус Ожеро был практически уничтожен огнем русской артиллерии, а русская кавалерия прорвалась к Эйлаускому кладбищу, где находились Наполеон и его штаб, Бертье охватил страх, и он готов был поворотить лошадь. Наполеону достаточно было только взглянуть на перепуганного начальника штаба, чтобы тот забыл о своем решении и застыл, словно каменное изваяние. Вместо того чтобы обратиться в бегство, он под влиянием безмолвного, но красноречивого взгляда императора приказал батальонам гвардии выдвинуться вперед, а кавалерии Мюрата начать стремительную атаку.

Физическая выносливость Бертье казалась невероятной: он мог днями идти без отдыха, сохраняя такую же ясную голову, как и в первые часы похода.

Бертье обладал не только поразительной работоспособностью, но и почти неправдоподобной памятью, административной хваткой и талантом превращать общие указания командующего в точные параграфы приказа.

Между прочим, Наполеон при Ватерлоо, узнав, что начальник его штаба Сульт (Бертье уже не был в живых) послал к Груши всего лишь одного курьера с требованием немедленно идти на выручку, воскликнул: «Милостивый государь, Бертье направил бы сто гонцов!» И действительно, приказы, направляемые Бертье из императорской ставки командующим армиями и корпусами на отдельных театрах военных действий, не просто дублировались, но посылались в трех, четырех, а если нужно, то и в большем количестве экземпляров. Так, накануне битвы при Эйлау Бертье отправил в корпус Бернадота одно и то же распоряжение с восемью офицерами, из которых добрался только один.

Его способность руководить снабжением огромной, быстро продвигавшейся армии была так велика, что часто казалось: Бертье угадывает желания императора. Он умел создавать базы по пути следования армии, с тем чтобы ускорить ее марш. Когда наполеоновские солдаты являлись к месту назначения, получив рацион на несколько дней и дополнительные боеприпасы, они были готовы сразу же вступить в бой. Своими многими ранними успехами Наполеон был обязан именно «серому кардиналу» Бертье. В то же время несомненно и то, что, не будь Бертье рядом с великим корсиканцем, Бертье не достиг бы той известности и тех почестей, которые приобрел.

Между прочим, и у незаменимого Бертье случались проколы, если он брался не за свое дело. Так, в 1807 г. он, будучи обер-егермейстером императорского двора, организовал для Наполеона знаменитую охоту на… кроликов, которых можно было собрать в любом количестве. Как закоренелый штабист Бертье мыслил масштабно, казалось, он продумал все детали охоты. Обеспечил загонщиков, роскошный завтрак, легионы егерей, подающих знатным стрелкам заряженные пристрелянные ружья, и – самое главное – тысячи кроликов, специально доставленных для отстрела в Булонский лес. Но одну мелочь он не учел: штабист закупил вместо диких кроликов… домашних! Более того, их заранее прикормили на живописной лесной поляне, в том самом месте, где полагалось оказаться Главному Охотнику! Наконец настал час торжества организатора охоты. Император с многочисленной свитой, придворными, военными и гражданскими сановниками прибыл насладиться настоящим мужским занятием и оценить профессиональные организаторские способности маршала. И когда сам Наполеон, кстати неважный стрелок, встал на отведенное ему почетное место, случился страшный конфуз. Вслед за первым зверьком из кустов выскакивает второй «заяц», потом третий… Император доволен – добыча будет богатой. Но что это? Дичи становится все больше и больше, и вот уже десятки «зайцев» радостно скачут к повелителю французов. Они окружают его веселой толпой и всем видом выказывают свое расположение. Некоторые даже подпрыгивают, норовя ухватить его за руки! Сотни кроликов, приняв его за своего хозяина, каждый день дававшего им вкусные листочки салата, всей огромной массой бросились в ноги к обалдевшему Бонапарту! Напрасно загонщики пытались хлыстами разогнать этот живой пищащий поток мяса и направить его на другие номера, где стояли другие стрелки. Кроличья орда не желала покидать своего «любимого хозяина»… Наполеона. Последнему ничего не оставалось, как в ярости швырнуть ружье в Бертье, вернуться в карету и приказать гнать в Париж, давя колесами тучи глупых кроликов. Желание доставить своему господину охотничье удовольствие обернулось для Бертье позором. Этот комический случай остался вечной раной в душе у Бертье: Наполеон не отказывал себе в удовольствии попенять ему той легендарно-бездарно организованной охотой.