Читать книгу "Черчилль. Династия на вершине мира - Джон Ли"

Рэндольф и Дженни отбыли в Нью-Йорк 27 июня 1894 года. Доктор Томас Кит[221], чьи врачебные услуги стоили очень дорого, сопровождал их в поездке, чтобы наблюдать за Рэндольфом. В Нью-Йорке их встретил кузен Дженни, Уильям Траверс Джером, и вскоре они оказались в центре внимания нью-йоркского общества. Газета New York Times сообщала, что Дженни на одном из огромных банкетов изобрела новую версию коктейля «Манхэттен»[222]. По преданиям семьи, в него было добавлено одно из многочисленных лекарств Рэндольфа от кашля[223]. Дженни писала Джеку 10 июля о том, что они находились в Бар-Харборе, в Мейне, и отдыхали, наслаждаясь бодрящим воздухом Новой Англии:

Это самое безлюдное место здесь на Атлантическом океане, и какие здесь великолепные высокие горы. Воздух замечательный и очень полезен для папы. Я думаю, мы пробудем здесь три недели, конечно, нам очень скучно – нет ни души, ни близких.

17 июля Джек написал матери обо всех школьных новостях, о семье и каникулах в Швейцарии. Принц Уэльский присутствовал на актовом дне в Хэрроу, навестил Джека в его комнате «и узнал ту маленькую булавку для галстука, которую он подарил мне 7 лет назад в Каус». В письмах к своей сестре, Леони Лесли, которая жила в Ирландии, Дженни была более откровенна насчет трудностей путешествия. Они проехали Канаду и 7 августа добрались до Альберты:

Р. чувствует себя не так хорошо, как в Бар-Харборе. Конечно, на нем сказывается поездка… Как только после отдыха и покоя ему станет немного лучше, он снова продолжит путешествие – и ничто его не остановит… Кит считает, что Р. в конечном итоге поправится, и я того же мнения – если бы только он дал себе эту возможность. Он очень добр и заботлив, когда чувствует себя хорошо – но абсолютно невозможен, когда сердит или возбужден.

В Калифорнии, куда Черчилли прибыли на третьей неделе августа, их чествовали как знаменитостей. Везде их преследовали журналисты. Именно здесь, 20 августа 1894 года, из отеля «Дельмонт» Рэндольф написал крайне интересное письмо сэру Эдуарду Гамильтону, личному секретарю Глэдстоуна, в ответ на его письмо от 20 июля. Это говорит о чрезвычайно близких отношениях между Рэндольфом и лидерами либеральной партии и насколько свободно он обсуждал с ними политику. Он даже давал рекомендации Глэдстоуну по поводу его здоровья.

Тем временем мальчики весело проводили время еще в одной поездке в Швейцарию под наблюдением г-на Литтла. Уинстон должен был вернуться в Сэндхерст в конце августа, а Джеку предстояло вернуться на занятия в Хэрроу в сентябре.

В Сэндхерсте дела у Уинстона шли хорошо, и он с уверенностью ожидал выпускных экзаменов. Пользуясь отсутствием родителей, он, конечно, не упускал любого удобного случая посетить Лондон для хорошего времяпровождения. Театры варьете пользовались большим успехом у кадетов Сэндхерста, и Уинстон проводил время в мечтах об опереточной актрисе Мабел Лав.

В сентябре, посетив Японию, Рэндольф и Дженни отправились в рискованное путешествие по Китаю, от Гонконга вверх по реке до Кантона. 11 октября Дженни писала Уинстону:

Я не представляю, как смогу продержаться целый год! Мне кажется, Япония пошла отцу на пользу – хотя он не так здоров, как я надеялась – ты не можешь себе представить, насколько я чувствую себя несчастной, довольно часто, оттого, что нахожусь так далеко от всех.

У Рэндольфа в то время случился преходящий паралич левой руки[224], но он настаивал на продолжении путешествия через Сингапур в Бирму, а затем в Индию. В конце октября в Сингапуре, несмотря на слова доктора Кита о том, что он очень болен, Рэндольф отказался прекратить путешествие и отправиться домой. Это была его идея держать в трюме корабля освинцованный гроб. Он говорил, что если умрет, то они смогут похоронить его в море[225].

До Дженни каким-то образом дошли новости о том, что граф Чарльз Кински обручен и должен жениться. 31 октября 1894 года она написала Леони письмо, которое отражает степень ее страданий и душевного смятения:

Я не виню его. Я виню только себя за то, что была такой глупой и желала l’impossible [невозможного]. В течение всех этих трудных несчастных четырех месяцев я постоянно думала о нем, и эти мысли как-то поддерживали меня. И вот тебе! Лучше мне совсем не писать об этом – какая в том польза. Одно только ясно это мысль о том, что я пожертвовала для него единственным настоящим чувством, которое я испытывала, и к которому я никогда не посмею опять обратиться – боясь обнаружить, что его уже нет… Леон и, дорогая, мне так стыдно, что в моем возрасте я не могу проявить больше силы характера, чтобы справиться с этим ударом. Я чувствую, что совершенно схожу с ума… мне так больно. Я, право, думаю, что это расплата за все мои грехи… Я знаю, он тебе не нравится, но… я любила его, я думаю, никто из женщин и наполовину не достоин его… Я думаю, это справедливо, что он должен иметь хорошую жену – молодую и без прошлого – которая подарит ему детей и сделает его счастливым… Впредь он для меня умер… Он оставил меня в самое трудное для меня время, в час нужды, и я хочу забыть о нем, хотя и желаю ему всяческой радости, удачи и счастья в его жизни[226].

В начале ноября Черчилли остановились в правительственном доме в Рангуне. Именно здесь Дженни настигла телеграмма от графа Кински, подтверждая печальные новости о том, что он действительно обручен и собирается жениться на привлекательной богатой наследнице, которой был двадцать один год, – графине Елизавете Вульф Меттерних цур Грахт, кузине красавицы императрицы Елизаветы Австрийской[227].