Читать книгу "Золушки нашего Двора - Лесса Каури"

Архимагистр медленно повернулась к нему. Сила загудела в кончиках пальцев, не желая успокаиваться. Одним движением мизинца она могла превратить собеседника в кучку пепла и пару башмаков!

– Белены объелись, полковник? – прямо спросила Ники, глядя на него глазами цвета льда середины зимы. – Никогда не замечала за вами склонности к запретным зельям!

– А разве не так? – хмыкнул оборотень. – Ваши знаки весьма многословны, а запахи – многообещающи!

Гнев волшебницы заморозил ворону, пролетавшую в этот момент над башней. Та со сдавленным криком упала вниз, где, по всей видимости, разбилась.

– Птичку за что? – проследив за ней взглядом, поинтересовался Торхаш.

Развернулся лицом к собеседнице, у которой, несмотря на негодование, сладко заныло внутри – таким выверенным, гибким, животным было это простое движение.

– Прошу меня простить, архимагистр, – неуловимо меняясь, сказал он. Будто застегнул мундир на все пуговицы, скрывая от Ники бо́льшую часть себя. – Мне не стоило быть таким… правдивым! Вы застали меня в неподходящий момент! Еще раз простите!

Взяв ее руки, он поднес их к губам и задержал, грея в сладком грехе своего дыхания. Лишь одно мгновение – и Никорин погрузила бы пальцы в красно-рыжую шевелюру, и притянула бы его к себе, и прижалась бы всем телом – так силен был призыв, исходивший от этого самца… Однако полковник отступил, по-военному четко кивнул ей и покинул площадку.

А Ники осталась, страшась ругаться даже шепотом, ибо опасалась, что оборотень с его тончайшим слухом разберет в грубых словах нотки разочарования и посчитает себя победившим. Вцепившись пальцами, все еще хранящими тепло его дыхания, в парапет, она ощущала смятение. Лихай Торхаш всегда раздражал ее, потому она дразнила его, когда им случалось оказаться вместе. Но никогда она не хотела одновременно его убить – и зацеловать до смерти! Унизить и покориться! Взять – и отдать себя без остатка!

Ники Никорин, навсегда закрывшую ту дверь в сердце, что вела в глубь его и открывалась лишь ради воспоминаний, это пугало. Настоящая смерть не пугала, а вот эта… слабость?

«Ты мог погибнуть! – орал на нее в каюте капитан Зорель, и она впервые видела его потерявшим над собой контроль. – Какого Аркаеша ты творишь, сопляк?»

«Хотел уберечь „Касатку“ от неприятностей!» – честно отвечала Ники заплетающимся языком и не лгала: корабль и капитан стали для нее синонимами.

«Тебя выпорют за пьянство… – неожиданно успокоился Ясин, – чтобы и другим неповадно было! Сам выпорю!»

И так он это сказал, что у Ники, как и сейчас от едкой насмешки Лихо, стало горячо в промежности.

Капитан выволок ее на палубу, швырнул на связку канатов и действительно выпорол. Сильнее, чем требовалось, словно пытался изжить злость на неясные эмоции, испытываемые к юнге.

– Давай, приложи к заднице водоросли! – упрашивал Ники вечером в кубрике боцман. – Авось полегчает!

Та отказывалась. Кусая губы и сглатывая слезы, терпела боль, стараясь не тревожить крепкую, не порванную ударами каната ткань матросских шаровар. Бил капитан прицельно.

Выйдя из шхер, «Касатка» удалилась от берега, стремясь на чистую воду, – Зорель не испытывал желания вновь встречаться с патрульными. Пара дней прошли спокойно, не считая метаний юнги, который страдал от болей седалища и каждую ночь мечтал пробраться в каюту капитана, чтобы задать ему жару. Но однажды на рассвете…

* * *

Весь воспринял известие о переселении в общежитие университета с восторгом. Это одновременно успокоило Бруни и расстроило. Успокоило, потому что она наконец перестала волноваться за него, расстроило, так как родительский дом оставался без присмотра.

– Мне нужно съездить в трактир, – сказала она Каю, когда ненадолго вернувшийся полковник Торхаш забрал с собой рю Фринна и Веслава и, коротко попрощавшись, ушел.

– Зачем? – удивился принц. Помолчав, добавил: – Мне все время кажется, что стоит тебе покинуть дворец – и я больше тебя не увижу!

Задохнувшись от нежности, Матушка зарылась лицом в его мундир.

– Никуда я от тебя не денусь, горе мое королевское! – прошептала она, прижавшись щекой к жесткой ткани. – Никуда и никогда!

– А я вот боюсь этого, – виновато улыбнулся Аркей и подхватил ее на руки, – но если действительно нужно – отпущу! Нам предстоит несколько безумных дней свадебных празднеств, родная. Ни ты, ни я в эти дни не сможем принадлежать себе. Мне-то не привыкать, а вот тебе придется потерпеть! После мы решим все вопросы и наконец отправимся в мое поместье. Только ты и я!

– Медовый месяц? – лукаво улыбнулась Матушка. – Мне кажется, он запоздал!

– Седмица, – рассмеялся принц, – больше времени отец нам не дает. Видимо, тоже считает, что медовый месяц у нас уже был! А насчет своего трактира не волнуйся – теперь на площади прямо напротив него расположен пост охраны. Стражники дежурят круглые сутки!

Вместо ответа Бруни благодарно прижалась губами к его губам. Она обожала его за то, что он не забывал о таких мелочах!

В этот вечер они впервые легли в постель принца раздетыми и под одеялом сплелись в единую лозу. Кай долго и нежно любил Бруни, и оба уснули лишь часа за два до рассвета дня, который должен был навсегда объединить их судьбы в одну.

* * *

Фигура, укутанная в простыню, слабо заскреблась в дверь королевской опочивальни. Гвардейцы, стоящие по обеим ее сторонам, пришельца не замечали.

– Братец, ты, что ли, спишь? – замогильным голосом вопросила фигура. – А порадоваться вместе со мной?

Дверь опочивальни распахнулась. Его величество Редьярд, похоже, вообще не ложился – свидетельством тому были красные глаза, встрепанная шевелюра, всклокоченная борода и полный комплект одежды.

– Дрюня! – рявкнул король. – Ты должен быть у целителя! Какого Аркаеша ты тут делаешь?

– Я был у целителя, спасибо тебе за незабываемые часы, проведенные в объятиях славного Ожина! – кривляясь, шут склонился в раболепном поклоне. – А вообще, впусти меня уже и дай поделиться радостью!

– Какой еще радостью? – с подозрением спросил его величество, отодвигаясь и освобождая вход. – Колька опять сбежал?

– Ежели только летать научился, – хихикнул шут, перешагивая порог. – А так-то он теперь в седло пару-тройку седмиц не сядет, коли Жужин не вмешается!

Спальня его величества была вовсе не велика и не роскошна. Старинная кровать под балдахином занимала бо́льшую часть помещения, в углу стоял небольшой письменный стол с бюро, в другом горел камин, над которым висел портрет родителей Редьярда. Несколько пуфиков и кресел, стоящих так, будто их уронил великан, великолепная тигриная шкура у огня, на которой, тяжело вздыхая, спали волкодав Стремительный и один из толстолапых щенков – его многочисленных отпрысков.

Дрюня с наслаждением упал в кресло у бюро, закинул ноги на подлокотник и объявил: