Читать книгу "Бог без машины. Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля - Николай В. Кононов"

До конца XVIII века государство с разной степенью свирепости преследовало старообрядцев, но постепенно ослабило хватку. Вероучительной основой беглецов в леса служили не только Библия и другие священные книги, но и тексты идеолога раскола протопопа Аввакума. Трудовая этика староверов родилась еще и из того, что людям, бежавшим на край света, приходилось этот край превращать в пригодное к жизни место. «Кийждо против труда своего и мзду приимет, — писал Аввакум одному из духовных сыновей. — Не отлагайте подвига спасителного леностию и небрежением»[31].

За века гонений представление о труде как подарке, который ты можешь преподнести Господу, только укрепилось. В 1823 году в постановлении о благочинии Рогожского собора староверы-поповцы записали: «Работайте Господеви со страхом и радуйтесь ему с трепетом»[32]. Труд стал одним из обязательных условий для избежания пустоты после смерти. Исполнение долга пред людьми и Богом, работа для ближнего — спасительны. Эту установку староверы описали в духовных стихах. Именно старообрядцы стали русскими протестантами, европейцами, а не кто-то еще.

Неудивительно, что это отразилось в культуре. У старообрядцев-предпринимателей не было диких привычек выражать богатство в роскоши и эксцентрических выходках. Зато присутствовало уважение к собственности, которое до сих пор в России редкость.

Староверы не боялись пересечения экономических и церковных вопросов и спокойно их обсуждали. Например, в 1830–1840 годах в московской общине федосеевцев на Преображенке кипела дискуссия вокруг отказа от безбрачия. (Защитники безбрачия считали, что царство Антихриста уже наступило, поэтому размножаться не стоит.) Попечитель общины сказал, что отказ может привести к отколу иногородних общин федосеевцев, которое произведет «подрыв торговли, пропадет доверие, рухнут и фабрики».

Удивительно ли, что спустя два столетия после раскола старообрядцы опережали остальную Россию по уровню образования и в промышленно-торговых делах.

Случай с Тимофеем намекал, что безбожная власть не сломила староверов, а лишь деформировала. Если они работают на совесть среди пьющего края, наверное, предприниматели из них превосходные. Я стал искать другие примеры и, наконец, в Сыктывкаре услышал о человеке по имени Вальтер Фот. Не раздумывая, взял билет до села, чье название запомнилось с того поезда, что попал в снегопад, — Усть-Цильмы.

Итак, самолет перелетел реку с песчаной стрелкой и сел в Цильме.

У аэродрома меня встречал сам Вальтер Фот. Сын поволжского немца, депортированного в войну на север, и крестьянки из деревни Черногорской. Его родители поженились в шестнадцать, что ли, лет — а дальше история запутанная. Отец собирался перевезти мать в Новосибирск, но та, всю жизнь прожившая на земле, не поехала и сыну города не захотела.

Фот ждал у забора аэропорта. Столб, на который он облокотился, кренился и дрожал. Два метра роста, широкоскулое лицо, плоская кепка и комбинезон «Пижмы». (Пижма — река и транспортная компания, которую Фот основал в соседнем Усинске.)

Встречающий уазик поехал мимо буксиров, тротуаров и остова храма. Фот кивнул: «Церковь вот строим».

Выяснилось, что он строгий поморец — старовер, не признающий священников. Его мать вышла замуж второй раз и родила еще пятерых, а старшего сына отослала к бабушке. Коллективизация с войной выкосили мужчин в деревнях, и поэтому наставницами часто тановились женщины. Традиция у поморцев была сильна — в Скитской и селе Замежном староверы сжигали себя, чтоб не достаться никонианам.

Остановились, зашли в молельный дом — заперто. Неотличимая от иных изба, только крест и высокое крыльцо. Постучали в дом наставника. Дверь распахнулась в длинный стол. Перекрестились на образа. На дальнем конце сидела жена наставника, показалось, с юга, быстрый взгляд. «Хозяйка, можно посмотрим? Человек издалека, а у нас вертолет через час». Разулыбалась. Вальтеру можно, он строит новый храм.

Две комнаты со снесенной перегородкой, отапливаемые. Слышу от хозяйки: иконы XVI века, литье современное. Строгие, без барочной пышноты. Спрашиваю — охотников за досками нет? Далеко мы, от нас не убежишь, отвечают полушепотом. Но был случай, свой завернул в тряпку и вывез рекой, продал где-то в Сыктывкаре. Причастия у вас нет? Нельзя, священников-то наших больше нет.

У Фотовой бабушки не было молельной, но был кут — святой угол с иконами, — перед которым она несколько раз в день становилась на колени с Псалтырем. Кроме этого, читала с внуком старые, тяжелые книги, молилась, чтоб того не съели звери. Сейчас школьников возят в Замежное на лошадях, а сорок лет назад Вальтер переходил болота со слегой.

Фот закончил техникум, уехал в нефтяной город Усинск и нанялся к геологам трактористом. Там вырос по службе и учредил фирму, которая возила оборудование на месторождения. На кредит от американской нефтекомпании купил первый грузовик, потом еще несколько. Чтобы в срок забрасывать грузы по тайге требовалась редкая сила воли. Вскоре компания купила железнодорожный тупик для перевалки груза на вездеходы и построила рядом склад.

Однажды, рассказывал Фот, к нему явились бандиты. Раньше «Пижму» спасало лишь то, что в Усинске не жили воры в законе — не то заметили бы быстрее.

Пацаны, канонические, златая цепь на дубе том, пришли гнуть «коммерса». Фот увидел перед собой дуло. Глухим радио ему бубнили: крыша, уважать, общак. «Не, — сказал Фот. — Не боюсь. Смерти-то нет. Стреляй».

«В меня это вбили так, что ничто не выбьет, — рассказывал потом, глядя в чашку. — Прошло какое-то время, а я стоял как в тумане, не заметил, как они вышли».

Его бизнес резко вырос в нулевые, когда цены на нефть пошли вверх. Штат достиг ста человек, выручка исчисляется десятками миллионов долларов, в Москве сидит представитель. Фот дружит со шведскими предпринимателями, намерен продавать им модное биотопливо — сбрикетированные опилки.

Еще один проект Фота — строить в Коми дороги. Когда я спросил Фота, не боится ли старовер лезть в коррупционноемкий бизнес, он помолчал, а потом сказал что-то вроде: «Ну и что, мы дела делаем честно», а потом сменил тему. «У нас в Цильме красиво, мы и гостиницу строим, чтобы туристов было где принимать. Утром полетим на карьер — тут двое с Сыктывкара приехали, инспекторы горного надзора, проверять».

Мы зашли в краеведческий музей, купили в лавке при нем сказок и словарь. Поднялись в квартиру и выпили три рюмки, закусывая рыбой чиром. Стол накрыла сестра Вальтера. Когда подняли первую, произнесла: «Спасибо, что приехали, не погордилися».

Сходились гости. Явился муж сестры, в таком же, как у Фота, комбинезоне. За ним главный инженер «Пижмы», с Усинска. Сразу набросились с вопросами — зачем к нам приехали, зачем мы вам нужны.

Рассказали, что до 1983 года от телевизоров Бог берег цилемов, а от коммунистов увильнуть не вышло. Староверы пошли навстречу власти — осознали, что на дотянет до них руки, если захочет. Им спускали план — в каждой деревне должно быть три коммуниста. Вступавших в КПСС почитали мучениками за остальных.