Читать книгу "Очень тонкая сталь - Сергей Самаров"

Внешне посмотреть, он выглядел намного мощнее меня, но я был быстрее. И я никогда не позволял себе силовых ударов ножом. Зачем, скажем, в боевой обстановке пытаться прорубить руку противнику до кости, если можно одним легким движением перерезать на той же руке сухожилия, и рука перестанет действовать? Но я пришел в чужой зал, где уже устоялась чужая школа, и было бы некрасиво с моей стороны лезть с советами к ученикам Немчинова и тем самым принижать авторитет учителя и тренера.

А когда начались спарринги, я все же не выдержал и подошел к ближайшей паре. Два молодых парня так старательно грозили друг другу одной рукой, что никак не успевали зафиксировать свои движения. А следить только за правильностью своих движений — это значит гарантированно обречь себя на поражение. Я не случайно выбрал ближайшую к себе пару. Лица парней были видны под защитными масками. И я видел, как они, что один, что другой, нанося удар или защищаясь от удара, старательно закрывают испуганные глаза.

— Парни, вы вообще-то мужчины или нет? Что вы жмуритесь, как коты, когда бьете! Вы видели когда-нибудь нормальных боксеров живьем? Даже вне ринга? Особенно вне ринга…

— Видели… — ответил коренастый крепыш.

— Чем все боксеры внешне отличаются от других людей. По лицу…

— Сломанными носами, — ответил второй, поправляя протектор[24].

— Нет. Сломанный нос, это частое, но вовсе не обязательное явление для каждого боксера. А общее у них другое. Они все обычно держат брови приподнятыми. Старательно их на лоб задирают. Откуда это пришло? Из боя. Они брови научились задирать еще в детстве, когда только учились драться. Чтобы видеть и куда сам бьешь, и куда противник бьет. Зрячий удар, зрячая атака — она всегда точнее и мощнее. Не закрывайте глаза. Тем более вам нечего бояться. Вы же в масках. Смотрите, куда и как бьете, куда и как бьет противник. Поднимите брови на самый лоб.

Немчинов подошел ближе, слушал, что я говорю. И поддержал безоговорочно.

— Слушайте, слушайте, что вам говорит один из лучших «ножевиков» России, чемпион войск специального назначения. Я за вами за всеми уследить просто не успеваю, а Алексей Ветошкин плохого не посоветует.

В другие аспекты тренировки я не стал вмешиваться. Во-первых, меня сильно смутила похвала Валентина. Я вообще всегда смущаюсь, когда меня в глаза хвалят. Во-вторых, он своей похвалой меня в какой-то мере обезоружил, и если я хотел сначала подсказать, чтобы активнее использовалась вторая рука и удары ногами, то после похвалы передумал. Мне теперь вообще было трудно говорить, что мне не нравилось в процессе тренировки. И когда, в завершение занятий, началась работа на силовых тренажерах, я вообще вышел из зала. Сказал Ивону:

— Пойду гляну, как там машина… Кажется, я забыл ее закрыть…

Хотя машину закрывать я никогда не забываю. Но мне было просто неприятно смотреть, как из потенциальных «ножевиков» делают «качков». Работа с тяжестями допускается в любом виде спорта, кроме шахмат и стрельбы. В шахматах это не рекомендуется, потому что по закрепощенным мышцам кровь бегает медленнее и хуже снабжает мозг, а у стрелков закрепощение мышц может вызвать дрожь в руках при прицеливании.

Но эта работа в любом другом виде спорта всегда должна быть отличной от простого «накачивания» мышц. Например, полуторапудовую гирю, что стоит в казарме нашей роты на первом этаже перед зеркалом, у нас в спецназе не просто поднимают, у нас этой гирей вертят. Кругообразные силовые движения, имитирующие удар, промах после удара, неизбежное легкое «проваливание», когда гиря тащит человека за собой вперед, и возвращение в боевую стойку вместе с гирей, идущей на следующий круг для удара с другой руки. И так несколько вращательных движений вокруг головы и каждого плеча. Но не меньше десяти кругов с гирей в общей сложности в одном подходе.

После чего считается полезным надеть снарядные перчатки или перчатки для смешанных единоборств и провести раунд на мешке или макиваре, нанося те же самые удары, только уже без гири. После гири руки летают, как реактивные. Здесь же жимы штанги в разных положениях и подъемы станков с блинами от той же штанги через систему повышающих нагрузку блоков могут только «забить» мышцы, лишить их эластичности и скорости. Я вообще принципиально против всякой работы с тяжестями, превышающими собственный вес человека. Причем даже тогда, когда превышение это идет в сумме нескольких подходов.

Когда я вернулся в зал, Немчинов давал упражнения на растяжку и расслабление, на скорость движений. Таким образом, он хотя бы частично смягчал тот вред, который наносили тренажеры молодым «ножевикам». Но своим внешним видом парни впечатляли. Они все как один казались крепкими и статными. И, кажется, даже нравились сами себе, считая, что теперь сочетают в своем теле и атлетизм настоящего мужчины, и умение бойца-«ножевика». То есть они стремились подражать самому Немчинову, а он, казалось, не понимал, почему в последние годы никак не может достичь в соревнованиях нужных высот. Но зато это понимал я…

* * *

Переодевался я на тренировку в тренерской комнате. И надел на себя, как оказалось, тренерский зеленый протектор, тогда как все в зале, кроме тренера, были в белых протекторах. Разминался потом вместе со всеми, выполняя упражнения, которые показывал Немчинов, и не внося ничего своего. При этом постоянно посматривал на Ивона.

Румынский молдаванин морщился, страдая от боли, но проявлял упорство и даже упертость, занятия не прекращал и даже не останавливался. Только иногда левой рукой придерживал и подправлял правую ключицу, зажатую в фиксирующую «шину», словно бы эту самую «шину», когда она сдвигалась, ставил на место. Но она же не должна сдвигаться ни при каких обстоятельствах, вспомнил я вдруг. Тем не менее такое поведение внушало уважение. Характера и упрямства Ивону было не занимать.

Валентин, как я заметил, тоже внимательно присматривался к Ионеску. И, когда разбивал бойцов на пары, поставил его в пару со мной.

— Ты, как я понял, нашу систему занятий не слишком одобряешь, — тихо сказал мне Немчинов. — Я буду с другими работать, а ты по своей системе позанимайся с Ивоном. Только не повреди ему ключицу.

— А руку можно? — шутливо спросил я, не понимая, как Немчинов понял мое неодобрение системы, которое я старался не показывать.

— Он гипсом тебе руку повредить может…

В этом Немчинов был прав, но только отчасти. Я сам наблюдал однажды тренировочный бой двух офицеров, у одного из которых на предплечье был гипс. Правда, тогда офицер проносил его две недели и уже намеревался снимать — за две недели перелом сросся. Но на тренировку он его оставил, опасаясь руку повредить.

Он машинально в учебной схватке выполнил бэкфест, нанеся удар как раз гипсом по голове учебного противника. Нокаут был стопроцентный, и даже из тех, которые называются тяжелыми. Противник получил сотрясение мозга. Но я подумал, что на второй день после перелома Ивон бить гипсом будет еще не в состоянии. Конечно, гипс защитит руку от повторного перелома, но, чтобы удар получился жестким и резким, руку в последний момент требуется предельно резко напрячь. Но боль при этом будет такая, что Ивон сам себя может этой болью отправить в нокаут.